принадлежащем одному из знатнейших людей Англии, и могла быть только гостьей. В отчаянии он сел на кровать, не зная, как исправить содеянное. Под бедром он почувствовал твердый предмет.
«Гинея! — подумал граф, — значит, она не взяла и ее».
Он снова поднялся и посмотрел на постель. На простыне лежала сережка. Огромная грушевидная жемчужина, подвешенная к круглой розетке из маленьких бриллиантов, тихо покачивалась в его пальцах. Это было последним аргументом. Украшение было слишком дорогим, чтобы принадлежать молодой актрисе, девушка явно принадлежала к родственникам или гостям герцога Гленорга.
— Нужно немедленно разыскать ее, — ужаснулся Михаил. — Боже, что я натворил!
Он начал быстро собираться. Кое-как умывшись и побрившись, молодой человек надел свежую рубашку, натянул мундир. Вопреки опасениям, он выглядел довольно прилично — лицо не было помятым, а одежда производила впечатление свежей. Только сапоги запылились от прогулки в саду. Михаил посмотрел по сторонам, пытаясь найти тряпку, чтобы вытереть черную блестящую кожу, но ничего подходящего на глаза не попалось. Пестрый лоскут, замеченный боковым зрением, привлек его внимание. На подоконнике змеей свернулась кашемировая индийская шаль, а рядом с ней лежали бубен и алая полумаска.
«Такая шаль стоит целое состояние, — определил граф, — кашемир тонкий, краски яркие — не менее двухсот фунтов».
Он не мог ошибиться, поскольку неделю назад, прощаясь, подарил похожую шаль своей английской актрисе, оставив в магазине на Бонд-стрит двести пятьдесят гиней. Что же теперь ему делать? Девушка бросила свои вещи в комнате одинокого мужчины, если их найдут слуги, начнутся пересуды. Следовало немедленно уничтожить все следы. Он не мог унести простыню, но нужно было как-то изменить впечатление о том, что здесь случилось. Граф стянул простыню с кровати, так, чтобы пятно оказалось на полу, и вылил на него изрядную порцию бренди, а сам бокал положил сверху. Завернув бубен и полумаску в шаль, он затолкал сверток в свой саквояж, а сережку положил во внутренний карман мундира.
«Пусть лучше считают меня свиньей, чем насильником, — решил Михаил, — англичане решат, что от русского ничего другого ждать не приходится, и, уверенные в своей правоте, быстро забудут об этом инциденте».
В последний раз оглядев комнату, молодой человек убедился, что о его ночной гостье больше ничто не напоминает, и, успокоенный, вышел. Русские офицеры, уезжающие вместе с ним, завтракали, хозяева и все слуги были заняты в столовой, поэтому в вестибюле никого не было. Быстро засунув сверток с вещами незнакомки за занавеску одного из двух высоких окон, обрамляющих входную дверь, Михаил присоединился к своим товарищам в столовой. Есть он сейчас не мог, поэтому попросил слугу налить ему чашку кофе. Он сел за стол рядом с товарищами и начал искать повод для разговора с хозяйкой. Но повод так и не нашелся. Подали экипажи. Целуя на прощание руку молодой герцогини, Михаил все-таки набрался смелости и тихо спросил по-русски:
— Ваша светлость, вы не знаете, кто та девушка, что вчера на балу была одета цыганкой?
Легкая тень мелькнула на лице хозяйки, но она так быстро взяла себя в руки, что если бы для Михаила это не было так важно, он бы не заметил этой тени. И чутье подсказало ему, что Долли знает ту, о ком он ее спросил. Однако герцогиня пожала плечами и сообщила, что поскольку в доме было более шестисот гостей, а английских аристократов она пока не знает, то и помочь графу Печерскому не может. И хотя молодой человек возразил, что, по его мнению, английский язык не был для девушки родным, герцогиня с холодной любезностью повторила, что ничем помочь ему не может.
Михаил сел в экипаж, где его уже ждали двое товарищей, лошади тронули, и за окошком поплыл величественный фасад английского сельского дворца.
«Боже, дай мне шанс разгадать эту загадку, — мысленно попросил граф, глядя на удаляющийся дворец, — пожалуйста, пошли мне еще встречу с этой экзотически прекрасной девушкой, которая сегодня ночью подарила мне свою невинность».
