на Марсе…
Восток — это не только дурманящие специи, золотисто-шелковые парчи, зажигательные танцы живота на узорчатых коврах-самолетах, драгоценные камни из расписных сундуков со сказками. Восток — это еще и бесконечная череда родственников со сложными именами, открытыми сердцами, поразительной прямолинейностью, колоритной внешностью. Встретить на Востоке человека, не признающего свой род, так же сложно, как обнаружить жизнь на Марсе…
Родственники для восточного человека — близкие люди, готовые искренне радоваться и плакать вместе. Не зря говорят: «Выходишь замуж за мусульманина и в подарок получаешь всю его родню». Мои родственники — длинный караван самых разных личностей. И каждый из них внес лепту в мое становление. Двоюродная тетя Амина кормила грудью, когда у матери пропадало молоко. Дядя Каракурт учил аккуратно бриться, когда первые усики трогательно пробивались на моем взрослеющем лице. Тетушка Чаглайан подарила миниатюрный Коран в зеленом чехольчике, заботливо пришив его к краю моей подушки со словами: «Пусть Аллах оберегает сон нашего малыша». Кузен Булут впервые пошел со мной подсматривать за красавицей-соседкой, которая не до конца задергивала занавески в спальне…
Каждый родственник — маленькая или большая частичка меня. С ними не нужно быть прилежным, сдержанным в эмоциях, непременно галантным, цитировать Низами[231] во время чаепития или исполнять Гаджибекова[232] на фортепиано. С родственниками я такой, какой есть. Смешно рисоваться перед людьми, помнящими тебя с младенчества… Восточные родственники — это люди, которые постоянно находятся рядом, как минимум душевно. Участвуют во всех актах твоей жизни, не удаляясь даже во время антрактов. Однако участвовать не значит вмешиваться…
Восточные родственники стремятся быть полезными. Если подхватил простуду, то тетя Абия специально приедет напоить травяным чаем от температуры, сладким дошабом[233] от кашля. Если полицейские отняли права за нарушение, то двоюродный брат Орхан, следователь в городской прокуратуре, начнет хлопотать, чтобы забрать «корочку» без затрат. Если дома сгорела проводка, то дядя Девран примчится на помощь хоть поздней ночью… Чтобы тебя любили родственники, нужно любить их. Это единственное условие. «Будь верен семье, и все будут верны тебе» — слова прабабушки Пярзад, всплывшие в памяти…
Кажется, восемьдесят процентов моих родственников — женщины. В основном тетушки по маминой линии. Шумные толстушки с белоснежно-ватными телами, беспокойными глазами, густыми волосами, окрашенными хной. Они одинаково хорошо умеют плакать и смеяться. Оптимистки, хотя и склонны к меланхолии. Верят в Аллаха, совершают намаз, но и не покрываются, любят посплетничать, пострелять у меня сигареты, чтобы подымить тайком от мужей. Мои любимые женщины… Гордые, сильные, практичные. Знаю их запахи: тетушка Дильбер пахнет лепестками белых роз, тетушка Джавахир — цветами апельсинового дерева, а сентиментальная Мялахат источает аромат розовой магнолии…
Большинство моих тетушек — ноябрьские Скорпионы. Поэтому для меня предпоследний месяц года самый затратный: покупаю подарки, чтобы обрадовать, удивить, восхитить. Когда они целуют меня шесть раз вместо принятых двух, будто заново рождаюсь — становлюсь более сильным, стойким, жизнерадостным. Мои тетушки — мои ключи к могущественной силе… И я рос в окружении этих обычных женщин, переживших множество побед, потерь. По темпераменту они похожи на итальянок. Мои тетушки — ракеты дальнего действия, единственные в своем роде женщины-мужчины. Разборчивы. Прежде чем сделать один шаг вперед — делают десять шагов назад. Моя мама — такая же. Для сыновей-дочерей своих сестер она та же женщина-богиня — лучший советчик, внимательный слушатель… И конечно, все они ждут мою свадьбу. Ждут моих детей. «Ты даже не переживай, мы поможем Зейнеп. Воспитаем. Из девочки вырастим настоящую женщину, из мальчика настоящего мужчину. Не волнуйся, дяди тоже будут рядом». Смотрю я на них, затем заглядываю в себя и убеждаюсь, что сильным меня сделали именно они…
