Кошки говорят «мяу»

зачем лишние копейки переплачивать, если можно сбить еще? Так что, это байка, Рыжик, никого там не хоронили и тебя никто хоронить не будет, — вдруг на одно мгновение его лицо как-то неуловимо изменилось и откуда-то изнури выглянула усмешка

(монстра?.. Пираньи?..)

большой тупорылой акулы. Не злобной, нет — акула, ведь вовсе не злобное существо, — а равнодушной и слегка голодной.

— Нечего будет хоронить, — заключил он, чуть понизив голос.

— А где… Где теперь твой брат? — неожиданно для себя спросил я.

Он нахмурился, кинул на меня быстрый взгляд, и пожав плечами, коротко бросил.

— Погиб. В автомобильной аварии — лет пять назад. Не надо соболезнований — всегда был паршивой гадиной. Я его с детства терпеть не мог, особенно после… Что ты так смотришь?

Чутье у него все-таки было феноменальное. Он не мог уловить сочувствия в моем взгляде — я и сам не понимал природу своего ощущения — но он почувствовал в нем что-то неправильное. Не соответствующее тому, что я должен был чувствовать и как я должен был смотреть на него.

— Ничего, — пожал я плечами. — Даже кошке можно смотреть на короля. Но если мне — нельзя, только скажи…

— Ну-ну, — протянул он задумчиво, хотел что-то сказать, но его перебила Рыжая:

— Как выглядел твой ебанный ключ? — сдавленным и каким-то чужим голосом выговорила она. — Или это — секрет?

— Кель выражанс, мадам, — укоризненно покачал он головой. — И какие секреты — от вас, моя донна? Так, кажется, он тебя называет? Я даже скажу тебе код… Влево — на сто, вправо — на двести, еще раз влево — на двести пятьдесят, и опять влево — на пятьсот. А выглядел он, — ковбой усмехнулся, — на случай, если ты не знаешь и его украл домовой, как обыкновенный дешевый нож для разрезки бумаг. Обычная деревяшка, но если нажать одновременно на оба рожка рукоятки перед лезвием, деревяшка отскакивает на пружине и — пред вами ключик…

— С красным шнурком, — пробормотал я, глядя на Кота. — С такой красной ленточкой, продетой…

— Та-а-а-к! — удовлетворенно протянул Ковбой. — Ну, вот, дело сдвинулось. Может, облегчишь всем жизнь — кстати, заодно и себе — и скажешь, где он? И забирай себе рыжую вместе с приданным… Кстати, та дачка — ее, да, и я ей подкину деньжонок. Чуть-чуть. И все будет мило, без увечий и…

— Не верь ему, — вдруг вскинулась Рыжая. — Мило, без увечий, это на его феньке — шилом в печень. Сама слышала…

Ковбой усмехнулся — снова на мгновение выглянула… равнодушная, беззлобная акула. Только уже… чуть голоднее.

— Ну, так как? Скажешь?

Мне ничего не стоило объяснить ему, что я просто видел этот деревянный нож на его письменном столе, рядом с компьютером; еще обратил внимание на то, что это — единственный предмет, как-то выбивающийся из всего интерьера, из всего строгого и дорогого стиля кабинета, и… Он бы поверил мне — он умел различать, когда ему врут, а когда говорят правду, а ведь я бы сказал чистую правду, но…

Это было уже не нужно. В то что происходило сейчас, а началось много лет назад, вмешалось нечто такое, что… Этот Ковбой, или как, там, его ни зови, ничего уже не решал, и вообще, все, что творилось здесь, не имело никакого значения по сравнению с… С чем — я не знал. Знал лишь, что здесь все слишком маленькое, а потому…

Я рассеянно глянул на Кота, повернулся к Ковбою, посмотрел ему прямо в глаза и без всякого вызова, без злости, словно равнодушно отмахнулся от назойливой мухи, сказал:

— А шел бы ты на хуй, маэстро.

