— Известно, что любые тела, находящиеся в поле тяготения Земли, от самолетов до Луны, нарушают сферическую однородность этого поля, — выдавал с кафедры в притихшую публику приземистый полный мужчина с обрюзгшим лицом, мягким носом и массивным лбом, переходящим в широкую лысину; в целом он походил на Уинстона Черчилля времен Антанты. — По величине искажения, зная расстояние между телом и центом Земли, можно определить массу искажающего объекта. Таким способом, например, определяют массу Луны по образуемой ею в океане приливной волне…
Корнев слушал и не слушал (общий смысл и цель доклада ему были известны, «пучкообразное схождение» там между прочим, в продолжение затаенной борьбы), смотрел на докладчика с лирическим чувством. Перед ним была история Шара, молодость Шара, самое начало. Бор Борыч Мендельзон, вместе с которым они лихо накатали в Таращанске особое мнение, тем предсказав это явление, искажение земного тяготения Шаром… Бор Борыч, который тотчас развил эту идею в предположение о центральном теле в Шаре и выразил его вторым особым мнением… Бор Борыч Мендельзон, который затем перешел из Катаганского университета в НИИ НПВ, организовал отдел исследований места контакта Шара с землей, выдал с сотрудниками массу статей и надменно уклонялся от низменной прикладной деятельности — до тех пор, пока не разъяснятся все принципиальные недоумения. Это было предметом его стычек с Александром Ивановичем, а Пец, напротив, его поддерживал. Бор Борыч Мендельзон, которого природа наградила крепким характером и неказистой внешностью; из нее он сотворил интересный, хоть и несколько одиозный облик — под Черчилля; даже курит сигары, три в день. «Ну-ну, Бор Борыч, давай…»
— Шар тоже создает ощутимую приливную волну, гравитационную выпуклость. Поскольку, в отличие от Луны, он неподвижен, эту выпуклость мы воспринимаем статически, как «бугор» в эпицентре, — хотя, к сведению приезжих делегатов, зона контакта Шара с планетой — поле бывшего аэродрома, реальной деформации местности здесь нет. Это можно истолковать лишь так, что внутри Шара находится вещественное ядро — тело весьма значительной массы…
«Ну, конечно, как втемяшилось тогда в его лысую башку это „центральное тело“, так на том и стоит! Воистину черчиллевская консервативность, внешность обязывает…»
— Определение массы тела, — невозмутимо рокотал Мендельзон, — несколько затруднительно в силу того, становящегося уже скандальным, обстоятельства, что мы не имеем достоверных сведений о физической геометрии Шара и, в частности, не знаем расстояния до его центра. Во время подготовки этого доклада у нас в ходу была полученная Александром Ивановичем Корневым (полупоклон в его сторону; «Ага, — подумал Корнев, отвечая наклонением головы, — сейчас по нас выдаст!») и Анатолием Андреевичем Васюком-Басистовым… — докладчик нашел в третьем ряду Толюню, сделал полупоклон и ему, — вертолетная оценка радиуса Шара: несколько сотен километров. По этой величине и по картине искажений поля мы подсчитали (жест в сторону листа с графиками и формулами на доске), что масса центрального тела в Шаре составляет три-пять миллиардов тонн
— Так мы считали еще позавчера, — переждав шум. Продолжал Бор Борыч. — Но тем временем Александр Иванович
— Пучкообразное схождение линий гравитации к центру Шара не может не склонять нас к мысли, что тело внутри — плотное. Локальная масса. Не облако. Оно должно иметь размеры порядка километров… Дополнительный довод в пользу вещественного ядра — непрозрачность Шара: до сих пор центральную область не удалось ни просветить, ни различить сквозь нее внешние объекты.
