отвезет его в Испанскую Америку. Там он найдет много золота и серебра, ведь, по уверениям старших товарищей, для этого нужно было всего лишь хорошенько ковырнуть землю.
Северо исполнилось одиннадцать лет, он был еще ребенком и рисовал в своем воображении, что вернется в Бока-де-Гато, нарядившись в роскошные шелковые бриджи и парчовый жилет, как у модников, фланирующих по мадридским улицам, у кого он так ловко вытаскивал деньги из карманов и чьими красивыми спутницами так восхищался. Он построит дом для матери, заставит отца бросить работу в сапожной мастерской, станет кабальеро и будет разъезжать на прекрасном андалузском жеребце, в седле, отделанном серебром.
Однажды Северо услышал голос, велевший ему исповедаться, что он и сделал во время визита к тюремному кюре.
Северо произвел впечатление на падре Грегорио своими познаниями в латинском языке и в установленном порядке богослужения.
— Ты умный мальчик, — проворчал священник и ткнул своим пальцем в сторону мрачной, вонючей камеры, которую Северо делил с девятью другими осужденными. — Как же ты допустил такое безобразие, сын мой?
— Я голодал, падре.
— Тысячи людей в этом городе голодают, сын мой, однако не идут на преступление.
— Но многие идут, — ответил Северо.
Священник посмотрел на мальчика, пытаясь отыскать презрение в его голосе или жестах, но увидел лишь сожаление.
Лицо Северо смягчилось.
— Я не такой уж плохой.
— Нет, сын мой, я не верю в то, что ты плохой. — Падре Грегорио положил руку на голову мальчика, тихо прочел над ним молитву, а затем спросил на латыни: — Чувствуешь ли ты полное и глубокое раскаяние?
— Да, падре, — произнес Северо на том же языке, понимая, что на вопрос священника можно ответить только так и не иначе.
— Обещаешь ли ты следовать Десяти заповедям, а особенно тем, что нарушил во дни лишений?
— Да, падре, обещаю, — хриплым голосом произнес мальчик.
И падре Грегорио заметил сдержанность Северо и то, как он левой рукой сжал свое правое запястье, словно боялся ударить самого себя по лицу.
Мальчик взглянул на священника с таким огорчением и раскаянием, что старик почувствовал симпатию.
— Подумаю, как можно тебе помочь, — пообещал он, стиснув плечо Северо.
Падре Грегорио поручился за мальчика, когда тот отбыл всего половину наказания, и нашел ему работу посыльного и уборщика в компании «Маритима Аргосо Марин». А еще священник уговорил брата с невесткой разрешить Северо ночевать в хибаре на заднем дворе, и тот как мог платил за доброту сеньора и сеньоры Дельгадо. У мальчика были умелые руки, и очень скоро он починил дверные петли, заменил и подтянул провисшие бельевые веревки во внутреннем дворе, прибил скрипучие доски на лестнице и укрепил расшатавшиеся балясины. Чета Дельгадо нарадоваться не могла на усердие постояльца.
Их кухарка Ноэла, высокая костлявая женщина, была женой управляющего фермой Дельгадо, которая находилась в Галисии, неподалеку от Аллариса. Ноэла уезжала туда на Рождество, Страстную неделю, а затем на весь август вместе с хозяевами, а остальное время жила в доме, в комнатке за кухней. Как-то вечером она заметила, что Северо каждый день приносит подобранные на улице газеты и сидит над ними после обеда.
— Что ты читаешь? — Ее испанский был труден для окружающих, поскольку она говорила на галисийском диалекте, не сомневаясь, однако, при этом, что все ее понимают.
— Газеты рассказывают о мире, — ответил Северо.
— Тебе повезло: ты умеешь читать. А я так и не выучила буквы.
— Я могу читать вслух, если хотите.
Она убирала посуду и садилась за стол с шитьем, а Северо принимался читать. Но когда бы парень ни поднимал взгляд от газеты, ее глаза всегда были обращены к нему, а не к работе, словно она думала, что Северо сам придумывает истории ради ее развлечения. Раз в месяц кухарка диктовала письма к мужу и родителям, а Северо писал и отправлял их. Ни один из ее родственников не умел читать, поэтому корреспонденцию посылали на имя приходского священника или образованного соседа, который брал две монеты за то, чтобы прочитать письмо, и пять за то, чтобы написать ответ.
