землю. В следующую секунду девушку столкнули с платформы, и высокий толстый мужчина схватил ее за руку и потащил наверх по каменистой земле, по тропам, вдоль которых выстроились большие дома из камня.
Она жила в комнате с толстыми стенами и плакала, вспоминая жилища из гибких веток и волокнистых листьев. Девушка скучала по песням, которые пела раньше деревьям, лианам и листьям, небу и облакам, рекам и озерам, птицам, змеям и обезьянам. В доме с прочными стенами хозяйка заставляла ее мыть кастрюли, тарелки и столы, лестницы, каменные полы и сапоги хозяина. Человек в черном одеянии намочил Балекимито голову и совершил странные движения возле лба и губ девушки, а потом сказал, что теперь ее зовут Флора.
Ей не разрешали покидать дом. В окна была видна улица, другие строения или мощеный двор, и Флора не могла коснуться живой земли. Все, до чего она дотрагивалась, было твердым, включая хозяина. Он забирался на нее и, проталкиваясь внутрь, прижимался своим тяжелым телом так сильно, что девушке казалось, будто ее позвоночник, придавленный к плиточному полу, вот-вот треснет. Узнав о беременности Флоры, хозяйка избила ее метлой и столкнула с лестницы. Девушка потеряла своего второго ребенка. Впервые со смерти матери она запела, оплакивая погибшее дитя, но тихо, поскольку хозяева запрещали ей петь, даже в горе.
Хозяин продал Флору другому мужчине. Тот привез ее на ферму, и лес, окружавший ее, запел для девушки. На ферме было много рабов, и хотя ни один не принадлежал к племени мбути, но теперь Флора немного говорила на языке предыдущего хозяина. Она плохо знала своего нынешнего владельца, однако другие невольники показывали шрамы и рассказывали об отрубленных ушах, пальцах рук и ног. Один раб постарше, изъяснявшийся на том же диалекте, что и предыдущий хозяин Флоры, сообщил, что несколько невольников хотят убежать. С помощью жестов и тех немногих слов, которые они оба понимали, старшему товарищу удалось обрисовать девушке план побега. В течение первых дней они собирались прятаться в лесу, а затем идти через горы в сторону заката, в место под названием Гаити, где нет хозяев. Флора понятия не имела, в какой части света находится, и никогда не слышала про Гаити, но знала: если попадет в лес, то найдет там защиту. Девушка ужасно боялась снова подвергнуться насилию или стать калекой, поэтому согласилась присоединиться к беглецам.
И вот как-то безлунной ночью невольники-мужчины направились с господскому дому, а женщины и дети побежали к ближайшим зарослям. Языки пламени зашипели во тьме. Флора услышала колокольный звон, собачий лай и выстрелы. Собаки ринулись в лес. Они хватали девушку за лодыжки и ягодицы, однако та не останавливалась. Этот лес был другим, но она тихонько пела, не прекращая бежать. Потом взобралась на дерево и устроилась на самой высокой ветке. Девушка верила, что лес откроет ей свою тайну, если она будет достаточно терпелива, поэтому бесшумно сидела и ждала. А внизу сновали мужчины и собаки, ловили беглецов и тащили обратно во двор.
Ночь Флора провела на дереве. Утром спустилась, нашла какие-то фрукты, зашла поглубже в лес и взобралась на другое дерево. Мужчины и собаки были повсюду, но девушка умело перебиралась с ветки на ветку, а спускаясь на землю, шагала по воде ручьев и речек, чтобы не оставлять следов. Много дней шагала Флора по лесу, всегда в сторону заката, и ела подобранные по дороге плоды. Она не понимала, куда идет, но знала, что может при необходимости провести в лесу остаток жизни. Ей было одиноко, но леса она не боялась, только людей.
Однажды Флора попыталась поймать рыбу в мелкой речушке, и тут из кустов выскочили двое чернокожих, одетых, как белые, и схватили ее. Они стянули ее руки за спиной и притащили несчастную в лагерь, где уже держали троих связанных рабов, задумавших побег. Их выстроили перед обуглившимся остовом фермы. Троих зачинщиков высекли, а затем повесили на глазах у остальных. Флору стегали до тех пор, пока ее ноги и спина не превратились в кровавое месиво. Девушку вылечил тот самый невольник, который рассказывал про Гаити. Хозяин был мертв, и теперь их собирались продать поодиночке.
