женщинами старше по возрасту, я предпочитал ровесниц. Он читал Достоевского, я Паланика. Он слушал Барыша Манчо[252], я знал наизусть все песни Айтен Алпман. Разница во вкусах еще больше объединяла нас… Нам не важны были деньги: будучи стажерами, получали копейки, но отказывались брать у родителей. Жалкие бумажки не влияли на наше настроение. Верили в торжество жизни наперекор всему…
Мы не говорили друг другу «прощай», всегда «до встречи». Везде были вместе. Раз и навсегда я сказал ему «прощай» на седьмом году дружбы. Он уезжал в Германию. Вместе с родителями. Там его ждали перспективы, любимая девушка. Предложил поехать с ним. «Давай, собирайся… Покажем там, на что мы способны…» Я опустил голову: «Нет, брат. Не смогу без Стамбула… Ты езжай. Будешь отдыхать у меня летом, я у тебя осенью. Говорят, в Кёльне потрясающая осень…» Он не стал уговаривать. Просто добавил: «Брат, кажется, мы выросли…» Отвернулся, закурил. Это был… конец?..
Через год, два месяца и три дня он умер. Остановка сердца. Неожиданная. За рулем. Вместе с ним умерла частичка меня. Говорят, покойных нужно отпускать. Я до сих пор не могу этого сделать. У нас было одно сердце на двоих. Тогда как же он умер? Ведь я жив… Значит, он тоже?..
С Днем рождения, Брат. Люблю, разыскиваю, не отпускаю… Прости…
11
…Грусть, как вирус гриппа, пока не проявится в полной мере, не покинет организм…
Осень приносит с собою грусть. Переменчивую. В дневное время она может быть светлой, а ближе к вечеру померкнет за тучами неожиданных событий, раздражающих бытовых ситуаций. От осенней грусти не избавишься, пока она сама не пройдет. Ею полнятся капли дождей, укрывающих землю. Ею пропитан октябрьский воздух… Осенью я много курю. Перехожу на «Кент 4». Вечерами курим вместе. После девятичасового «Ана хабер»[253] отправляемся с Зейнеп на набережную. Молча общаемся с Босфором, наблюдаем за сонными чайками, угадываем живописные миниатюры в сигаретном дыму. Как правило, разглядеть конкретные черты не успеваем — кружева дыма рассеиваются в моросящем дожде. У нас с ней нет табачной зависимости — можем не курить неделями, месяцами. Но осенью без сигарет как-то неуютно, будто лишаешься какой-то защитной оболочки. Осень — это пора, когда одинокие люди согревают замерзшие сердца дымом сигарет. Слава Аллаху, мы с Зейнеп пережили одиночество. Обрели друг друга после долгого путешествия навстречу друг другу…
Я курю и вспоминаю осени минувших лет, когда еще не был знаком с ней. Как-то в бесцельной прогулке по промокшему городу забрел в книжный. В центре магазина наткнулся на стенд с рекламой «Одиночества в Сети» Вишневского. Новинка сезона. Для меня тогда слово «одиночество», само это чувство были безумно актуальны. Двинулся в сторону полок. Отыскал роман польского прозаика. Пролистал. Подумал, что одиночество начинается далеко за пределами Сети и… не стал покупать. Не из-за того, что книга мне не понравилась. Просто в тот миг мой ленивый ангел-хранитель неожиданно взмахнул крылышками, подлетел к моему уху, прошептал: «Это твоя последняя осень в одиночестве… Скоро — любовь». Книга моего одиночества близилась к завершению. Не важно, что медленно. Главное, тяжелому периоду был обещан конец…
С тех пор утекли кубометры воды, разбросаны сотни камней, похоронены тысячи переживаний. Я отыскал половинку своей души — чувственную девушку с волнистыми волосами. Отыскал ее в стране чудес, где порывы перерастают в поступки, а «трехлетняя» теория Бегбедера разбивается вдребезги. С тех пор так и не прочел Вишневского. Часто вижу «Одиночество в Сети» в книжных Стамбула. Прохожу мимо с мыслью: «Как-нибудь в другое время или в другой жизни…» Дело не в Вишневском. Дело, во мне. Точнее, в обретенном мною счастье…
Обращаюсь к Богу тогда, когда мне хорошо, а не плохо. Когда душу поглощает грусть, стараюсь своими силами преодолеть сложности. Не зову на помощь, как раньше, не срываюсь на окружающих. Отважно жду отступления боли. Грусть не может быть бесконечна. В молодости она похожа на легкую простуду, с возрастом больше напоминает мигрень. Грусть, как вирус гриппа, пока не проявится в полной мере, не покинет организм… Когда плескаюсь в счастье, всегда вспоминаю о Боге. Не загружаю Его высокопарными речами, мол, спасибо за кров, мир, хлеб насущный. По-детски поднимаю голову к небу, подмигиваю Ему правым глазом. Он понимает. Подмигивает в ответ. Мой Бог — не тот, кто царствует в небесных просторах, восседая на мягком троне из пушистых облаков. Мой Бог — тот, кто живет во мне. А на небе всего лишь место Его работы. «Лучший офис и не придумаешь. Вокруг облака, под ногами ковер из голубой мякоти, хрустальный воздух. Игривые ангелы — верные помощники — окружают меня. Вот в такой обстановке работаю. Правда, не успеваю рассматривать обращения людей в желаемые ими сроки. Но в обязательном порядке знакомлюсь со всем поступающими заявками. Девяносто девять процентов из них претворяю в реальность. Рано или поздно…» Всевышний сетует на отсутствие терпения у основной части человечества. «Неужели не понимают того, что Бог не успевает быстро осуществлять все мечты?! Вас много, я — один. У каждого наступит свой звездный час. Передай всем, кому сможешь…»
Беседуем с Богом в маленькой кофейне. Он заказывает крепкий турецкий кофе, я — папатия чайы[254]. Он курит сигары, я — сигареты. Говорим о чем угодно. Между нами есть одна договоренность — не имею права о чем-либо просить Его во время приватных встреч. «Обращайся ко мне так же, как и все. Посредством души…» Иногда я все же беру на себя смелость и озвучиваю просьбы. «Избавь людей от боли, преврати темную грусть в светлую, исцели больных от болезней и… сделай так, чтобы на земле не было бездомных собак, кошек. Пусть для каждого найдется любящая семья. Неужели это трудно? Я ведь даже не прошу о вечной жизни…» Бог хмурится. «Злоупотребляешь нашей дружбой… Однако мне нравится, что ты просишь для всех, а не для себя… Ничего не могу обещать… Запомни, многое зависит от самих людей». Он внезапно вспоминает о каком-то неотложном деле. Встает из-за стола, спешит к выходу. Иду за ним. Бог останавливается на пороге кафешки. Обнимаемся. Он благоухает весной, а Его густая седая борода пахнет табаком и цветами абрикосового дерева.
«Ладно, мой милый друг… До встречи… Не забывай обо мне… И главное — не забывай верить…»
Киваю в ответ. Провожаю, и в голове вертится забавная мысль: оказывается, Бог похож на Санта- Клауса…
Зажмуриваюсь. Через пару секунд открываю глаза, оглядываюсь вокруг. Надо же, я не в кафешке, а на диване у себя в гостиной. Странно. Это было сном или реальностью? Распахиваю балконную дверь. Смотрю в небо. Сквозь облака вижу Его, подмигивающего. Как всегда, подмигиваю в ответ.
Надо верить…
