Бомба из прошлого

может прийти проверяющий, но мы не должны ни смотреть на него, ни разговаривать, а только выполнять свою работу.

Он не пришел к нам.

Мы слушали. Время пришло. В Ласточкином Гнезде Гиммлеру подали кофе. Потом его повели по очищенной от снега дороге, а комендант объяснял ему процедуру. Мерзавец в белом халате произнес речь о необходимости дезинфекции евреев, и повел их — триста евреек — по Дороге на небеса. Наверное, они верили ему даже тогда. Гиммлер посмотрел, как их обрили, как они разделись догола и дрожали от холода, а после этого поспешили за человеком в белом халате в узкую Трубу — к дверям камер. Все это время за ними следовали вооруженные украинцы. Думаю, они использовали только три камеры и Гиммлер, наверное, прошел вслед за ними, чтобы лично увидеть, как открываются двери камер, как туда загоняют людей и запирают двери на засовы.

Мы слушали. Некоторые говорили потом, что слышали женское пение — молитву отчаявшихся. Я не слышала. Я собирала шелковые блузки и срезала этикетки из Амстердама, Роттердама и Эйндховена, когда заработал двигатель. Евреи завопили, а потом наступила тишина.

Перед отъездом Гиммлер поужинал в Ласточкином Гнезде. Мы узнали потом, что он поздравил офицеров и представил коменданта к званию гауптштурмфюрера, а его заместителя Ниманна к званию унтерштурмфюрера. Он уехал. Мы лежали на койках в бараках и слышали, как тронулся поезд. Улыбался ли он, когда впервые увидел еврейских девушек?

В ту ночь, 12 февраля, я так и не смогла уснуть, зная, что триста евреек из моего города задушены выхлопными газами Газмейстера ради того, чтобы продемонстрировать Гиммлеру эффективность процедуры. Я осталась жива. Я увидела новый день. Моя ненависть осталась со мной. Я выжила — а они нет, — чтобы увидеть, как рассвет проникнет в окна барака. В тот день прошел новый слух. Говорили, что немцы потерпели поражение от русских в битве под Сталинградом и отступили… Но я не поверила — как и в то, что кто-либо другой может спасти меня. Мы все были сами по себе.

* * *

— Где он?

Эдриан кивнул в сторону улицы.

— Третья дверь с конца по этой стороне, — сказал Деннис.

— Я пойду сам. — Лоусон направился к указанной двери. Дэвис и Чарли шли за ним. Он прибавил шагу, а когда понял, что они не отстают, раздраженно щелкнул за спиной пальцами, но Дэвис и Чарли не остановились. Когда ему позвонили, он дремал и успел лишь натянуть одежду поверх пижамы.

Ему снова вспомнился Клипер Рид. Для каждой ситуации у него была своя история. Для подобной тоже. Деннис сказал по телефону, что есть опасность потерять агента. О чем-то похожем рассказывал и Клипер, сидя на лавочке в парке, у старой крепости в Гданьске.

Он прошел под арку. Присмотрелся. Агент сидел, съежившись, в позе зародыша, обхватив руками колени. Плечи его дрожали, голова поникла. После звонка от Денниса он принял решение ничего не говорить Шринксу.

Лоусон обернулся, поймал взглядом Дэвиса и девчонку, Чарли.

— Стойте там. Ни в коем случае не вмешивайтесь. Это не ваше дело.

Он нагнулся. Хлопнул Ноября по щекам. Агент вскинул голову и удивленно посмотрел на него.

— Ты готов меня слушать?

Агент промолчал.

— Я не собираюсь сейчас обсуждать твое состояние. И вести умные разговоры насчет того, кто ты такой и зачем здесь, не буду. Но хочу напомнить кое о чем. Ты — доброволец. Ты согласился на это сам.

Агент напрягся. Глаза полыхнули злостью. Уже лучше.

