Четверо мужчин и две собаки ждали их на берегу. Ана узнала дона Северо Фуэнтеса, которого видела с доном Эухенио в порту Сан-Хуана. Поля шляпы скрывали его лицо, но ей запомнилось могучее телосложение управляющего. Двое высоких, широкоплечих, голых по пояс чернокожих мужчин, в закатанных до колен штанах, зашлепали по воде навстречу шлюпке. Когда они повернулись, чтобы тащить лодку к берегу, на их плечах, спинах и икрах обличающе заблестели шрамы. Ана отвернулась.
Они почти приблизились к берегу, но тут собаки прыгнули в воду. Испуганные чернокожие, увидев, что животные плывут прямо на них, прижались к бортам и толкнули шлюпку, едва не перевернув ее, по направлению к судну. Северо Фуэнтес свистнул. Псы неохотно, рыча и оскаливая зубы, повернули назад. Второй мужчина, тот, что был пониже ростом, босоногий, с карамельного цвета кожей, вытащил их из воды за веревочные ошейники и привязал к дереву. Северо потрепал собак по голове, что-то проговорил и, отвернувшись, зашагал к границе прилива. Псы беспокойно крутились на месте, а их алчущие глаза не отпускали Северо ни на секунду, пока он знаками показывал, чтобы чернокожие вытягивали шлюпку на берег.
Рамон первым спрыгнул на зыбкий песок, за ним, гораздо осторожнее, Иносенте. Невольники уже собирались помочь Ане, но Иносенте отмахнулся:
— Мы сами.
— Давай я перенесу тебя, — Рамон протянул к Ане руки, — чтобы ты не промочила ноги.
Северо Фуэнтес внимательно наблюдал за происходящим, как человек, готовый при необходимости немедленно кинуться на помощь. Ана прекрасно осознавала, что была единственной женщиной среди всех этих мужчин, и ситуация ее смущала, но еще больше ее беспокоила выжидательная поза Северо. Ана чувствовала его оценивающий взгляд и понимала, что его вердикт будет зависеть от того, понесут ее на руках или нет.
— Не смеши людей! Я справлюсь.
Ана решительно ступила на борт шлюпки и соскочила на песок. Пара быстрых шагов — и она оказалась на берегу.
— Оле! — зааплодировал Рамон.
— Молодец! — похвалил Иносенте.
Ана не видела глаз Северо, однако знала: упади она — он непременно ее поймал бы. Она заметила легкую восхищенную улыбку, появившуюся на губах управляющего, когда она устояла на ногах.
Одной рукой придерживая юбку, которую пытался задрать ветер, а другой — шляпку, Ана изобразила шутливый реверанс.
— Потрясающе! — рассмеялся Иносенте. — Иди познакомься с нашим майордомо.
Северо Фуэнтес снял широкополую кордовскую шляпу с низкой тульей и, непривычный к подобным церемониям, чопорно поклонился. Волосы его вспыхнули на солнце золотом. Впервые она разглядела глаза управляющего: яркая зеленая радужка, длинные, женственные ресницы и выгнутые дугой брови того же оттенка, что и волосы. У него были полные губы и гладко выбритое лицо. Северо слегка уступал Рамону и Иносенте в росте, однако телосложением казался покрепче. Он, несомненно, нарядился по такому случаю, облачившись в белую накрахмаленную рубашку, голубой пояс, синие брюки, чакетилью и кордовские кожаные сапоги для верховой езды. «Он мог бы сойти за благородного господина, — подумала Ана, — если бы не руки». Они загрубели и загорели, и от этого волоски на тыльной стороне ладоней и запястьях сверкали на солнце, словно золотые нити.
Седла Рамона, Иносенте и Аны прибыли накануне вместе с багажом, только вот лошади, стоявшие на берегу, выглядели старыми и неухоженными. Великолепное новое седло Аны, свадебный подарок от Абуэло Кубильяса, украшало спину рыжей кобылы с унылой, покорной мордой и на этой старой кляче смотрелось кричащей безвкусицей, словно тиара на морщинистой дуэнье.
— К сожалению, сеньоры и сеньора, ваша плантация пока не может похвастаться лошадьми, к которым, несомненно, вы привыкли, — произнес Северо с виноватым выражением на лице.
