заостренность.
В конце книги В. Обнинского помещена обширная статья доктора исторических наук С. С. Волка. Называется она «Несколько штрихов к незаконченному портрету». Название говорит само за себя: Обнинский наплел недостаточно, надо приплести еще. Портрет государя неполный помоев, которые выхлестнул Обнинский на высшее русское общество, маловато. Надо добавить. Поверженный враг не добит. Надо добить. Лежачего. И Волк выполняет это с волчьей злобой и дьявольским наслаждением садиста. Он находит книгу Обнинского «серьезным, очень редким трудом, рассматриваемым, правда, иногда как апокрифический (подложный, ненастоящий. — В. Р.), но… Очевидно, весьма и весьма необходимым в борьбе с монархистами, оставшимися после свержения монарха». Волк, кстати, тоже обращает внимание читателя на слова в предисловии Обнинского: «В нашем распоряжении достаточное количество проверенных данных, чтобы мы могли быть увлечены на путь памфлетов, вынужденных довольствоваться рассказами досужих придворных сплетников». Кро ме этой ссылки на Обнинского, «авторство которого не подтверждено или маловероятно», как пишет этот самый Волк, более убедительных доказательств всего того, что написано в книге, он привести не смог. Почему? Вероятнее всего потому, что не располагал ими. Автор статьи тужится изо всех сил, стараясь хоть как?нибудь дорисовать «незаконченный портрет», о чем он заявил в заглавии статьи, но кроме перепевания положений, приведенных в книге, ничего не может добавить. Правда, он не скупится на всяческие восхваления автора книги, подчеркивает необычность и важность его труда. Но спрашивается, как можно это делать, если он, Волк, да и многие другие по его же свидетельству, сомневаются в авторстве Обнинского? Примечательно то, что к концу своей статьи этот самый Волк забывает, что писал вначале, и уже не сомневается в авторстве В. Обнинского и всю силу своего убеждения направляет на то, чтобы вознести его: «Пожалуй, первым в русской печати Обнинский дал не парадный и не карикатурно — шаржированный портрет Николая И. Жаль, что портрет, скорее, этюд этот вынужденно остался незаконченным».
Всячески превознося Обнинского и его труд как «серьезный и очень редкий» и самого автора как новатора в изображении царя и через него образа всего русского общества, Волк вдруг замечает: «Обнинский очень мало рассказывает об императрице. Близко с ней он никогда не встречался, ибо вышел в отставку еще до ее появления в России».
Ничего себе заявление!
Это весьма важное заявление. Заявление — саморазоблачение. Значит, В. Обнинский, не видя, не зная человека, не наблюдая его, может писать о нем все, что в голову взбредет? Вплоть до определения психофизиологического уродства. Как же после этого можно угверждать, что труд Обнинского «серьезный и очень редкий»? Тем более, о самом главном в книге Обнинского Волк пишет так: «Под образ жизни, строй мысли (менталитет) царской четы автор стремится подвести (!) патологическую основу — признаки морального вырождения, вследствие чего один являлся «нравственным уродом», а другая находилась «в тяжком психозе, полученном по наследству».
«Автор стремится подвести» — вот ключевые слова, которые Волк неосмотрительно обронил в своей статье и которые полностью и целиком ставят все на свои места — весь труд злопыхателя В. Обнинского есть не что иное, как «попытка подвести». Эти слова не только дают ключ к пониманию мотивов, побудивших Обнинского и его заказчиков к сооружению этой литературной параши, но и поворачивают острие критики против самого автора и его апологета Волка. Ставят под сомнение их морально — нравственный облик и психофизическое здоровье. Все произведение и его апология с неопровержимой силой убеждают в гражданском и морально — нравственном уродстве того и другого.
Оба — и Волк, и Обнинский — настолько увлеклись очернительством царя и всего русского общества, вошли в такой раж, что не заметили, как сами себя высекли. И не только высекли, а сами же и доказали, что это так.
