В это же время Лыков приехал в особняк Нефедьева и велел позвать в гостиную мадемуазель Бриньяк.
Гувернантка, красивая зрелая брюнетка с точеной фигурой, вошла через пять минут. Алексей вежливо попросил ее присесть. Француженка непринужденно устроилась в кресле и положила ногу на ногу так, что подол платья задрался, высоко обнажив лодыжку в ажурном чулке с ярко-красной подвязкой. Смутившийся Лыков поторопился отвести взгляд от этой бесстыдно голой ноги. Мадемуазель Бриньяк смотрела на сыщика насмешливо и неуловимо порочно.
– Какие еще вопросы пришли вам в голову, господин Лыков? Я все рассказала вчера.
– Мне пришло в голову спросить, что вас еще связывало с убитым, – ответил Алексей, с трудом удерживаясь от желания смотреть и смотреть на эту чертову подвязку.
– Ха-ха! Вам уже рассказали. Что ж, мне нечего скрывать. Да, мы с Александром Евгеньевичем состояли в связи. Это ведь не запрещено в России? И я меньше всех была заинтересована в его смерти. Поскольку жила при нем… как это у вас говорится, распевая песенки?
– Припеваючи.
– Да, припеваючи. Он хорошо меня обеспечил, не скрою, но еще дополнительные несколько тысяч не помешали бы.
– Кто в доме знал о вашей связи?
– Все. Кроме мадемуазель Барбары. Та сущий ребенок в подобных вопросах. Вот кому-то достанется жена, ха-ха! Кстати, господин Лыков, не желаете попробовать? Я пользуюсь ее доверием и могу попсе… поспе… тьфу! словом, помочь. Правда, я слышала, что Барбара теперь бедна, как церковный мышок.
– Мышонок.
– Ну пусть мышонок. Жениться на сироте без рубля – это так романтично!
– Здесь, пожалуйста, поподробнее. От кого вы это слышали?
– От Саши… от Александра Евгеньевича. Пять дней назад. К нему пришел какой-то человек и очень вывел из себя. Никогда не видела его таким! Тогда Саша и сказал про свою дочь: «Моя Варенька в один миг сделалась нищей» – и добавил: «Подлец Листратов!»
– Кто такой этот Листратов?
– Не знаю, он никогда ранее не называл эту фамилию.
– Что ж, не смею вас более отвлекать, – завершил беседу Алексей. И, вставая, не удержался – посмотрел-таки вниз!
– У вас очень красивые подвязки, – произнес он как можно ехиднее, желая отомстить фривольной бабенке за свои переживания.
– Спасибо. Я заметила, что они вам понравились. Хотите посмотреть еще?
И мадемуазель Бриньяк, не дожидаясь ответа, потянула вверх трен своего платья, открыв ноги чуть не до колен. Окончательно смущенный Лыков позорно сбежал из гостиной под насмешливый хохот гувернантки. В доме лежит ее зарезанный любовник, пахнет ладаном и бубнит пономарь, а она гогочет! Вот нация!
Раздосадованный сам на себя, титулярный советник вернулся в полицейское управление. На его столе лежали две бумаги. Одна – донесение о том, что камердинер Тронов посетил кого-то в доходном доме фон Ранненкампфа. Вторая бумага оказалась справкой из части о жильцах, проживающих в упомянутом доме. Пятая строка сверху гласила: «Личный почетный гражданин Мартын Риммович Листратов».
Титус сидел в общей комнате и грыз баранку, когда Алексей вылетел из кабинета, на ходу запихивая за ремень свой «веблей».
– Яша, за мной с оружием!
Титус выплюнул баранку, схватил револьвер и побежал следом за Лыковым.
Лакей постучал в дверь и бодрым голосом доложил:
– Ваше степенство! К вам опять утрешний дедушка!
– Иду, – ответил сиплый голос. Послышались быстрые шаги, повернулся в замке ключ, и дверь открылась. Лыков тотчас же шагнул внутрь и без почтения ухватил жильца за ворот халата.
– Что такое? Вы кто? – опешил тот.
– Сыскная полиция, господин Листратов. Пришли побеседовать.
– О чем это?
– Не о чем, а о ком. О Нефедьеве и Обыденнове.
