довольные жизнью на воле и своими сильными телами. Однако за прошлый год, особенно после рождения Мигеля, братья как-то сникли. Лицо Иносенте прочертили глубокие морщины, губы его поджались, и выглядел он всегда изможденным. Ана знала, что братья работают больше, чем прежде. Целые дни они проводили в поле, а потом вынуждены были допоздна сидеть на ферме, составляя отчеты, которых требовали муниципальные власти, налоговые и таможенные чиновники. Ана просто кипела, когда представляла себе, как выглядят ее аккуратные бухгалтерские книга сейчас, когда ее лишили доступа к ним.
— Да, я чудесно покаталась.
Иносенте даже не попытался помочь ей спешиться. И хотя братья знали, что она умелая наездница, но прежде вели себя, как подобает галантным кавалерам. И это тоже было одной из последних перемен.
— Можешь уделить мне минутку? — спросил он.
— Давай присядем в тени.
Ана подождала, пока он не сообразит предложить ей руку, и они, обойдя пруд, устроились на пне возле мангового дерева, которое, по словам работников, проживших на плантации много лет, никогда не плодоносило. Не успели они усесться, как молодой человек вскочил и принялся шагать туда-сюда.
— Жизнь в Лос-Хемелосе многому нас научила, — сказал он, — и мы с Рамоном благодарны тебе. Если бы не ты, мы до сих пор прозябали бы в конторе в Кадисе. Меньше чем за два года ты обустроила дом и увеличила семейство Аргосо, родив сына.
Его официальный, серьезный тон смутил Ану. «Что бы он ни собирался сообщить, — подумала она, — следует настроиться на худшее».
— Теперь пора и мне обзавестись семьей. Я уезжаю в Сан-Хуан, чтобы жениться на Элене.
Услышав новость, Ана вздохнула с облегчением:
— Я очень рада за вас. — Она заинтересовалась подробностями. — Вы вернетесь сюда или планируете остаться в Сан-Хуане?
— Мы поселимся здесь, на ферме. Дом маленький, но довольно удобный. Поживем там, пока не построим жилище попросторнее. Нам лучше приехать до начала сафры.
Ана прикинула: шесть месяцев. Рамон, въехавший во двор завода, увидел их, помахал издалека и вошел внутрь.
— Когда ты отплываешь в Сан-Хуан? — уточнила она.
— Я хочу отправиться верхом. Мы ведь добирались сюда на корабле и Пуэрто-Рико почти не видели.
— Боюсь, здешние дороги сейчас в плохом состоянии.
— Я сын кавалерийского офицера и бывалый солдат, — сказал он с грустной улыбкой. — Я вырос на плохих дорогах.
— И то верно. Надеюсь, ты поедешь не один?
— Нет, конечно. Я возьму одного из наших людей, Пепе, надсмотрщика. У него семья в городке поблизости от столицы. Мы отправимся через неделю.
— Похоже, ты все продумал.
— Да, продумал, — ответил он таким тоном, словно она не одобряла его планов. — Мы с Эленой проведем несколько недель в Кагуасе. Папа, по-видимому, наслаждается своим отдыхом и уделяет ферме недостаточно внимания. Теперь я знаю, каково это — управлять плантацией, — он как будто выступал с речью перед собранием банкиров, — и могу ему помочь. И я уверен, что Элена станет мне такой же превосходной супругой, как и ты Рамону. — Иносенте казался таким отчужденным, словно уже находился за много километров от гасиенды Лос-Хемелос.
Но у Аны уже не было доверия ни к нему, ни к Рамону. Они стали скрытными и намеренно отстранили ее от торговых сделок. В последние несколько недель, по ее наблюдениям, разлад между братьями усилился. Если рядом был Северо, они, казалось, вели себя более непринужденно, и вскоре Ана поняла, что именно она вызывает раздражение близнецов. Они сердились, когда она интересовалась делами, принимая любое ее замечание в штыки. Их вспыльчивость обижала Ану. Как они смели забыть, что она их партнер? Что это она придумала поехать на Пуэрто-Рико и самим все тут создать и обустроить, чтобы можно было гордиться плодами своих трудов?
