– Даже такие слабаки могли бы нас порешить.
– Ну, не порешили ведь.
– Конечно, размен один наёмник, – я кивнул на ноги Суна, выглядывающие из-за барной стойки, – на десять наркоманов с побитыми автоматами – полная чепуха. Но чем ты этому Камилю насолил?
– Говорю же, горный шейх, Старца Горы из себя изображает. Поставляет всем, кто может хоть что-то заплатить, дешёвых киллеров. Наверное, кто-то из старых знакомых, у кого с деньгами не густо, решил с его помощью со мной посчитаться. – Он огляделся и направился на улицу, где были слышны голоса его бойцов из внешнего оцепления. – Пошли отсюда, здесь теперь не посидишь, и отдыха не получится.
Мы вышли во двор бара. Летняя жара накрывала весь турецкий берег, обжигала улицы небольшого посёлка, где мы находились, и только редкие порывы лёгкого ветерка, прилетающие с моря, хоть как-то спасали от этого пекла. Для Трапезундского вилайета такой климат – стандарт, и местные жители к нему привычны, а мне такая погодка совсем не по нутру. Я уселся в джип наёмников, и Кара спросил:
– Сегодня какое число?
– Восемнадцатое августа.
– Ты когда-нибудь на празднике кочевников из Сиваса был?
– Нет.
– Тогда тебе повезло, сегодня ты на нём побываешь. – И обратился к своему водителю: – Боря, поехали в Келер.
В сопровождении двух машин с охраной джип сорвался с места и направился в посёлок Келер, где ежегодно останавливались кочевники из разрушенного города Сивас.
– А что там за праздник? – обратился я к наёмнику.
– День поминовения Хаджи Бекташа, древнего мусульманского святого и покровителя корпуса янычар. Его как раз сегодня отмечают. Официальная часть у тамошних племён до полудня, и нам она неинтересна, так что сейчас мы подкатим, перекусим и на племенные зрелища успеем посмотреть. Видишь, – пояснил он, – хотел тебя в культурном месте встретить, посидеть по-родственному, а не сложилось. Однако ты меня знаешь, если у Кары душа праздника просит, значит, он в любом случае состоится.
– А нам там рады будут?
– Будут, – Кара усмехнулся всеми своими золотыми зубами, – местный вождь Сулейман – мой большой друг.
– С чего бы это?
Он наклонился ко мне поближе и на ухо прошептал:
– Мы с ним земляки.
– Так он же турок, а ты с Дона?
– Мы оба с Дона, и на самом деле вождя зовут не Сулейман, а Соломон Гершвин. Только это тайна, и ты её никому не говори.
– Так как же он вождём у мусульман стал и зачем ты мне это рассказываешь?
– Как он самым главным у местных кочевником стал, я не знаю. А рассказываю это тебе как близкому человеку и родственнику, может, что и пригодится когда-нибудь. Ведь если бы я тебе про тайник в доме Василиади не рассказал, то так легко ты бы Марьяну не нашёл. – Он хлопнул меня ладонью в грудь. – Молоток, Саня! Так и надо жить. Есть твоя женщина, есть ты, и между вами никого быть не может, приехал и забрал, по-мужски поступил. Уважаю!
Кару понесло на воспоминания, и так, пыля по грунтовой дороге, петляющей между садов и виноградников, наш кортеж вскоре добрался к большой и расчищенной поляне возле развалин посёлка Келер. Здесь, раскинув около сотни разноцветных шатров, стояло одно из кочевых племён, сложившееся из беженцев города Сивас, в котором во время чумы на одном из местных предприятий произошёл серьёзный химический выброс. Земля в тех краях для жизни стала непригодна, и с тех пор, разбившись на группы, бывшие жители Сиваса кочевали по Турции и мечтали о возвращении к могилам предков и своим святыням.
Машины остановились, и к нам в сопровождении нескольких человек подошёл вождь этого племени Сулейман Хаджи, высокий смуглый бородатый мужчина в роскошном халате зелёного цвета и высоком белом тюрбане с зелёной же окантовкой.
