- Раз ты задумалась, мне впору выпить одну вещь, - вздохнул Тьёрн. – Не желаю насиловать, хотя очень тебя хочу. Вещи сейчас подсушим, не простудишься. До дома могу проводить, если своего рабовладельца не боишься.
- Тьёрн, - тихо спросила я, - вы мне что-то подмешали? Потому что я не должна чувствовать того, что чувствую.
- Да, в вино, - признался он. – Всего одну гранулу. Насильно влечения это не вызвало, просто с запретами в твоей голове помогло. Ты стеснительная, привыкла к близости с единственным мужчиной… Знаю, что поступил нечестно, просто когда снова увидел тебя здесь, в Гридоре… Ты понравилась мне ещё в замке Тиадея. И я… Я радовался, когда ты приходила. Если бы виконт дал тебе вольную!
- Простите, снэр, то есть Тьёрн, я действительно не могу. Мне не то чтобы неприятно, совсем нет…. Простите, если оскорбила вас.
Маг промолчал, накинул рубашку и на несколько минут вышел. Я воспользовалась его отлучкой для того, чтобы одеться, хотя бы частично, в сухое.
Тьёрн вернулся спокойным, но опечаленным. Магией привёл в надлежащий вид платье, попросил разрешения надеть на меня чулки. Краснея, я согласилась, и вновь почувствовала прикосновения его пальцев. Они дарили тепло, на миг даже задумалась, а не попробовать ли? Но испугалась.
- Ты заходи, - сказал на прощание маг. – Просто поговорить. И не бойся: если женщина не хочет, ничего не будет.
Домой возвращалась одна, дико опаздывая к ужину. Щёки горели от воспоминаний и собственных мыслей. Я ведь чуть не переспала с другим мужчиной – авердом, который говорил такие красивые слова… Норн не умел делать комплименты, даже во время моей беременности. А тут – целое море, которое накрыло с головой, море, в котором я чуть не утонула.
И эти ощущения… Мне не хотелось его отталкивать. Никакой брезгливости, мыслей о грязи – от Тьёрна шло тепло, такое ровное, приятное. Наверное, всё дело в том средстве, которое он мне подсыпал. Когда только успел?
Порядочной женщине стоило бы рассердиться на него, заречься у него бывать, но делать этого я не собиралась.
Разумеется, моё длительное отсутствие вызвало ряд вопросов.
С хозяином я, запыхавшаяся, в заново намокшем платье столкнулась на пороге детской. Если бы не выражение лица норна, умилилась бы: он держал на руках Рагнара, теребившего шнурок на шее отца – интересно же, особенно, когда там что-то блестящее.
Ангелина, уже большая, научившаяся ходить, не сводя с хозяина маминых голубых глаз, настойчиво пыталась привлечь его внимание. Кормилица, теперь выполнявшая также роль няни (скоро у девочки должна появиться нормальная няня), безуспешно пыталась увести девочку, убедить, что отец занят.
- Уложи её, ей давно пора спать.
Кормилица кивнула и, подхватив упирающуюся и заливающуюся плачем воспитанницу, скрылась в недрах детской, предупредительно притворив за собой дверь.
Хозяин окинул меня пристальным взглядом и протянул Рагнара:
- Ты мать, может, хоть раз уложишь сына? Помнится, ты так переживала, что его отдали кормилице, а теперь, как посмотрю, не стремишься быть рядом. Где пропадала?
- Ходила по магазинам и гуляла, хозяин, - я бережно прижала к себе ребёнка, поцеловала в лобик и начала укачивать, в полголоса напевая одну из кеварийских песен.
- Одна? Лей, я тебе что говорил?
- Брать с собой хыра. Но я ведь ненадолго, хозяина, не думала, что задержусь. Да и кто посмел бы причинить мне вред, видя браслет с вашим именем?
- Не оправдывайся. Тебя не было больше двух часов. И где ты, никто не знал. Так что?
- Я пережидала дождь. Вы же видели, какой был ливень.
- Ну да, поэтому в таком виде. Дождь действительно шёл, закончился с полчаса назад. Значит, далеко ходила. Куда? Где пережидала дождь? Что купила? Я не вижу ни одного свёртка.
- Да, хозяин, я гуляла, забрела за три квартала отсюда. Пережидала дождь под навесом табачной лавки на улице Цветочников. Я ничего не купила, потому что выбирала подарок для норины Ангелины. У нас принято праздновать дни рождения маленьких детей каждый месяц, и я хотела купить какую-то игрушку. К сожалению, из-за этого проклятого дождя не успела… Вы сердитесь на меня?
Норн промолчал, задумчиво глядя куда-то поверх моей головы, потом сухо велел отнести сына в детскую и идти ужинать. Я по-прежнему ела с господами, только прикасалась к пище позже них, предварительно убедившись, что они ни в чём не нуждаются. Тихо сидела за краешком стола, довольствуясь более скромными яствами, чем супруги Тиадей.
Подарок Ангелине пришлось найти и купить – мягкого, набитого войлоком, дракона. Девочке он понравился, и она тут же побежала хвастаться родителями. Хотя, чем тут хвастаться: мой дракон блёк перед куклой, подаренной отцом на двухлетие дочурки. Ангелина закатывала жуткую истерику, когда кто-то без её разрешения прикасался к игрушке, клала куклу в кроватку и спала с ней в обнимку. За исключением тех дней, когда норина Мирабель брала дочурку на ночь к себе.
Она так трепетно и нежно обнимала мамину шею! Я это видела, потому что первой приходила пожелать госпоже доброго утра и одеть её. Пробовала одевать и маленькую норину, но куда там! Либо мама, либо кормилица.
Норина Мирабель любила Ангелину, потакала всем капризам, наряжала, как принцессу, каждый месяц заказывая ворох платьев, из которых девочка быстро вырастала.
Отношение отца к дочери тоже потеплело, но разительно отличалось от обожания супруги. Он иногда брал норину Ангелину на руки, выслушивал детский лепет, гулял по саду Трёх стихий, устраивал пышное празднование дней рождения, но ни разу на моей памяти никак ласково её не назвал, ни разу не принял
