9
…Осень — это сезон проверки на наличие долгов перед прошлым…
Осень в Стамбуле у меня, в первую очередь, ассоциируется с мокрыми желтыми такси. Они в какой- то испуганной спешке передвигаются по городу души, разбрызгивая лужи облысевшими за лето шинами, отчаянно сигналя в пробках хаотичного центра. Осень задает Стамбулу особенный ритм. Не меланхоличный — скорее, нервный. Горожане, вооружившись громоздкими зонтами, бегут в теплые укрытия. Дворники машин щелкают безостановочно, отбрасывая небесную воду в стороны. Наземный транспорт тяжко переносит часы пик, а подземный, гордясь сухостью и защищенностью, встречает пассажиров с распростертыми объятиями…
Обожаю осенний ветерок Стамбула. Он мило подгоняет жителей города души, сбрасывает с ветвей остатки золота, наполняет воздух освежающими морскими нотами. Стамбульская осень насыщена дождями. В первые пятнадцать дней октября они вежливо-моросящие, ближе к середине ноября ужесточаются, будто демонстрируют всю свою мощь перед приходом зимы… Наши друзья знают: если Зейнеп начала печь пироги с корицей, значит, пришла осень. Буквально через день любимая балует нас отменной выпечкой с непременным содержанием корицы. «Настоящий символ осени. Корица дарит внутренний уют, согласен? Мама всегда повторяет, что из дома надо выходить с запасом тепла, чтобы делиться им с окружающими…»
Провожая в редакцию, протягивает мне шуршащий бумажный пакет с выпечкой: «Как попробуешь мою стряпню, скинь эсэмэску. Надеюсь, понравится. Правда, в этот раз я переборщила со сливочным маслом — тесто получилось тяжеловатым…» Помогает надеть пальто. Чувствую прохладу ее рук на плечах. «Зонтик взял? Все, беги, опаздываешь…» Целуемся. «Родная, разве появилась помада со вкусом корицы? Или ты с утра пораньше наелась своего же пирога?» Улыбается, отрицательно мотнув головой. «Это не помада и не пирог. Это осень, мишуня!» Я выхожу из подъезда, вдыхая октябрьский воздух. Не замерзаю — ведь из дома вышел с запасом тепла…
В качестве бесплатного приложения к осени в мою жизнь входит Бессонница. Верная подруга из прошлого. Посещает раз в год, на время поселяется рядом, беспардонно вносит коррективы в мой график сна. Эгоистичная особа: засыпает на рассвете и пробуждается в полночь. У нее тяжелые волосы цвета лунной ночи. Носит легкие платья с длинными шлейфами. Вечно курит сигареты с мундштуком. Турки утверждают, что Бессонница приходит из прошлого с целью свести счеты с беглецами, скрывающимися в настоящем от долгов. У меня с прошлым отношения налажены — меня Бессонница навещает просто так, без претензий. «Повидать старого друга, поболтать о минувшем…» Привирает, конечно. Наверняка думает, что я все еще боюсь прошлого.
Болтаем с похитительницей снов на кухне. Расположилась на подоконнике, выдыхая сигаретный дым в приоткрытое окно. Я сижу на табуретке, механически помешиваю ложкой остывший уже кофе. Беседа с Бессонницей заставила вспомнить о том, что осталось позади. Грустные, веселые, одухотворяющие, болезненные эпизоды… Неожиданно Бессонница спрыгивает с подоконника на пол. Я возвращаюсь из прошлого в реальность. «Эй, мучительница, не пора ли тебе восвояси? Или хочешь меня довести, как бедного Пруста? Стоило ему дописать последнюю книгу об утраченном времени, как ты моментально разделалась с ним. Придушила гения холодной ноябрьской ночью, а все подумали, он задохнулся от астмы. Нет уж, красотка, со мной подобные номера не пройдут…» Заливается смехом, откинув голову: «Браво! Браво! Отличная фантазия! Не пробовал писать детективы?!. Ладно, хватит ворчать. В конце концов, не так часто бываю у тебя. Всего раз в год. И почему ты нервничаешь? Неужели мучают долги перед прошлым? Может, я что-то не учла, забыла… Хм… Надо перепроверить».
