выражать не словами. Лучше — поступками, прикосновениями, ласками, поцелуями. Один страстный поцелуй может сказать больше любых слов. Одно нежное прикосновение порою доказывает недоказуемое. Одна горячая ласка иногда объясняет необъяснимое. Любовь — многогранна. Она у каждого своя. Чужая может показаться странной, но для ее обладателя она остается самой очаровательной. В любви нет теорем, уравнений, задач, любви не нужно учить.
Просто чувствовать, внутри. Где-то в области сердца…
Продолжаю писать книгу нашей любви. Глава за главой. Иногда на турецком, чаще — на русском.
Благо Анна Павловна, моя русская бабушка по папиной линии, с детства учила меня «великому и могучему». Помню, как советовала читать Чехова ежедневно. Сегодня «Смерть чиновника», завтра «Хамелеон», послезавтра «Толстый и тонкий». До сих пор так делаю, чтобы сохранить свой русский.
Сложно приходится, когда все окружение общается на турецком, азербайджанском языках. Пополняю имеющуюся базу чтением русских писателей, общением с русскими друзьями по телефону, в Интернете… Зейнеп с любопытством читает главы изо дня в день толстеющей книги, которую, наверное, поделю на две части. Главы на русском читаем вместе. Ложимся на диван, включаем диск Цезарии Эворы, запасаемся чипсами, пачками томатного сока. Читаю на русском. Перевожу на турецкий слова, которые она пока не выучила. Внимательно слушает. Иногда плачет, смеется, обнимает. «Как ты умудряешься так волшебно описывать привычную для нас реальность? Ты талантище, мишуня!» Зейнеп признается, что два дня назад показала одну из глав университетскому педагогу по технике журналистики. «Он обалдел, любимый! Посоветовал издаваться. Не только для того, чтобы люди узнали о твоем таланте, — ходжам[230] сказал, что такая книга может по-настоящему изменить чью-то жизнь к лучшему. Заставить поверить в любовь того, кто в нее не верит…»
Я слушаю, и мне приятно. В глубине души не верю в себя как писателя: я — журналист. Мне ближе лаконичные репортажи, заметки. Но Зейнеп настаивает, чтобы в ближайшее время я отправил пару глав в издательства. «Пока еще рано, любимая. Кого, кроме меня, тебя и моих друзей в Интернете, могут заинтересовать такие тексты?» Встает с дивана налить сока, говорит отвернувшись: «Все же попробуй. Ты ведь ничего не теряешь. И в Москву ехать не придется, отправим электронной почтой». Я притягиваю ее к себе. Целую в шею. «О’кей, обещаю подумать. Но не сейчас. Сейчас у нас есть дело поважнее, не так ли?»
11
…Будущие цели, якобы во имя которых ежедневно плетешься на работу, так и останутся будущими, если не начать осуществлять их в настоящем…
Однажды проснулся и сказал себе: «С сегодняшнего дня все будет иначе». Было самое заурядное утро в Баку. Блики солнца на простынях, гомон суетливого проспекта из открытого окна, истерика занудного будильника, прохладные тапочки, как всегда отползшие под кровать… В то утро магического озарения не произошло: просто решил, что в будничном потоке больше жить нельзя. Осточертело провожать дни, похожие друг на друга, как однояйцевые близнецы. Будущие цели, якобы во имя которых ежедневно плетешься на работу, так и останутся будущими, если не начать осуществлять их в настоящем. Надеюсь, я все вовремя осознал. К тому моменту на моем банковском счете было четыре с половиной тысячи долларов — копил на автомобиль. Ну что ж, неплохой капитал для старта новой жизни. Надеюсь, хватит на первое время… Решил плюнуть на работу, автомобиль и прочие тривиальные цели заезженного офисного работника, променявшего низкооплачиваемое призвание журналиста на высокооплачиваемую работу пиар-менеджера. Сегодня же поеду в офис, напишу заявление об уходе — «в связи с желанием начать жизнь заново». Жизнь заново. Звучит легко и звонко. На самом деле все, конечно, сложнее. Зато игра стоит свеч… Отыскал тапочки, ласково пожурил их и — в душ. Оделся в хороший костюм от Зенья, купленный на распродаже. Классические туфли «Кларкс», приобретенные с предновогодней тридцатипроцентной скидкой. К чему только так «намылился»? Кому пускаю пыль в глаза?..
Я ехал в такси, вспоминая Стамбул. Перед глазами оживали картинки города моих предков. Города, куда и раньше планировал переехать навсегда, — после покупки авто, погашения кредита, приобретения последней модели стиральной машинки со всеми необходимыми навыками и приятным голосом, возвращения долга в размере двух с половиной тысяч долларов. Наверное, так и не добрался бы до Стамбула, если бы не нашел силы (слюни?) плюнуть на рутину «высокотехнологичным» плевком… Так вот. Спустя час написал заявление, получил расчет, попрощался с шефом, поблагодарил за лицемерные «желаем удачи». Вдохнул воздух свободы на пороге офиса. Ощущение свободы! Даю себе слово в ближайшее время дышать исключительно Босфором. Даю слово и в итоге сдерживаю его… Изменить можно все. Главное — суметь плюнуть на рутину нескончаемых проблем, пообещать себе мечту. Обещания самому себе, как правило, наиболее категоричные — потому что врать себе не хочется. Особенно когда тебе частенько врут окружающие…
Заглянул в любимую кофейню «In Fashion», недалеко от набережной. Покурил, съел шоколадно- малиновое пирожное. Позвонил другу, которому вдруг захотелось вернуть долг срочно. Купил газету с объявлениями, в разделе «Образование» нашел преподавателя турецкого. Всегда было желание усовершенствовать родной, немного подзабытый язык, но работа не оставляла времени. Теперь все будет иначе. Стамбул, скоро встретимся, слышишь?..
Долгожданная встреча произошла спустя три месяца. Данное себе обещание выполнено. Моя жизнь началась заново — со шлейфом побед и разочарований, с эйфорией, ударами в спину и поисками близости. Жизнь заново рука об руку с верой. С нуля, с нулем на счету, но зато с открытым доступом ко всем ресурсам надежды… Изменить устоявшееся мало-помалу не получится. Единственный способ — отрубить. Поверить в возможность невозможного. Да, и банальные истины помогают. «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть»…
У нас с Босфором юбилей — пять лет со дня знакомства. Пять лет со дня, когда я убедился, что счастье может быть длиннее одной вспышки. Зейнеп объясняет нашу возвышенную дружбу с Босфором астрологическим «благословением»: «У вас одинаковые стихии, водные знаки…» Улыбаюсь. «Может быть… Но по-моему, не это главное. Наша с Босфором дружба — это такое особое общение, когда молчание красноречивее любой беседы». Она понимает суть моих слов, ведь Босфор — родник и
12
…Встретить на Востоке человека, не признающего свой род, так же сложно, как обнаружить жизнь