Флору купил дон Фелипе, и снова она оказалась на судне, хотя и не на таком грязном и сыром, как в прошлый раз. Две ночи девушка спала на ящиках с миктероперкой. Когда они высадились на берег, лес снова запел для нее. Она не знала, где была раньше и куда приехала сейчас. Новый хозяин говорил на том же языке, что и второй. Он запер Флору в кладовке, а на следующее утро отвел к жене, донье Бенинье, которая дала девушке платье, передник и тюрбан на голову. Флора стала учиться купать и одевать хозяйку, расчесывать ее мягкие золотистые волосы, натягивать ей чулки, стирать и гладить платья и корсажи, шить и чинить белье. Если Флора ошибалась, не понимала приказа, роняла или ломала вещи, донья Бенинья била ее по лицу или швыряла через всю комнату.
Чтобы избежать побоев, Флора была послушной, старалась ничего не уронить и не разбить и учила испанский. Чем дольше она жила с доном Фелипе и доньей Бениньей, тем меньше получала затрещин.
«По крайней мере, — думала девушка, — хозяин не пристает к служанкам». Он работал в городе, но жили они с женой в пяти километрах от него, на ферме. Флоре разрешали петь, но не позволяли одной уходить в лес под угрозой порки.
Она часто сопровождала хозяйку в город и на другие фермы, когда донья Бенинья навещала знакомых. Те поражались, насколько хорошо была вымуштрована Флора. Естественно, служанке они этого не говорили: белые не хвалят рабов. Иногда она слышала из-за приоткрытых дверей, как женщины обсуждают ее, или же девушка слышала сплетни белых, когда она им прислуживала.
— От похвалы они задирают нос, и вы знаете, к чему это может привести, — сказала одна из дам донье Бенинье. — Нет, моя дорогая, не говорите Флоре о ее успехах. Наоборот, ругайте ее, бейте и всячески добивайтесь, чтобы она понимала, кто хозяин, а кто раб. Стоит рабу подумать, будто он лучше других, как он начинает считать себя равным белым и требовать таких же прав. Посмотрите, что случилось с Гаити.
К тому времени Флора уже знала, «что случилось с Гаити». Следуя за заходящим солнцем, она добралась бы туда через несколько дней, которых ей и не хватило. Гаити занимало западную часть острова Эспаньола, где жил второй хозяин девушки. Вместо того чтобы спасаться бегством по морю, невольники поднялись против своих владельцев и отвоевали свободу. После того как Флору продали на Пуэрто-Рико, по другую сторону горной гряды Эспаньолы рабы тоже восстали, и теперь и Гаити, и Санто-Доминго были свободны. Белые уехали с Эспаньолы на Пуэрто-Рико вместе со своими рабами, однако многим удалось бежать. Невольники построили бамбуковые плоты и отправились навстречу заходящему солнцу и свободе. Неизвестно, добрались ли они туда или погибли. А возможно, их схватили и вернули хозяевам.
За тридцать лет работы на дона Фелипе и донью Бенинью Флора видела, как много людей прибывало на Пуэрто-Рико из Венесуэлы, Доминиканской Республики, Колумбии, Перу. Эти новые иммигранты были преданы Короне и чувствовали себя здесь в безопасности. Всякий раз, когда приходило известие об очередной войне за независимость или восстании на других островах или в каких-либо районах Пуэрто-Рико, тут же появлялось несметное количество марширующих солдат. Военные располагались прямо в центре города и устраивали учения. Плюмажи на их шляпах колыхались, сабли звенели, кони ржали. Власти организовывали отряды местной милиции: каждый свободный мужчина должен был еженедельно являться на плац, где его обучали отражать атаки тех, кто хотел превратить Пуэрто-Рико в независимое государство по примеру других стран Испанской Америки. Милиция и военные тренировались подавлять и мятежи, поскольку произносимые шепотом слова «независимость» и «аболиционизм» всегда звучали вместе.
Если раб доносил, что другие невольники готовят побег или восстание, он получал вознаграждение и свободу. Зачинщиков хватали и убивали, а остальных избивали плетьми или калечили. Новая элита и ветераны войн на Эспаньоле и в Южной Америке были полны решимости сохранить Пуэрто-Рико для испанской Короны. Печатное слово и устная речь подвергались тщательному контролю и строгой цензуре. Приверженность идее независимости Пуэрто-Рико, высказанная даже в приватном разговоре, каралась изгнанием с острова.
К моменту прибытия на остров семьи Аргосо в 1844 году в некогда обширной Испанской империи осталось всего две колонии. Все остальные получили независимость, и рабство там было отменено. Исключение составляли лишь Куба и Пуэрто-Рико.
Флора ухаживала за доньей Бениньей на протяжении ее четырех беременностей и помогла вырастить троих выживших детей. К тому времени городок Понсе, который находился на Карибском побережье Пуэрто-Рико, превратился в большой город и подобрался прямо к дому дона Фелипе. Хозяева