И Листратов сразу сник.
Сыщики быстро осмотрели занимаемые им комнаты, но никого более не обнаружили. Алексей внимательно взглянул на личного почетного гражданина. Тот оказался крепким еще мужчиной пятидесяти с лишним лет, лысым, бритым и с маленькими злыми глазами.
– Подождите меня в коридоре, я переоденусь и выйду. В полиции у вас и побеседуем.
– Сейчас, разбежались! – засмеялся Титус. – Сначала мы тут все осмотрим. Ну-ка, что за бумажка?
И вынул из лежащей на столе книги закладку. Развернул и прочитал вслух:
– «Мною, Михаилом Александровичем Нефедьевым, дана настоящая расписка в том, что я взял у Мартына Риммовича Листратова в долг сто шестьдесят тысяч (160 000) рублей, кои обязуюсь вернуть не позднее чем через три месяца после вступления в права родового наследства. Записано 2 марта 1881 года в городе Василе-Сурске Нижегородской губернии». Ну, сразу видать, что мы пришли по адресу.
– Что же это за книга, ежели в ней такая закладка? – в тон Яану полюбопытствовал Алексей. – Ба! Да это метрические записи. Какой год? Тысяча восемьсот шестьдесят третий. Ну-ка… Вот! Совершены требы: назнаменание[103] и воцерковление младенца мужеского полу. Читаны молитвы: «В первый день, по внегда родити жене отроча» и «Во еже назнаменати отрока»; уплачены полтора рубля. И полная метрика: имя, время рождения и крещения новорожденного; сословие, звание и вероисповедание родителей; звание и вероисповедание воспреемников. В графе рукоприкладства свидетелей расписались те же воспреемники: супруги Обыденновы и Листратов. А младенца знаешь, как зовут, Яан? Михаил Александрович Нефедьев! То, что мы искали. Рожден в законном браке от Александра Евгеньевича и Марии Силуяновны Нефедьевых. Поскольку мать умерла родами, а отец пребывает в военном походе, присутствуют только воспреемники. Крестил и запись в книгу внес: священник бесприходной церкви Воздвижения Креста Господня отец Иеремия. Откуда это у вас, милейший?
Листратов вжал голову в плечи и молчал.
– Вот что. Поедемте сейчас к нам, где и объясните свой аферизм с заменой родства. И как Михаил Обыденнов узнал, что он на самом деле Нефедьев. Остальное, то есть что с ним потом стало, нам известно.
Через полчаса в кабинете начальника сыскной полиции старик со злыми глазами рассказал Лыкову с Титусом удивительную историю.
– В восемьсот шестьдесят втором году я служил помощником управляющего у важного барина, Евгения Михайловича Нефедьева. Богатый был человек! Четыре имения, лесные угодья, конезавод в Калмыкии… Имел он двух сыновей и двух дочерей. Старший – Александр Евгеньевич – служил в Новороссийском гусарском полку. Он смолоду доставлял отцу много неприятностей. То крестьянку обрюхатит, то купцу бороду вырвет; а однажды у помещика, где полк квартировал, жену увез! Больше же всего в карты любил играть, и всегда неудачно. В двадцать два года от роду, еще корнетом, продул он почти сто тыщ ассигнациями. Евгений Михайлович испугался такого начала офицерской карьеры и упросил государя разрешить заповедное имение. И обратил в него долю старшего сына, положенную ему из родового наследства. Жить Александру Евгеньевичу есть на что, а играть – только по маленькой! Мудро сделал старик.
Так вот. В 62-м году Евгений Михайлович был уже очень немощен, а Александр Евгеньевич продолжал вести образ жизни, предписанный гусару. Это в тридцать четыре года! Отец умоляет: женись, стервец, а то я внуков не увижу. И подыскивает ему разных невест, одна родовитей другой. Сын ни в какую. Вдруг об эту пору, случайно, на улице, встречает он молодую девушку из мещанского сословия города Арзамаса, Марию Буйкову.
Листратов запнулся и прикрыл на минуту глаза, которые сделались вдруг теплыми и печальными. Потом продолжил:
– Ни до, ни после не встречал я эдакого беспорочного существа. Все, кто ее знал, любили Машу. И я,
