Я сопровождал Мэдлин в дом Джейн в кэбе, и всю дорогу она то пыталась мне что-то объяснить, то требовала обещаний, что я ничего не стану предпринимать без ее просьбы, а просто буду стоять рядом, дабы помочь ей в случае необходимости, что, как вы помните, я много лет назад поклялся делать до конца своих дней.
Многое из рассказанного мне Мэдлин по дороге я уже знал, а о многом догадывался. Приведу некоторые факты, которые побудили ее спрятать меня в дровяном чулане.
Эмили, мать Мэдлин, и моя мать, Натали, были сестрами[62]. Эмили умерла при рождении Мэдлин, что, несомненно, ухудшило характер отца девочки. Недавно он наконец умер от болезни печени, вызванной, в чем я не сомневался, злоупотреблением алкоголем и злобным нравом. Его брат взял Мэдлин к себе в качестве компаньонки своей незамужней дочери Джейн, уверенной в себе и пользующейся успехом девицы, радующейся обществу кузины, как передышке от внимания назойливых ухажеров и нескончаемых планов отца устроить для нее выгодный брак. Недавно в семье возникли финансовые проблемы. Мэдлин подозревала, что они были усугублены, если не вызваны, смертью ее отца, чьим жалким поместьем ее дядя все еще пытался управлять. Она чувствовала себя причиной всех бед.
В результате мы с моей кузиной Мэдлин ехали к ее кузине (которая не была моей кровной родственницей), чтобы противостоять какой-то неведомой для меня опасности. Я дал обещание, которого не понимал, но Мэдлин сказала, что скоро мне все станет ясным.
Как любой неглупый человек, я направлялся на поле битвы, внешне сохраняя спокойствие, но в глубине души чувствуя страх.
Чулан, где хранились дрова, был необычным сооружением. Очаг из красноватого кирпича находился возле узкой, такой же солидной кладки, как и камин, стены, смежной с гостиной. Большую часть дров предусмотрительно убрали (оставшиеся были сложены у камина), но в кладовке ощущался сильный запах смолы, а на полу валялись щепки и обломки березовой коры. В углах виднелась паутина.
Я никогда не принадлежал к самоуверенным личностям, тем более в студенческие годы. Но мне хотелось показать себя с лучшей стороны, тем более что, к моей досаде, Мэдлин сама заплатила извозчику. Пока я обследовал чулан, Мэдди принесла длинную занавеску из зеленого бархата весьма неопределенного возраста, которую она ловко прикрепила сверху, прикрыв ею чулан. Словно приглашая девушку на вальс, я протянул руку и помог ей слезть с табурета. Она поставила табурет в кладовку и изящно присела в реверансе, словно говоря: «Ваше место, сэр».
Я был не слишком удивлен, но немного встревожен такой стратегией. Если мне предстояло действовать в качестве телохранителя, разве я не должен был являть собой видимую угрозу? Если, вследствие преувеличенной веры в мои возможности, Мэдди ожидала от меня исполнения роли троянского коня (или яда в тайнике перстня), то я не хотел, чтобы враг обнаружил меня скорчившимся в чулане на табурете, прижатым к стенам боками и спиной.
Мэдди посмотрела на меня и на табурет и совершила чисто женский поступок – подбежала к дивану, схватила овальную подушку с бахромой и положила ее на табурет.
— Еt voila![63] – воскликнула она. — Трон для короля и героя!
Прежде чем я перестал смеяться и изливать свои возражения, снаружи залаяла собака и Джейн крикнула нам снизу:
— Будь готова, Мэдди, он уже здесь!
— Джейн знает о моем присутствии? — быстро спросил я.
— Узнала, когда я попросила у нее занавеску. Она говорит о Рэндалле.
— Значит, Рэндалл идет сюда?
Мэдди кивнула. Молодой граф был не тем человеком, с которым мужчина хотел бы оставить наедине свою дочь или кузину.
— А где ваш дядя? — осведомился я, не видя и не слыша в доме никого, кроме Джейн.