Я подталкиваю Бессонницу к выходу — балконной двери. Всовываю ей в руку желтый дырявый зонт, с помощью которого она умудряется перемещаться в воздушном пространстве. Мэри Поппинс отдыхает. «Не волнуйся. Долгов нет. Могу показать все квитанции… А сейчас тебе пора… Завтра рано утром мне ехать с Зейнеп в Измир. Так что давай-давай… Иди помучай кого-нибудь другого…» Бессонница отдергивает руку, недовольно хмыкает. «Ах, с Зейнеп… Ну ладно, я пошла… Жаль, у твоей красотки нет долгов перед прошлым. Иначе с удовольствием бы развеяла и ее сладкий сон…» Раскрывает зонт, взлетает. «Ладно, пупсик, прощай. Точнее, до встречи-и-и…» Не отвечаю, запираю дверь, задвигаю шторы. Наконец-то могу поспать… И почему она всегда появляется осенью? «Осень — это сезон проверки на наличие долгов перед прошлым». Так говорила моя тетушка Чаглайан…
10
…Мы не думали о том, что вредно.
В молодости вредное кажется полезным…
Мы сдружились, когда нам исполнилось по шестнадцать. Мы дружили, не веря, что кто-то из нас двоих смертен. Безрассудно верили в вечную жизнь, считая себя реалистами. В молодости думаешь, что безносую с косой легко можно послать на три буквы. Заблуждались… Помню, как он жаловался на редкие боли в сердце. Я смеялся. «Karde im bo ver![251] Мы с тобой — живучие волки. А сердце, наверное, болит от крепкого кофе…» Выкуривали по пачке сигарет в день, не отказывались от выпивки после рабочего дня, вели беспробудную половую жизнь. Не думали о том, что вредно. В молодости вредное кажется необходимым…
Мы сдружились в первый же день первого курса университета. Он сел рядом. Я спросил, есть ли у него сигареты. Он, тогда такой домашненький, жутко возмутился, мол, как можно думать о куреве на занятиях?! Я съязвил: «Не будь лопухом…» Пересел за другую парту. Через минуту он поддал носком ботинка пачку «Веста»: «Пойдет? Курю только крепкие…» Я прошептал в ответ: «Пойдет, брат». В это мгновение поняли, что отныне повязаны дружбой. Настоящей мужской дружбой…
Мы умудрялись совмещать прожигание жизни с поступательными движениями к цели. В середине первого курса отправились покорять самую тиражную газету города. Зашли в редакцию, представились студентами третьего курса журналистского факультета, попросили о встрече с редактором. Переступили порог его кабинета со словами: «Здравствуйте. Мы талантливые журналисты. Мечтаем у вас работать». Бородатый редактор оказался в хорошем расположении духа. Усмехнулся нашей амбициозности: «Что, прямо оба?» Закивали. «Угу». Редактор закурил. «Хорошо… Даю вам каждому по заданию. Провалите — с глаз долой. Выполните — возьму стажерами. Всё, убирайтесь, срок три дня…» Задания выполнили. Меня взяли стажером в отдел культуры, его — в социальный. До часу дня грызли гранит науки в университете, после спешили в редакцию. Носились по «объектам», питались хот-догами и супами быстрого приготовления, ночевали на продавленных диванах редакции. Родители беспокоились за нас, а мы беспокоились за рейтинг нашей газеты. «Должны быть первыми». Через два года переросли в ведущих корреспондентов…
Мы не называли наши отношения дружбой. Это было нечто большее. Братство. В нас текла одна кровь. Не было необходимости в словах — достаточно взгляда. Если били его, значит, били и меня. Если бил он, значит, бил и я. Если он грустил, я грустил вместе с ним. Если грустил я, он грустил вместе со мной. Всё вместе. У нас были разные вкусы. Он любил блондинок, я с ума сходил по брюнеткам. Он встречался с