Ана опустила вуаль, чтобы спрятать улыбку, которую вызвали усилия управляющего скрыть свой крестьянский акцент.
— Сколько нам ехать до дому? — поинтересовался Иносенте, ловко подтягивая подпругу.
— Пару часов, — ответил Северо. — Дороги заросли, мы расчистили некоторые участки, но сейчас, когда началась сафра, все работники заняты на плантации тростника.
Пока они беседовали, Пепе, надсмотрщик, велел рабам вытащить из шлюпки саквояжи и загрузить туда связку бананов, две связки овощных бананов, ящик фруктов и несколько бочонков. Моряки поплыли назад к кораблю.
Ана вскочила на лошадь, не дожидаясь помощи Рамона. Тот лишь покачал головой, видя такое проворство.
— С женщиной, которая ездит верхом, как мужчина, шутить не следует, — засмеялся он.
И снова она захотела увидеть реакцию Северо, но он как раз отвернулся, чтобы оседлать своего скакуна. Ана надеялась, однако, что он все заметил и слышал комментарии ее мужа.
Северо вел их по тропе, неразличимой до тех пор, пока они не ступили под высокий полог, образованный кронами огромных деревьев с широкими листьями. Ана обрадовалась, что у нее есть вуаль, поскольку стоило путешественникам оказаться в лесу, и насекомые, которых на берегу сдувал ветер, принялись атаковать целыми тучами. Рамон и Иносенте то и дело лупили себя по шее, щекам и открытым участкам кожи между перчатками и манжетами. А Северо, по-видимому, укусы не беспокоили: он сидел на лошади так же спокойно и уверенно, как стоял на земле.
Через какое-то время тропа расширилась, а растительность с двух сторон сменили ежевичные кусты и лианы. Ана читала, что на Пуэрто-Рико не водятся крупные хищники, которые обычно встречаются в джунглях, однако теперь, глядя на густые заросли и слыша доносившиеся оттуда хруст, визг и уханье, верила в это с трудом. Внезапно ярко-зеленый попугай с бирюзовыми крыльями перелетел через тропу, издав пронзительный крик. Лошади напугались, а собаки залились лаем. Чуть дальше Ана увидела, как на красноватом холмике свернулась огромная змея, грациозно уложив поверх колец ромбовидную голову.
Часть пути они двигались вереницей, причем Рамон и Иносенте старались, чтобы Ана ехала между ними. Собаки бежали с двух сторон от лошади Северо, вглядываясь в заросли, и лаяли, заметив невидимую людям опасность. Периодически то один, то другой пес кидался в кусты, но по свисту Северо они послушно возвращались на место. «Словно мопсы Хесусы», — пришло в голову Ане.
Пепе с рабами, Алехо и Курро, замыкали шествие. Пепе ехал на муле, а чернокожие, тащившие саквояжи и свертки, шагали босыми ногами по неровной каменистой тропе. Как только вошли в лес, троица сразу отстала. Пепе подгонял Алехо и Курро, но его голос все отдалялся и наконец совсем затих среди шуршания листьев и крика попугаев.
Только что путешественники были в лесу, и вдруг перед ними открылась равнина. Все вокруг переливалось всеми оттенками зеленого цвета — от бледного, почти желтого, до темно-оливкового. Тут и там колыхались на ветру островки серовато-лиловых метелок.
— Это гуахапа, — пояснил Северо, — цветок тростника, который показывает, что стебель пора срезать.
На горизонте с запада на восток протянулись пологие холмы — поля, перелески. Не занятую сельскохозяйственными посадками землю покрывали леса. По всей долине тут и там вздымались в небо дымовые трубы.
— Почему дым идет не из всех труб?
— На этих плантациях тростник не созрел или не хватает рабочих рук для сбора урожая, а может, хозяева перестали заниматься делом или бросили землю вместе со всем, что на ней находится.
— Просто бросили? — не поверил Иносенте.
— Некоторые так делают, — ответил Северо. — Труба без дыма во время сафры означает, что дела у хозяев идут неважно.
— С нами такого не случится, — убежденно заявил Рамон. — Наши трубы будут дымить круглосуточно.
Все засмеялись, чуть нервно, пока Северо не показал на группу построек слева от них.
— Ветряная мельница вон там перемалывает ваш тростник, и, как видите, труба дымит, — успокоил он новых хозяев.