13
…Отсутствие наивности — понимание того, что в современной реальности покупается и продается многое…
Скоро четверть века исполнится, а наивность все еще живет во мне. Ютится же где-то, наблюдает, закатывает, должно быть, глазки, обмахиваясь веером. По временам прорывается наружу, в отношении к некоторым жизненным явлениям. Хочу избавиться от этой занозы — мешает. Современный ритм требует умения вовремя взять ситуацию под контроль. А наивность заставляет мягче, сердечнее воспринимать жесткое и сложное. Наивность ублажает душу, да и разум изменяет. Думаю, верить в то, что один человек в силах изменить мир, это наивно. Отсутствие же наивности — понимание того, что в современной реальности покупается и продается многое…
В сущности, всю эту наивность из меня давно должна была выколотить жизнь. Когда получал удары в спину от верных друзей. Когда оставался без гроша в чужом мегаполисе, не имея возможности получить работу даже официанта. Когда давал в долг последние деньги и не получал их обратно. Но оказываясь в таких ситуациях, я никого не винил, кроме себя. Этот «ответ наивностью на жестокость» должен как-нибудь называться в психологии… Со временем многое изменилось: я стал жестче, теперь мы с миром чаще на равных. А впрочем, продолжаю верить в то, что на одного плохого человека приходится двое хороших, и что все меняется в лучшую сторону, и все сложности носят временный характер…
Сейчас самая лучшая поддержка для меня — она. Зейнеп — мой двигатель. Твердо стоит на ногах. Она всегда рядом, нежно подталкивает меня в нужную сторону. «Ты слишком мягкий! Слава Аллаху, под чужое влияние не попадаешь. Мишуня, учись отказывать людям, говорить „нет“… В принципе, я и не удивляюсь: твой знак зодиака говорит за тебя. Рыбка моя…» Я осознаю ее правоту. Не обижаюсь, наоборот — доверяюсь. Полагаюсь на нее со спокойной душой…
По вечерам выходим на Истикляль Джаддеси — почувствовать вечерний ритм центрального Стамбула, послушать уличных музыкантов, посидеть в шумных клубах без дверей, непременно зайти в книжные магазинчики. Редко возвращаемся домой без какого-нибудь нового романа. Мы с Зейнеп настоящие запойные читатели: читаем везде, всегда. В транспорте, в парках, во время перерывов, дома. Книжки в мягких переплетах — наши верные спутники. Она любит классику, я — современную прозу. Она — поклонница Остен, Вулф. Я — поклонник Гари, Мураками, Мердок. Помимо «любимчиков», покупаем и других авторов, для знакомства. Харрис, Хёга, Гавальду, Леви. Она может плакать над книгой, я прослезился один раз в жизни: над «Обещанием на рассвете» — гениальной книгой душевного Ромена Гари… Она читает исключительно в сидячем положении. Дома — в кресле. Поджав под себя ноги, накрывшись пледом, с дымящейся кружкой яблочного чая рядом. Я же погружаюсь в книжный мир, устроившись на кровати, обложившись подушками, зашторив окно, включив лампу на тумбочке. Компанию мне составляет Айдынлыг. Развалится рядом и клянчит с жалобной мордой сырные чипсы…
Дарим друг другу закладки. В прошлом году Зейнеп подарила мне матерчатую, с вышитым рисунком чаек над Босфором. А я ей — картонную, с плюшевой головой Мардж Симпсон на верхушке. Каждая книга — это частичка нашей истории. Когда читал «Ради Бога, не двигайся», я звонил к ней из Тбилиси, умолял вытерпеть разлуку, признавался в любви. Когда она дочитывала «Невыносимую легкость бытия», написала