— Ушел по важному делу.
— А слуги?
Она покачала головой.
— Экономка?
— Мы обслуживаем себя сами, после того как… В дверь громко постучали.
— Тогда позвольте мне открыть. Не сомневайтесь, я знаю, как разговаривать с человеком, чье присутствие нежелательно.
— Пожалуйста! — Мэдлин умоляюще смотрела на меня своими светлыми глазами. — Мы пригласили его. Тайно. Он согласился простить нам часть долга, если мы встретимся с ним. Джейн думает…
Стук повторился.
— Я открою! — крикнула Джейн.
— Не могу сказать, что мне это по душе, Мэдлин, — заметил я.
— Понимаю, — сказала она, подталкивая меня к кладовке. — Но вы нужны мне. Я боюсь!
Я втиснулся в кладовку и присел на край табурета.
— Я пообещал сделать это и выполню свое обещание.
Послышались приближающиеся голоса.
— Не забудьте об обещании, — предупредила Мэдлин. Разумеется, я о нем помнил. В кэбе она заставила меня поклясться, что я не выйду из укрытия ни при каких обстоятельствах. Я должен был слушать и, если удастся, смотреть, но не привлекать внимания к своему убежищу, пока Мэдлин или Джейн не произнесут слова «Джон Ватсон».
Из всего этого явно не могло выйти ничего хорошего.
Я услышал шаги Джейн и другие, более тяжелые. Мэдлин поспешно опустила занавеску. Наступила полная темнота.
Мужской голос произнес нечто вроде «добрый день, Мэдлин», но я не был уверен. В ответ раздалось невнятное бормотание.
Я не только ничего не видел, но и не мог слышать, что происходит за занавеской. Тесная кладовка оказалась скверным наблюдательным пунктом. Может быть, я должен встать? Но смогу ли я подняться с этого чертова табурета бесшумно? Любой звук может открыть мое присутствие… Мое сердце бешено колотилось. Я начинал испытывать паническое ощущение человека в западне.
Впрочем, Рэндалл, хотя и был настоящим животным, судя по тому, что я о нем слышал, очевидно, не обладал звериным чутьем, поэтому я пока что оставался незамеченным.
Вскоре как будто рассвело, и я смог видеть! Не слишком хорошо, но все-таки смог. Мои глаза привыкли к слабому свету, проникающему сквозь занавеску. Я видел свои узловатые руки, лежащие на темных брюках, и даже слышал, как все трое устраиваются на диване лицом к камину и ко мне. Все изменилось, когда Мэдди перестала стоять перед моим убежищем, закрывая его спиной.
— Очень мило, что вы пришли, Рэндалл, — заговорила Джейн, играя роль гостеприимной хозяйки.
— Не так уж мило, — насмешливо отозвался Рэндалл, — но я все-таки пришел.
Я наклонился вперед. Сквозь щель между занавеской и стеной я мог разглядеть всех троих на диване, обитом выцветшим алым бархатом. Джейн, темноволосая красавица, сидела посредине, делая вид, будто занята вязанием, а в действительности играя роль стены между Мэдлин и Рэндаллом. Меня это порадовало, так как молодой граф Норрис принадлежал к людям, которые нравятся женщинам, но не нравятся мне.
Даже сидя, Рэндалл выглядел высоким и горделивым. Я сразу же понял, что ему доставляет удовольствие себя демонстрировать. Он был чисто выбрит и аккуратно причесан; розовые губы слегка кривились, как у избалованного ребенка.
Впрочем, меня беспокоил не только его рост, но и явно незаурядная физическая сила. В то время как моя кожа желтела, а фигура горбилась от бесконечного сидения в комнате над книгами, Рэндалл, безусловно, проводил каждое утро на воздухе, совершая прогулки верхом в лесной прохладе, стреляя из старого мушкета лисиц, бобров, кроликов и фазанов. Хотя по размерам мы трое превосходили его обычную дичь, нам едва ли удалось бы с ним справиться.