Глава 3
Утром Лиза решила сказаться больной и не вставать с постели, пока все гости не покинут имение. Сама она вместе с Дашей Морозовой по приглашению герцога должна была остаться в Гленорг-Холле еще на две недели. Но даже не боязнь встретиться со своим тайным любовником удержала ее сегодня в постели, просто девушке хотелось побыть одной, насладиться сладкими воспоминаниями, еще раз перебрать в памяти волнующие картины. Ее тело пело, каждая клеточка была полна нежной истомой, и теплые волны возбуждения накатывали на нее при воспоминаниях о ласках графа. Лиза была так благодарна ему за нежность и страсть, что уже не знала, что чувствует сама к этому красавцу. Восхищение? Ответную нежность? Или что-то другое? Печерский был так обаятелен и так красив, к тому же он был добр и не отдал пока сердце другой женщине, ведь именно это она почувствовала, когда, гадая, взяла руку графа. По крайней мере, сейчас Печерский был одинок.
Воображение снова начало рисовать княжне яркие синие глаза и белозубую улыбку молодого человека, и сердце подсказало девушке, что оно уже не свободно. С сегодняшней ночи в нем безраздельно воцарился прекрасный граф.
В дверь постучали, и с подносом в руках появилась Фаина.
— Все, барышня, тетушку вашу и княгиню я предупредила, а герцогиня с мужем провожают гостей, я потом ей скажу, что вы приболели. Наверное, в саду простудились, когда фейерверк смотрели.
Горничная поставила на столик около кровати поднос с чайным сервизом и тарелкой, где лежали две теплые булочки, и подала Лизе салфетку.
— Хоть чаю попейте, вашему горлу легче станет, — предложила она и помогла княжне поудобнее сесть перед накрытым столом.
Лиза взяла чашку, а Фаина отошла к креслу, где пестрой горкой лежал маскарадный костюм хозяйки, и аккуратно собрала вещи. Из-под алой шелковой юбки выкатилась монета и заскользила по ковру. Горничная наклонилась и, подняв золотой кружок, с изумлением спросила:
— Кто же это золотую монету так испортил? Почти напополам разрубили.
— Давай ее мне, это я для ювелира взяла, кулон сделать, — быстро нашлась Лиза и протянула руку.
Фаина подошла, вложила монету в руку хозяйки и, посмотрев на нее, вдруг изменилась в лице и испуганно воскликнула:
— Ой, барышня, да ведь на вас только одна сережка! Неужто подарок герцогини потеряли?
Лиза судорожно схватилась за уши и поняла, что горничная права: в правой мочке серьги не было.
— Да нет, я ее еще вечером сняла, это вторую я от усталости снять забыла, — солгала княжна, сама себе удивляясь, насколько быстро она научилась врать, не краснея. Она отцепила сережку и быстро сунула украшение в ящик прикроватного столика.
Фаина успокоилась и ушла в гардеробную вешать костюм. Лиза отпила дымящийся крепкий чай и откусила намазанную маслом булочку. Она мгновенно почувствовала зверский аппетит.
«Неужели так всегда бывает? — подумала княжна, — у меня никогда не было такого голода по утрам».
Решив ограничиться одной булочкой и чаем, чтобы не вызвать подозрений, девушка поела и снова легла в постель. К ней зашли попрощаться тетушка и Катя, потом заглянул Алексей, а последними пришли Луиза де Гримон и Генриетта. Все желали ей скорейшего выздоровления, и настроение княжны с каждым пожеланием становилось все хуже, ведь ей было стыдно обманывать родных. Оставшись одна, она постепенно успокоилась и закрыла глаза. Сладкая истома принесла тихую радость и навеяла неосуществимые мечты. Девушке казалось, что они с графом обязательно будут снова вместе. Королевство грез распахнуло свои волшебные врата, и Лиза, уснув, перенеслась туда, где исполняются все мечты. Она снова целовалась со своим синеглазым любовником, и он дарил ей неимоверно прекрасные запретные наслаждения.
Резкий стук в дверь грубо вырвал ее из сладкого забытья. Колотили так, как будто случилось что-то
