Кошки говорят «мяу»

меня, оставив меня без боли, но с какой-то здоровенной… Пустотой…

Но с пустотой можно жить. Нужно только постепенно заполнить ее чем-то, или просто подождать, пока она заполнится сама.

И я махнула рукой проезжавшему мимо «Москвичу», и села в него, и, увидев обернувшуюся ко мне веселую симпатичную мордашку молодого паренька, улыбнулась в ответ. И когда, подвезя меня до дому, он не взял протянутой пятерки, я дала ему свой телефон. А на следующий день встретилась с ним, чтобы дать, но вместо этого неожиданно для себя самой не дала, а взяла. Да так взяла, что парень, по-моему, был даже рад, когда я не осталась у него на ночь и ушла, сказав, что моя мамочка велит мне ночевать дома.

Мамочка давно уже не могла мне ничего велеть, и если бы в парне еще оставались какие-то силенки, я бы не ушла, но… Из кувшина можно вылить только то, что было в нем — так, по-моему?

Так.

И начиная с того паренька, уже всегда было так. Я больше никогда не тратила времени впустую, никогда не пролеживала в койке дольше, чем… В общем, я больше не давала, я — брала. А если им так уж непременно нужно считать, что берут они — на здоровье. Это же очень легко. Так же легко, как выдать проверку предмета их мужской гордости на оставшуюся прочность за ласку. Это и есть ласка, если… Если там осталось хоть сколько-нибудь прочности.

Правда, с зализывателем своих ран, а вернее, пустоты, я вела себя иначе, но… Просто у него я брала кое-что другое — душевный, так сказать, комфорт. Что в каком-то смысле, может, и поважнее оргазмов, впрочем… Оргазмы легко добирались в других местах. Блядство, да? В смысле, непорядочно, дескать, обманывать?.. Но скажите на милость, разве обманывать тех, кто хочет, чтобы их обманули, есть обман? Или блядство?..

Впрочем, так или иначе, блядство в его прямом смысле вскоре сошло на нет — с торчащим животом не очень-то поблядуешь, да как-то и не очень хочется…

3

— Ага, рыжая, — сказала я. — И бесстыжая. А что, рыжие — не такие, как все?

— Конечно, — кивнул он.

— А в чем разница?

— Они — рыжее.

— И все?

— Почти. Еще у них кожа другая. Веснушки… — он потянулся за сигаретой, но я перехватила его руку и снова положила себе на ляжку, а потом сдвинула выше.

— А еще?

— Еще у них вот тут, — он сдвинул ладонь еще выше и легонько погладил мой лобок, — горячее. Ну, хватит, не рвись на комплимент. Рыжим это не к лицу.

— А у тебя много рыжих было?

— Одна. И не была, а есть.

— Правда? Нет, не то, что одна, а что я — есть?

— Правда-правда… — пробормотал он и вдруг добавил: — Давай-ка, крути развод побыстрее. У меня через пол годика интересная поездка наклевывается, надо успеть все оформить.

— Что оформить? — не поняла я.

— Брак нам оформить, жопа. Иначе как я тебя возьму?

— Вот так, значит? — помолчав, спросила я. — А одного тебя, стало быть, не пустят?

— Почему не пустят, — недоуменно вскинул он брови. — Просто я хочу… А-а, ты подумала, что я из- за этого… — он рассмеялся. — Ну, Рыжик, ты все-таки дура.

— Правда? — вдруг по-детски обрадовалась я.

— Понадобись мне жена для галочки, — усмехнулся он, — ты бы очутилась в самом хвосте длинной очереди. Но… — он щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. — Я ведь не в НИИ каком-нибудь сраном работаю, Рыжик. Контора, конечно, тоже живет по правилам, но — по своим. Так что вы, мадам, пальцем в небо попали.

— Я не мадам, — пробормотала я, трясь щекой о его литое плечо, — я — Рыжик… ты думаешь, я буду хорошей женой?

— Ты будешь хорошей женой, — рассеянно кивнул он, глядя на ровные колечки дыма, медленно поднимавшиеся к потолку.

— Но ты же сам сказал, что я не… Не безобидна. Это из-за того, как я его локтем, да? Я сама поразилась…

— Безобидная — это для галочки хорошо, — усмехнулся он. — И локтем ты, судя по всему, неплохо сработала, только…

— Что — только?

— У тебя хороший рост, средний мужской, поэтому… В следующий раз, Рыжик — если выпадет следующий, — в момент удара чуть согни коленки и чуть опусти правое плечико. Поняла?

— Нет… — машинально ответила я, попыталась представить себе, как это сделать, и вдруг поняла. — Но я же тогда попаду…

— Вот именно, — кивнул он. — Тогда тебе уже не придется ни о чем беспокоиться — он очень не скоро встанет, а уж у него… — он издал легкий смешок.

— А ты не боишься, что я когда-нибудь сделаю так с тобой? Именно так, как ты учишь, а?

— Не-а, — равнодушно помотал он головой и резким движением затушил сигарету в пепельнице.

— Почему?

— Во-первых, потому что я никогда не подставлюсь. А во-вторых, если подставлюсь, то нарочно, и тогда…

— Ну? Что — тогда? — нетерпеливо подстегнула я его.

— Боюсь, ты никогда уже не сможешь нормально двигать той рукой, которой попробуешь это…

— Ну да, — перебила я его, — вас же учат…

— Нас — нет, у нас совсем другие задачи, но конечно, кое-какую общую подготовку проходят все, так что…

— Это подлый удар, и я… Я никогда не смогу так.

— Удар, Рыжик, не может быть подлым — это определение просто неприменимо к… К смыслу такого действия, к его цели. Удар должен вывести цель из строя, и чем надежнее он это сделает, тем правильней его смысл. Ведь тебе тогда, — он повернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза, — стало жаль его мужское самолюбие, его, — он едва приметно усмехнулся, — мужское достоинство, и поэтому пришлось утешить. Пришлось его трахнуть, верно? А если бы ты сделала чуть правильней — как я тебе объяснил, — то жалеть было бы просто нечего. Поняла?

— Но я же не машина… И он тоже — живой человек! Я не могу делать так больно — живому! Это… Это просто не по-человечески…

— А ты думаешь, своим утешением ты ему слабее врезала? Вряд ли, Рыжик, — он отвернулся и опять откинулся на спину. — Думаю, как раз покруче. Не двинув туда, куда надо было, ты его не добила. А тем, чем думала, что утешаешь, ты его только здорово раздразнила. И помяни мое слово, он тебе еще здорово помотает нервы с разводом.

— Я могла его добить, — помолчав сказала я. — Могла сказать ему про дочку — нашу дочку, — и… Чуть не сказала. Не знаю, что удержало…

— Правильно удержалась. Это нам совсем ни к чему. А с разводом пусть покуражится — время у нас есть, так что…