— Нельзя быть добровольцем в понедельник, заторопиться куда-то во вторник и все бросить в среду. За тобой целая команда первоклассных агентов, а ты тут скорчился и распустил сопли. Тебе это нравится?

Ноябрь сжал кулаки, и Лоусон подумал, что парень сейчас закипит от злости.

— Ты жалок. Ты полностью разочаровал людей, которые с тобой работают. Да, работа не самая легкая, но ты, сынок, выбрал ее сам. Встань и иди, причем быстро, но сначала расскажи мне коротко и ясно об ужине у Ройвена Вайсберга. С датой отъезда определились?

Агент поднялся. Лоусон наклонился поближе, положил руку ему на плечо, почувствовал, как напряглись мышцы. Выслушав, кивнул.

— Для начала хорошо. Мы здесь, рядом, — думай об этом. А еще о том, что ты всего лишь винтик в сложной, отлаженной машине. Сегодня ты подвел не только себя, но и всю команду. Это не должно повториться. Когда станет жарко, у тебя, может, и появится причина забиться в угол, но не сейчас. Мы только начали, так что за работу, молодой человек.

Кэррик толкнул плечом Лоусона так, что тот едва не упал, и ему пришлось схватиться за стену — там, где была медная дощечка, — чтобы не потерять равновесие. Его как будто обожгло злостью. Так и должно быть. Цель достигнута.

Ноябрь сделал пару шагов и остановился. Лоусон смотрел. Постояв секунду-другую и как будто приняв какое-то решение, агент зашагал по улице, четко и уверенно, едва ли не строевым шагом. Лоусон перевел дыхание. Агент дошел до угла — плечи расправлены, голова поднята, — повернул на другую улицу и скрылся из виду.

— В этом не было никакой необходимости, — сердито зашептал Дэвис. — Вы обошлись с ним жестоко и…

— Вы молоды, неопытны и слишком мало видели, — невозмутимо оборвал его Лоусон, — так что ваши комментарии абсолютно неуместны.

— … и грубо. Бесчеловечно. Мне противно участвовать в этом. Вы сделали карьеру, перешагивая через людей и…

— Держите свои игрушки в коляске. — Он вдруг почувствовал, что чертовски сильно устал, и медленно побрел туда, где ждали остальные. Она подбежала к нему. Малышка Чарли. Ее голова запрыгала у его локтя.

— Я все слышала и все поняла, — сухо заговорила она. — Я собрала крошки вашей мудрости, которыми вы пожелали поделиться с нами, низшими созданиями. Если бы люди, с которыми я работаю, узнали, что вы сейчас сделали, то выстроились бы в очередь, чтобы дать вам хорошего пинка. Очень ловко, мистер Лоусон. Для вас самое главное — победить. Любой ценой, не так ли?

Он не стал говорить ей, что поражение неприемлемо. Если его предположение верно и боеголовку везут сейчас из далекого Сарова куда-то на границу для продажи и дальнейшего использования, то они просто не имеют права проиграть.

— Как прошло, мистер Лоусон? — спросил Эдриан.

— Он в порядке.

— Вправили ему мозги, мистер Лоусон?

— Сделал, что было нужно.

Он опустился на сиденье и моментально уснул.

* * *

Он осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал жену в обе щеки. Вышел на цыпочках из комнаты и прокрался по коридору. В детской он так же осторожно простился с дочерьми — поцеловал каждую в лоб.

В прихожей Ворон надел ботинки, взял сумку и повесил на плечо. Он не оставил после себя ничего: ни мобильного телефона, ни ноутбука. Ничего, где можно было бы найти улики. Он открыл дверь — над Персидским заливом занимался рассвет. Неподалеку, на стройплощадке, высился кран. Его ждало такси. Ворон не знал, когда вернется домой, к жене и детям. Если вообще вернется. Он надеялся, но уверенности не было.

Такси тронулось. Пусть он никогда не увидит любимую жену и детей, но если оружие достигнет цели, пережить жертву будет легче.

Такси везло Ворона в аэропорт.