— А ты пишешь своим родителям?
Северо солгал, однако этой же ночью написал матери и сообщил, что работает и находится в безопасности, но ничего не добавил ни о причинах побега, ни о путешествии в Мадрид, ни о двух годах бродячей жизни и тюремном заключении.
Шесть дней в неделю мальчик работал в конторе «Маритима Аргосо Марин». Бегая по поручениям, он иногда получал монетку-другую в качестве чаевых, которые откладывал, поскольку все еще лелеял мечту однажды отправиться в Новый Свет и там разбогатеть. Все уличные хулиганы и оборванцы издевались над Северо за его стремление казаться лучше, чем они.
Пакито, паренек чуть постарше, возглавивший банду, когда Северо упрятали в тюрьму, после его освобождения хотел подтвердить свое лидерство. Он преследовал Северо, пока тот ходил по заданиям, и выкрикивал глумливые шуточки, подстрекаемый остальными мальчишками.
— Не трогай меня, — пригрозил ему как-то Северо. Он нес документы из «Маритима Аргосо Марин» клиенту в банк.
— «Не трогай меня», — передразнил Пакито фальцетом, взмахнув воображаемой юбкой, намекая тем самым, что Северо всего лишь слабая девчонка.
Северо ускорил шаг, но сорванцы догнали его и окружили, толкая и обзываясь. До банка оставалось десять шагов, и он намеревался доставить пакет по назначению, однако не хотел, чтобы мальчишки подумали, будто он удирает от них. Северо повернулся к Пакито:
— Я не собираюсь драться, но если ты не прекратишь подначивать меня, то пожалеешь об этом.
— Ай-яй-яй, сеньорита не любит, когда ее подначивают! Ай-яй-яй, где моя нюхательная соль! — кривлялся Пакито, притворяясь, что сейчас упадет в обморок.
Воспользовавшись моментом, Северо юркнул в банк, отдышался, передал документы и получил чаевые. Потом обдумал ситуацию. «Я знаю, как себя защитить, — решил он, — но если не наказать этого ублюдка, придется драться с каждым мальчишкой в Мадриде». Он не хотел снова очутиться в тюрьме, и ему снова требовалось завоевать уважение, чтобы мальчишки оставили его в покое. Северо был силен, но улица и тюрьма научили его: жесткость характера превосходит кулаки по силе воздействия. Отворив дверь на улицу, он, как и предполагал, увидел Пакито с компанией.
— Трусиха! — кричали они. — Трусиха!
Северо шагнул к Пакито. Сорванцы обступили его, но он знал: они ждут реакции вожака.
— Что ты сказал? — невозмутимо спросил Северо. Именно то, как он это произнес, его спокойный голос и расслабленная поза смутили Пакито. Он испугался, понял Северо. — Мне показалось, ты что-то сказал, — продолжил он и обернулся в ту сторону, где мальчишки окружили его в первый раз. — Вон там. Что ты там сказал?
Пакито выпятил грудь, лицо его покраснело, он снова расхрабрился.
— Ты хренов трус! — выдал он и в подтверждение своих слов ринулся на Северо.
Мальчишки сгрудились вокруг драчунов. Пакито прижал Северо к земле и принялся плеваться, лягаться, мутузить соперника кулаками, обзывать дураком, девчонкой и гомиком. Северо молчал. Он отражал удары как мог, а Пакито махал руками и ногами как заведенный. Собралась толпа, и Северо сообразил, что скоро прибудет полиция и прекратит потасовку. Он вскочил на ноги, поднял Пакито, ухватив того за пояс, а потом трижды врезал ему под ребра кулаком: слева, справа, слева. Когда Пакито согнулся, защищая живот, Северо двинул его локтем по затылку. Пакито рухнул на землю, его руки и ноги конвульсивно задергались. Краем глаза Северо заметил полицейского, который бежал в их сторону. Мальчишки бросились наутек, и Северо тоже смешался с толпой и поспешил прочь, потирая ушибленный