— Наличию такой массы в Шаре на первый взгляд противоречит кажущаяся безынерционность его при наблюдениях извне. Еще в первых наблюдениях Александром Ивановичем Корневым (полупоклон) было замечено, как легко он смещается под воздействием атмосферных зарядов и полей проводимости…
Корнев насторожился: предстояло самое щекотливое место в докладе, интересно, как Бор Борыч здесь выпутается? Мендельзон тоже повел в его сторону глазами:
— Но нам следует помнить, что эти наблюдения и их интерпретация ущербны именно тем, что они первые — то есть относятся ко времени, когда мы не знали величины реального объема Шара. Точнее сказать, знали ее еще меньше, чем сейчас, и полагали малой. Теперь эти наблюдения можно перетолковать иначе: под воздействием электрических полей легко смещаются, ерзают самые внешние, действительно безынерционные, пустые слои Шара. Внутренние же, наиболее обширные области его это не затрагивало…
«Ну, знаете!» — Корнев даже растерялся. Он, первым проникший в Шар в Овечьем ущелье, видевший, как Шар танцевал вместе с темным ядром в грозу под тучами… более того, он, переместивший Шар оттуда к Катагани, — наконец, сверх того, он, поднимавшийся позавчера в аэростатной кабине к ядру, — сейчас чувствовал бессилие доводов типа «наблюдал», «находился», «видел» перед бульдозерной логикой Мендельзона. «А для тех, кто там не были и ничего не видел, она и вовсе неотразима… Постой, может, все-таки что-то есть, оно и мерцает? И непрозрачность эта… Но масса в десятки миллиардов тонн?… Чушь!»
— И кстати, раз уж зашла речь об электрических полях и зарядах, — завершал докладчик свои построения, — то не могу не заметить, что мы излишне увлеклись теорией Валерьяна Вениаминовича Пеца (несомненно, замечательной), особенно тем ее положением, что НПВ может порождать электрическое поле в силу факта своей неоднородности. Настолько увлеклись, что упускаем из виду обычное классическое толкование: раз в Шаре есть заряд, то должно быть и заряженное тело… Все. Прошу задавать вопросы. Он мог бы и не просить.
— Как вы объясните, что «тело» в Шаре не падает на землю?
— И как удалось тело столь огромной массы транспортировать в воздухе из предгорий сюда?
— Да еще придерживать сверху сетями, чтобы оно не улетело!
Бор Борыч поворачивался к каждому спрашивающему всем туловищем, как медведь. Поднял руку:
— Обсуждение этих вопросов может завести вас весьма далеко. Но если вы настаиваете… мы знаем немало тел, которые различным образом преодолевают тяготение: птицы, летательные аппараты, ракеты, спутники…
Тут не выдержал и Корнев:
— Борис Борисович, если вы полагаете, что там, — он указал вверх, — парит космический корабль, то так и скажите!
— И этот корабль первой посадочной площадкой выбрал город Таращанск… — подал кто-то реплику.
— Я же предупреждал, что обсуждение вопроса заведет нас далеко! — отбивался Мендельзон. — Докажите вы мне, что там ничего нет!
— Одну минуту, — поднялся Васюк-Басистов, — я сформулирую суть разногласий. Речь не о том, что там ничего нет: физическое пространство само по себе есть нечто и весьма плотное нечто. Речь о большом теле, искажающем тяготение. Раз оно искажает, то подчиняется законам тяготения, так? А раз подчиняется, то, будучи неподвижным относительно Земли, должно на нее… на нас, собственно, — упасть. А раз не падает — значит, обладает возможностью игнорировать тяготение. Неважно, как мы назовем эту компенсацию: антигравитацией, антиинерцией или еще как-то, — важно, что притяжение Земли на это ваше, Борис Борисович, гипотетическое тело воздействовать не должно. А раз так, то и гравитационного прилива вблизи Шара быть не должно. Однако, с одной стороны, оно наличествует, а с другой — ничего сверху не падает. Значит, все не так и дело не в том, — и он сел.
Толюня тоже умел водить бульдозер.
Последний вопрос задал Корнев:
— Борис Борисыч, если я правильно понял, вы считаете, что Шар здесь, а его ядро с «массивным телом» — все еще там, в Овечьем ущелье?
