Он брезгливо стряхнул с рукава мою руку, ускорил шаги и исчез. Снова послышались выстрелы, крики. Я вернулась к воротам „Электрической силы“. Сторож спал. Устроилась рядом и просидела так до утра. С рассветом отправилась домой пешком, поскольку извозчиков нигде поблизости не оказалось.
Вскоре у меня прибавилась новая нагрузка — работа в оборудованной нами подпольной типографии, нужда в которой в годы начавшейся реакции была особенно велика. В типографии работали трое: Карл, я и типографский рабочий Зенин.
В этой типографии мы проработали около трех месяцев. Она помещалась под бондарной мастерской на Губернской улице, в подвале, куда вела дверца из мастерской. Это была большая яма без окон и вентиляции, темная и сырая. Работать приходилось при свете керосиновой лампы, которая сильно коптила, поскольку недоставало кислорода. Воздух проникал лишь через щели между досками в крыше, закрывающей подвал. Чтобы шум станка заглушался шумом, который производили бондари, работать приходилось одновременно с рабочими мастерской. Раньше Карл в течение двух месяцев практиковался в типографии своего дяди, и поэтому мог работать теперь с Зениным в паре. Я же таскала бумагу, резала, раскладывала ее, доставляла печатную продукцию куда следует.
Через три месяца после начала работы типографии Карл уехал учиться в Петербург, я переключилась на иную работу, а типографию передали в другие руки. Но просуществовала она недолго. После ареста всех трех работников, как передали из тюрьмы, исчез Зенин. Никто не знал, куда он делся. Стали подозревать, что он провокатор. Только после Октябрьской революции выяснилась его связь с охранкой.
Осталось тайной, почему он не выдал также и нас. Рыжий, рябой, он казался очень несчастным. Мы помогали ему чем могли, а он смотрел на нас с каким-то восторженным почтением и все повторял: „Нет, вы совсем не такие, как все. Вы другие“, — и при этом каждый раз краснел от смущения».
В январе 1955 года бабушка получила письмо следующего содержания:
«Уважаемая тов. Фаро.
Простите за беспокойство. Я очень прошу Вас ответить на мой к Вам вопрос. В газете „Известия“ было напечатано письмо старых коммунистов „Идеи Октября торжествуют“. Среди подписей под этим письмом имеется и Ваша подпись — члена КПСС с 1903 года. Прочитав это письмо и увидев Вашу подпись, я вспомнил о далеком прошлом большевистского подполья. Примерно в 1907 году в городе Баку я знал по совместной работе в подпольной типографии Фаро и Карлушу. Теперь я в сомнении Вы ли та самая Фаро, которую я знал, или это случайное совпадение имен?
Ответьте, пожалуйста.
С искренним уважением к Вам
Поскольку бабушка никогда не выбрасывала писем, это письмо Бакинцева сохранилось, как и копия его второго письма, оригинал которого бабушка отправила в Баку историку Б. Н. Маркелову, занимавшемуся в то время историями подпольных типографий. Копии своего ответа Бакинцеву бабушка почему-то не оставила, но по характеру второго письма легко догадаться, что бабушка упомянула в нем имя Зенина, которое привело Бакинцева в сильное возбуждение, о чем можно судить по избыточному многословию и довольно неожиданному отрицанию факта знакомства с бабушкой, исходя из которого было написано первое письмо.
«Уважаемая тов. Фаро.
Я очень рад и благодарен Вам за то, что Вы не оставили мое письмо без внимания и ответили по существу на мои вопросы.
Вы пишете, что в 1907 или в 1908 году Вы, Карл и наборщик Зенин втроем работали в подпольной типографии на Губернской улице и больше в типографии никто не работал.
Да, совершенно верно, Вы правы. В тот период работы типографии так оно и было. Типография была уже на ходу. А я работал раньше, в период организации и оформления типографии. Вот почему Вы и не знали меня. Когда же Вы и Карл стали работать в типографии, Зенин говорил мне о Вас и о Вашей работе.
Чтобы в этом деле было больше ясности, я хочу изложить все более подробно и с самого начала. В 1907 году по заданию Бакинской большевистской организации наборщику Зенину было поручено устроить небольшую подпольную типографию для выпуска листовок. В то время Зенин работал наборщиком в типографии Первого типографского товарищества. Там же работал наборщиком и я. В то время я был с Зениным в близких товарищеских отношениях. Оба были большевиками. Получив задание на устройство подпольной типографии, Зенин предложил мне помочь ему в этом деле, и я охотно согласился.
Перед нами стояла задача найти подходящее помещение для типографии, сделать печатный станок, типографскую краску для шрифта и где-то добыть типографский шрифт в количестве, которого бы хватило хотя бы на одну большую листовку — примерно килограммов двадцать пять. Я взялся добыть шрифт, а Зенин — сделать все остальное. Тотчас мы приступили к делу. Почти ежедневно, уходя из типографии Первого типографского товарищества, я брал с собой в карманы небольшое количество шрифта, примерно килограмма два. Больше было нельзя — могли заметить. Вначале я носил этот шрифт на квартиру к Зенину, а когда Зенин нашел помещение для типографии, я стал носить его прямо туда.
Помещение подпольной типографии находилось в доме на Губернской улице, на углу Базарной. Это была бондарно-столярная мастерская, в ней работали два кустаря-ремесленника, грузины по национальности. В то время я знал их имена, а теперь забыл. Память стала ослабевать. Мне сейчас 68 лет, а тогда было 20. Так вот, в этой самой бондарно-столярной мастерской был отгорожен досками один угол, где находилась деревянная койка. На койке спал один из мастеров, а под койкой был вход в подвал, где и разместилась подпольная типография.
Это все, что я мог припомнить о работе подпольной типографии. Наверное, я что-то пропустил, напутал, не точно выразился. Ведь мое образование — всего три класса печального городского училища. За что прошу извинения.
В заключение хочу Вас спросить, известно ли что-нибудь в Бакинской организации о работе нашей подпольной типографии, или все это прошло бесследно, как факт, не имеющий большого значения.
В настоящее время я получаю небольшую пенсию, и товарищи советуют мне хлопотать о пенсии республиканского значения, учитывая мою работу в подполье. Но свидетелями этого дела остались, кажется, только Вы да я. Очень прошу Вас, если это особо Вас не затруднит, дать письменное подтверждение моей работы в подпольной типографии, которая была расположена на Губернской улице, а также прислать Ваши критические замечания по настоящему письму.
С искренним уважением
ГЛАВА XX
У бабушки имелись, видимо, самые серьезные основания для того, чтобы не посылать «письменного подтверждения» Бакинцеву, ибо просто так, по лености или за недосугом, она никому никогда не отказывала в помощи. Насколько мое известно, бабушка не ответила на это и на последующие письма Бакинцева, но переправила их все Б. Н. Маркелову, словно бы не чувствуя за собой права единолично владеть документальными свидетельствами, так или иначе связанными с историческими событиями, очевидцем которых она была. В доме остались только отдельные копии писем и черновики посланий Б. Н. Маркелову.
«7.8.55 г.