Специалисты всего мира утверждают, что цены на продовольствие и потребительские товары лучше всего, точнее всего определяют качество правления страной, народом. Так вот, этот самый Волк с Обнинским вкупе, не жалея сил и красок для изничтожения царя и его правления, тут же приводят неопровержимые доказательства того, что все было как раз наоборот. Вот их данные об экономическом положении России того периода:
«Между тем российское народное хозяйство подтвердило свои неисчерпаемые возможности (как будто само по себе, без воли и участия оболганных министров и патологического урода царя «с худшей репутацией в мире». — В. Р.) еще в годы экономического подъема — в канун мировой войны. В 1909–1913 годах промышленное производство возросло на 50 процентов, и Россия по его подъему вышла на пятое место в мире. Особенно примечательными были высокие темпы развития — 8,8 процента в год. Велики были успехи сельского хозяйства, ускорение которым дала столыпинская реформа. Посетившие в 1913 году Россию немецкие специалисты по аграрному вопросу определили, что через 10 лет проведение крестьянской реформы превратит Россию в сильнейшую страну Европы. Прогнозы французских экономистов, относящиеся к тому времени, в сроках более осторожны, но столь же оптими стичны они предсказывали, что Россия будет доминировать в Европе к середине XX века…
Способности русских предпринимателей подтвердились вновь в 1915 1916 годах, когда они вкупе с военно — промышленными комитетами, земскими и другими общественными организациями добились исключительных успехов в перестройке на военный лад сотен заводов и фабрик, чтобы вопреки интендантам — казнокрадам и чинушам — взяточникам снабдить фронт оружием, боеприпасами, продовольствием. Работа промышленности в это время оказалась столь эффективной, что потом еще три года белые и красные вели гражданскую войну при помощи запасов, сделанных в 1916 году».
Вот так! Сами себя разоблачили и высекли. Мало того, в то время, когда народ, правительство, царь трудились над этим экономическим чудом России, Обнинские, Волки и их заказчики собирали против них грязный криминал и готовили эту самую гражданскую войну. Так что все ваши усилия, господа злопыхатели, оборачиваются против вас же. Теперь это тем более очевидно, когда взгляды на революцию 1917 года и на всю предреволюционную бузу теперь, слава Богу, определились. А царь Император Николай Второй канонизирован и причислен к лику святых.
Таков итог действительной истории. А из вашего злопыхательства вышел пшик.
УКРОЩЕНИЕ НЕУКРОТИМОГО
В предыдущей главе речь шла о купленных добровольцах чернить царскую семью и русское общество. В этой речь пойдет о людях, которые не дали повода думать плохо о себе даже под гнетом беды.
Любопытный документ сохранился в материалах Чрезвычайной Комиссии Временного Правительства. Той самой Комиссии, которая выдавливала (но не выдавила) криминал против царя из фрейлины Анны Вырубовой, пропустив ее через ад унижений и доведя дело до позорнейшего акта — обследования специальной медицинской комиссией, которая и установила (о, ужас!),, ее девственность. С этого беспрецедентного факта, говорят1, собственно, и на чалось падение престижа и продолжается срам и позор на весь мир этого самого Временного Правительства. Новоявленных правителей России.
Примерно такое же фиаско потерпела эта самая Комиссия, а с нею и Временное Правительство от пристрастного дознания другой женщины, водившей знакомство с Распутиным, — Е. Ф. Джанумовой. Из нее тоже выдавливали криминал против царской особы, благоволившей к Распутину. Но и тут вышла осечка. Так что картина поголовного соития россиян с Гришкой Распутиным осталась без документального подтверждения, чего всеми силами добивались новыё правители России. Материал дознания с «Дневником» Е. Ф. Джанумовой так же, как и «Дневник»
А. Вырубовой, опустился в бездну архива. Но вот пришло время, и мы имеем возможность познакомиться с ним.
Из дневника Е. Ф. Джанумовой:
«15 марта 1915 года.
