притрагиваться к ней из-за отпечатков.
Кенникоту вспомнилось то радостное чувство, которое он испытывал в суде, добившись от свидетеля ключевого факта.
— Большое спасибо, мистер Сингх, — поблагодарил он.
Сингх все еще стоял с приоткрытым ртом.
— Но это значит лишь…
— Да, я точно знаю, что это значит. — Кенникот жестом пригласил Сингха к выходу. — И я прошу вас не обсуждать это ни с кем, кроме меня, детектива Грина и мистера Фернандеса.
— Такой широкий коридор, большая дверь, — сказал Сингх. — Я и не думал о такой вероятности.
— Не вы один, — ответил Кенникот, провожая Сингха до лифта и пожимая ему руку. — Прошу меня извинить, сэр, мне надо сделать несколько телефонных звонков.
— Конечно, офицер Кенникот.
Развернувшись, Кенникот быстро пошел прочь.
«Ты детектив по расследованию убийств, — мысленно говорил он себе. — Не бегай».
Однако, оказавшись за углом, он не выдержал и побежал. Нужно позвонить Грину.
Глава 50
Весьма непривычно в будний день утром ехать в обратном направлении — вместо центра Альберт Фернандес двигался на север, в сторону рабочей окраины, когда-то так хорошо ему знакомой. Он удивлялся, что в столь ранний час — еще не было семи — движение настолько плотное. Многочисленные заторы сливались в одну большую пробку, расползающуюся, подобно кляксе, вокруг Торонто.
«У нее словно есть мышечная память», — подумал он о машине, когда наконец, свернув с основного шоссе, лихо покатил по многочисленным безликим улочкам среди промышленного пейзажа. Он остановил автомобиль возле последнего здания.
Большая парковка оказалась забитой машинами. Через несколько минут ожидалась пересменка — отработавшие ночь должны были разъехаться, освобождая добрую половину стояночных мест. Припарковавшись с восточной стороны в самом дальнем углу, Фернандес направился к входным дверям. Он шел между рядами оставленных рабочими автомобилей: стареньких грузовичков, фургончиков, обшарпанных мини-вэнов, — на многих красовались сине-белые флажки с кленовым листом или наклейки с призывами типа «„Листья“, вперед!». К лобовым стеклам машин были пришпилены черно-белые листовки, трепыхавшиеся на ветру словно птичьи крылья.
Нагнувшись к одному из тронутых ржавчиной «понтиаков», Фернандес выдернул одну из них. Знакомый шрифт. Сколько же таких листочков он в свое время прикрепил к лобовым стеклам автомобилей или пытался всучить ухмылявшимся рабочим?
«Рабочие, объединяйтесь в нашей общей борьбе!
Пятница. Митинг в поддержку профсоюза работников городского транспорта.
Главные выступающие: Престон Даглас, вице-президент профсоюза.
190, Клинтон-стрит — 8:00.
Прохладительные напитки».
Ниже заголовка шел текст мелким шрифтом. В нескольких абзацах дотошно перечислялись предполагаемые правонарушения работодателя. Фернандес заставил себя пробежать глазами пространные описания, затем, сложив листок пополам по вертикали, сунул его в карман сорочки, откуда он теперь торчал, как флажок.
Возле входа на завод он заметил знакомый «кофейный» фургончик и, наклонив голову, подошел к очереди. Его вскоре узнали — слишком хорошо одет, чтобы смешаться с толпой.
— Эй, Малыш Альберто, это ты? — воскликнул мужчина с защитной каской и защитными очками.
Не успел Фернандес открыть рот, как другой, стоящий рядом, подхватил:
— Я видел тебя вчера вечером по телевизору. Громкое дело, а? — Его акцент был сильнее, чем у первого мужчины.
— Да не так чтобы очень, — отозвался Фернандес.
— Но ты же не дашь этому мерзавцу отвертеться, а, Альберто? — воскликнул первый. — Ты помнишь Стефани, мою дочь? Она ушла жить к типу старше ее. Они приходят по воскресеньям на обед. Час посидят — и их уже нет. Она словно его пленница. А этот Брэйс еще и богат. Судья наверняка захочет ему помочь, а?
— Богатый, бедный — не имеет значения, — ответил Фернандес.
Двое, усмехнувшись, переглянулись.
— Но ты же настроен на победу? — спросил второй.
Фернандес пожал плечами.
— Обвинение не выигрывает и не проигрывает, — пояснил он. — Моя работа заключается в том, чтобы помочь судье или присяжным принять правильное решение.
— Да-да. Я слышал, как ты говорил это по телевизору. Ты все тот же Малыш Альберто. — Первый похлопал своей здоровенной лапой Фернандеса по плечу. — Твой отец там. Что ни пятница, то очередное мероприятие… Он все со своими листовками…
— И со своей кофейной кружкой, — улыбнулся Фернандес.
Оба закивали.
— Не дай этому старику выкрутиться, Альберто, ради Стефани, — уже вслед ему сказал один из них.
Фернандес приблизился к отцу сбоку, и тот не увидел его. Он был взлохмачен, волосы по-прежнему оставались густыми, но по сравнению с прошлым разом проседь казалась гораздо заметнее.
— Митинг в пятницу… берите листовки… важное мероприятие… поддержите профсоюз работников транспорта… листовки… — скороговоркой выкрикивал отец, словно продавец поп-корна на бейсбольном матче.
Из проходящих мимо десяти человек, которых насчитал Фернандес, листовки взяли трое, и никто не удосужился даже взглянуть на них.
Наконец отец почувствовал его присутствие и развернулся, уже готовый протянуть листовку.
— Возьмите, в пятницу вечером, важное мероприятие… — Его скороговорка замедлилась, когда он увидел сына, и рука с листком невольно опустилась.
— Здравствуй, отец, — прервал неожиданную паузу Фернандес.
— Альберт! — воскликнул отец после замешательства. — Что ты здесь делаешь?
— Приехал поговорить с тобой. Столько времени прошло.
Отец посмотрел на него с подозрением.
— Что случилось? Ты разводишься, или вы ждете ребенка? Тебя уволили, и ты хочешь устроиться на старую работу?
Фернандес покачал головой:
— Я не развожусь, и ребенка мы пока не ждем.
Отец нахмурился.
— Тебя увольняют? Почему? Ты же занимаешься этим громким делом. Твоя мать месяцами следит за развитием событий по газетам. Хорошо, давай поговорим. Но сейчас — самое оптимальное время для раздачи листовок. — Отец вновь повернулся к проходящим мимо людям.
Фернандес подождал. Из дюжины прошедших лишь немногие взяли листовки.
— Пап, давай мне половину, — предложил он.
Следующие пятнадцать минут они раздавали их вместе, как в годы его юности. Когда листовки кончились, сели на скамейку. Отец вытащил из старого рюкзака видавший виды зеленый термос.
— Будешь кофе? — спросил он.