Возникла пауза. Рыжая вскинула на меня удивленный и какой-то недоверчивый взгляд, а он… Он помолчал, потом взял пачку сигарет со стола и зажигалку, сунул в карман своей висящей на спинке стула куртки и сказал:

— Ладно, ребята, как хотите. Поехали.

В комнате бесшумно возник «ствол» из холла и встал за спинкой моего стула. Я вздрогнул и начал оборачиваться.

— Сиди спокойно, он тебя не обидит, — успокоил меня Ковбой. — Это на всякий случай, чтобы у тебя глупые мысли в голове не заиграли, а то ты какой-то слишком спокойный, — он остро и пристально глянул мне в глаза и повернулся к Рыжей. — Вставай, Рыжик, нам пора.

— Ты нарочно придумал эту комедию с ключом, — глухо произнесла она. — Ты просто играл в эту… На самом деле, ты все-таки садист, и…

— Вставай, Рыжик, — досадливо поморщился он. — Мне надоела болтовня и эти, действительно, дурацкие игры. Нам пора.

— Мне надо одеться, — с каким-то трудом выдавила она.

— Не надо. На улице прохладно, но до машины дойдешь — накинешь плащ в передней. А ты, маэстро, можешь надеть мою куртку, — он сдернул куртку со стула и протянул мне с усмешкой. — С барского, как ты выражаешься, плеча.

Он, усмехаясь, смотрел на меня, держа крутку на вытянутой руке, и с интересом ждал, как я откажусь. Рыжая встала, и как была в халатике и в босоножках без задников, не глядя на нас, побрела к ведущему в холл проему. Я молча взял у него куртку, молча встал и надел ее (печи и спину приятно обняла дорогая мягкая подкладка, куртка села на меня, почти как родная) и не оборачиваясь двинулся за Рыжей. Рядом со мной бесшумно и мягко (удивительно мягко для такого здорового мужика) шел охранник, а за нами, замыкая шествие — хозяин.

Последним, что я увидел в квартире, чуть скосив глаза на диван, был равнодушно-спокойный взгляд Кота, провожающий нас всех с холодным любопытством…

(Вдруг я вспомнил наш разговор про кошек на пляже — как Рыжая сравнила их «посиделки» с…)

… С холодным любопытством все знающего и ничему не удивляющегося хозяина салона, следящего за нервничающими и делающими вид, что их-то уж никто не одурачит, пока они рассаживаются за круглым столом, новичками-любителями, впервые решившими поиграть в…

Спиритический сеанс.

19

Прямо у подъезда, мордой к дому, стояла большая, тяжелая «Мазда». Когда мы вышли, один охранник уже садился за руль. Второй обогнал нас с Рыжей, распахнул правую заднюю дверцу и равнодушно застыл возле нее. Ковбой тоже обогнал нас, первый влез в машину, подвинулся и уселся у самой левой задней двери. За ним в машину забралась Рыжая, подобрав полы длинного черного плаща, который она, не глядя, сняла с вешалки в прихожей, и не просовывая руки в рукава, просто накинула на себя, и придерживая ворот у горла, пошла дальше, как заводная кукла. Я на секунду задержался у распахнутой дверцы и взглянул на охранника. Он терпеливо ждал, равнодушно смотря мимо меня. Я окинул взглядом всю его ладную здоровую фигуру, упакованную в дорогой двубортный костюм — ничего сверх, ничего особенного, но меня тут же окатила почти физическая волна опасности. Так же, как и в первый раз, когда я увидел его, открывая ворота под накрапывающим дождичком, эта опасность, эта угроза была направлена не на меня лично, а исходила от него равномерно, во всех направлениях и… Не оставляла мне никаких шансов.

Ни единого.

Я и драться-то толком не умел, и если что и выручало иногда, так это злость — порой отпугивающая, предупреждающая мелкую хищную поросль, мелких хищных шавок, вдруг под приливом инстинкта стаи возомнивших себя волками, что перед ними тоже не