– Здравствуй, Кара.
Сулейман прекрасно говорил на русском языке, и тех, кто был с ним рядом, это не удивляло.
– Привет, Сулейман. – Наёмник вышел из машины и как старый товарищ обнялся с вождём.
Мы направились в глубь становища и спустя пару минут оказались в огромном пёстром шатре, пологи которого были приоткрыты для притока воздуха. В центре стоял дастархан, весь заставленный едой, преимущественно варёной бараниной и жареной рыбой. Рядом с шатром в пятидесятилитровых котлах томился плов. От ароматных запахов, распространяющихся вокруг, у меня начала выделяться слюна, и я вспомнил, что не ел уже двенадцать часов.
Поджав под себя ноги, мы уселись подле праздничного стола.
Когда час спустя мясо, плов и рыба были с огромным удовольствием поглощены, пришёл черёд иного угощения. Местные девчушки, все как одна темноглазые и черноволосые, юркими змейками пробежались по шатру, и вместе с фруктами на скатерти появились напитки – пиво, вино, арак и какие-то неизвестные мне соки.
В шатре нас было трое: хозяин этого походного жилища и мы с Карой. Сулейман ещё в начале трапезы пристально посмотрел на меня, поводил своим крючковатым носом и спросил наёмника:
– Николай, а кто это с тобой сегодня?
– Это зять мой, из Конфедерации приехал, Саня Мечников.
– Это тот самый, за которого ты мешок золота давал?
– Он самый.
Вождь сосредоточил своё внимание на мне:
– И как тебе у нас в гостях?
– Неплохо, угощение хорошее и люди доброжелательные. – Я постарался быть дружелюбным и задал встречный вопрос: – А что у вас за праздник сегодня?
Сулейман неспешно огладил ладонью левой руки свою длинную чёрную бороду и ответил:
– Мы все из одной деревушки, которая называется Хаджибекташ, и в этот день, вот уже пятьсот лет подряд, мы поминаем человека, в честь которого наше поселение и было названо, мудрого учителя Хаджи Бекташа. Для нашего племени это не просто какое-то событие, а знак того, что великий мудрец где-то рядом с нами и присматривает за своими людьми. Когда в 2014 году чума гуляла по земле, он в образе старца, одетого в простую чёрную рубаху и тунику, появился перед ещё живыми людьми деревни и предупредил их о гораздо большей опасности, которая идёт из города в виде облаков удушающего дыма. Так наши предки, покинув свои дома, спаслись – пережили Чёрную Смерть в горных теснинах.
– Да ладно тебе, Соломон, баки заливать, – в рассказ вклинился весёлый голос Кары. – Когда это происходило, твои предки на Темернике вместе с моими в подвале дома сидели и носа на улицу не показывали. Тоже мне, достойный потомок османов нашёлся. У тебя с ними общего – только хер обрезанный.
– Ах ты, падла! – Чинный и благопристойный вождь племени моментально переменился в лице, весь как-то покраснел, разъярился и, схватив лежащую рядом расшитую подушку, с силой метнул её в наёмника. – Сдал меня, козёл!
– Успокойся ты, кроме нас троих эту тайну по-прежнему никто не знает, – увернувшись от мягкого снаряда, ответил Кара. – Саня для меня почти как сын, и может, ему придётся к тебе за помощью обратиться. Так что, Соломон, запомни его, и если что, отнесись, как и ко мне.
– Ладно, – вождь вновь преобразился в невозмутимого и солидного человека, встал и направился на выход, – отдыхайте пока, а мне пора своих соплеменников навестить – праздник ведь.
Сулейман покинул нас, и вскоре в лагере заиграла музыка. Дружный и слаженный хор в несколько мужских и женских голосов запел тягучую песню, а струнные инструменты и несколько барабанов придавали мелодии приятное и лёгкое звучание. Сначала голоса были едва слышны, они сливались с музыкой в одно целое. Однако затем они стали превалировать, и исполняемая хором песня на незнакомом мне языке разнеслась над всей племенной стоянкой. Так продолжалось несколько минут, и всё это время,