А теперь стремление Иносенте посетить ферму в Кагуасе походило на увертку. Братьев, должно быть, угнетали нескончаемые хлопоты, они соскучились по развлечениям, которыми наслаждались в Испании и Сан-Хуане. Перебрав в голове варианты развития событий, Ана остановилась на наиболее вероятном. Как только Иносенте окажется в Сан-Хуане, донья Леонора вынудит их с Эленой поселиться поближе к родителям, например на ферме в Кагуасе, в тридцати километрах от столицы. А вскоре Рамон вознамерится сделать то же самое, поскольку братья не захотят разлучаться надолго.
Перед тем как покинуть Испанию, все трое были единодушны: на то, чтобы определить, способны ли они преуспеть в качестве плантаторов, потребуется по крайней мере пять сезонов. Неужели братья готовы сдаться меньше чем через два года? Рамон, наверное, попытается убедить Ану, что Северо может в одиночку управлять Лос-Хемелосом. А может, Северо сам подтолкнул их к такому решению? Но Ана тут же отмела эту мысль: ее вдруг осенило, что она доверяет Северо больше, чем близнецам. Только он из этой троицы еще не разочаровал ее.
Северо велел Пепе сопровождать Иносенте; кроме того, с ними отправились Алехо и Курро — двое невольников, которые вытаскивали шлюпку с Аной и братьями на берег в день их прибытия восемнадцать месяцев назад. Иносенте одолжил у Северо этих двоих, чтобы они помогли на ферме в Кагуасе. Близилась дата отъезда, и Иносенте все больше времени проводил с Мигелем, напряженно вглядываясь в его черты. Ана поняла: он искал доказательства того, что мальчик похож скорее на него, чем на Рамона. Близнецы не поинтересовались мнением Аны, решив поделить ее на двоих, точно так же не спросили они и о том, кто является отцом Мигеля. Она сама не знала наверняка, но назвала бы отцом Рамона. Даже если бы Ана была уверена в обратном, она никогда не признала бы, что ее сын незаконнорожденный.
Ранним июньским утром 1846 года, когда туман еще скрывал деревья и заросли сахарного тростника, птичье пение заглушила суета на дворе. Утрамбованная красная земля была испещрена следами: копыта, когти, собачьи лапы и куриные лапки, изгибы босых ног, квадраты каблуков…
Иносенте взял на руки Мигеля, прижал губы к его лобику, сказал что-то на ушко и передал малыша Ане. Не глядя в глаза невестке, он поцеловал ее в обе щеки.
— Мы отпразднуем его крестины, когда я вернусь вместе с Эленой. Мы будем любящими крестными родителями, — пообещал он. — А однажды вы окажете нам честь и станете крестными наших детей. — Он вспыхнул, словно его смутили собственные слова.
— Конечно, — ответила Ана.
Иносенте погладил Мигеля по головке, и на этот раз она заставила деверя посмотреть ей в глаза. Ану поразил его тяжелый взгляд. Презрение? Но почему? В чем она виновата?
— Привези с собой маму и папу, — попросил Рамон. — Они могут пожить в одном из наших фермерских домиков. Бабушка с дедушкой должны увидеть своего внука. Они будут им гордиться.
— Они будут гордиться тем, что мы сумели сделать здесь за такое короткое время!
Рамон и Иносенте пристально смотрели друг на друга, продолжая неслышный разговор. Ана знала: они говорили о ней. Но что? Напряжение, возникшее между ними после рождения Мигеля, сейчас, кажется, рассеялось от одного взгляда. Правые руки братьев одновременно протянулись навстречу друг другу. Братья обнялись, дважды расцеловались, снова обнялись. Ни один из них не хотел первым отпускать другого. Догадка Аны стала теперь очевидной: в своей размолвке близнецы винили ее. «Это не я! — хотелось ей крикнуть. — Это ребенок! Вы должны были предвидеть, что такое может случиться».
Неумолимое солнце прожигало туман, порождая длинные зыбкие тени. Иносенте направился к лошади, все еще глядя на брата. Ана рванулась было к нему в ожидании знака, который развеял бы ее терзания, но Иносенте вскочил в седло, не удостоив невестку взглядом.
— Как доберешься до Сан-Хуана, сразу же напиши, — велел Рамон.
Перед тем как скрыться из виду, Иносенте обернулся, снял шляпу и помахал.
— Христос с вами! — крикнула Ана и махнула вслед, однако он никак не отреагировал.
Рамон с трудом сдерживался. Забрав у Аны Мигеля, он прижимал малыша к себе, пока брат и его
