золотую цепочку, на которой висел золотой же нательный крестик и небольшой, но тяжелый ключ. Этот ключ он вложил в замочную скважину, расположенную между стеновыми панелями красного дерева. Послышался сухой щелчок, и одна из панелей мягко приоткрылась.
За ней располагался сейф. В нем-то Евгений Павлович и держал свои сбережения. Он мог бы положить деньги в любой банк, будучи абсолютно уверенным, что никакая налоговая инспекция к нему и близко не посмеет подойти, но... Свое Семеруков предпочитал держать при себе. На всякий случай.
Достав из сейфа тяжелый пузатенький «дипломат» и короткий пятизарядный «бульдог», Евгений Павлович вновь запер дверцу, спрятал ключ и вышел в гостиную.
Охранники смотрели телевизор, живо обсуждая происходящее на экране. Анатолий сидел в уголке, отстраненно от всех, щелкал что-то в своем «ноутбуке», подключенном через модем к телефонной сети. Время от времени он прерывался, чтобы сделать необходимый телефонный звонок, а затем снова принимался клацать клавишами.
При появлении Евгения Павловича все разговоры моментально смолкли. Охранники уставились на «хозяина», словно верные псы в ожидании приказа. Анатолий Анатольевич поспешно завершил работу и закрыл «ноутбук».
Семеруков остановился посреди комнаты, едва заметно кивнул в сторону одного из охранников:
— Ты. Выведи машину из гаража и жди у подъезда.
— Понял. — Охранник моментально исчез за дверью.
— Анатолий, поедешь со мной.
— Хорошо, — тот послушно поднялся.
— По дороге закажешь билет на самолет. Ночной рейс. Куда-нибудь в Европу. На «новую» фамилию. Экономичный класс. Подойдет любая авиакомпания, кроме российских.
— Ясно, — ответил Анатолий Анатольевич.
Евгений Павлович вновь повернулся к охранникам:
— И передатчик захватите. Мне нужно будет кое с кем поговорить.
16:54. Стоянка перед главными воротами радиотелевизионной передающей станции
Ледянский смотрел в сторону башни, слушая, как Третьяков, Чесноков и капитан-спецназовец обсуждают план будущего штурма. Дело наконец сдвинулось с мертвой точки, пошло. Говорили они оживленно, быстро, какие-то варианты откидывая и тут же предлагая новые.
Трошин участия в разговоре не принимал, только изредка заглядывал в схему и с умным видом качал головой. Для него все эти «группа Альфа», «два борта с группой «Дельта», «три борта по направлению» звучало не яснее, чем китайская грамота. В плане звучных прокурорских речей и юридической казуистики генерал мог дать сто очков вперед любому, но в остальном...
Седнев инструктировал штурмовиков в автобусе. Делалось это опять-таки по настоянию Ледянского. Он хотел, чтобы каждый омоновец, спецназовец, «альфовец» понял, с кем ему придется иметь дело. Несомненно, штурмовики и так относились к задаче серьезно, но Ледянский считал, что этого мало. Они должны не просто относиться. Необходимо, чтобы каждый пропитался опасностью до самых костей. Не страхом, нет, но чувством максимальной опасности. Тогда и только тогда жертвы среди штурмовиков можно свести к минимуму.
Ледянский понимал, что совсем избежать потерь не удастся, но, может быть, впервые он взглянул на неизбежные жертвы не как профессионал, а как человек. Ему очень хотелось сказать: «Все, ребята. Вам придется обойтись без меня. Я не могу отдать приказ о штурме, и не только потому, что там, в башне, среди заложников моя дочь». Однако Ледянский знал, что никогда не сможет произнести ничего подобного. Весь груз ответственности за каждого погибшего в этом бою ляжет на него. И до конца своих дней ему придется сожалеть о своем поступке, о несказанных словах, о команде к началу операции. До последнего вздоха ему будет казаться, что существовало еще какое-то решение, лучшее, оптимальное, позволявшее сохранить жизнь, может быть, всего одному человеку, но разве этого мало? И он будет искать это решение всю жизнь, боясь найти, потому что, если оно все-таки отыщется, это будет означать конец всего.
— Товарищ генерал, — окликнул Ледянского капитан-спецназовец.
— Да? — Тот повернулся.
Он и сам не знал, чего ему больше хочется — получить приемлемую схему штурма или же услышать: «Штурм невозможен».
— Товарищ генерал, мы разработали план, — Чесноков придвинул вычерченную на бумаге схему, испещренную стрелками и пометками. — Вам необходимо взглянуть.
— Давайте взглянем, — улыбнулся Ледянский через силу. — Что у нас тут?
— В принципе эта схема не слишком отличается от предыдущей, — заметил Третьяков. — С той лишь разницей, что атака наземными силами будет проводиться не с двух, а с четырех сторон, под прикрытием бронетехники. Внимание террористов рассеется, а значит, им будет сложнее вести сосредоточенный огонь. Второе. Вертолетная атака также начнется не с одного, а с трех направлений. Точки взлета: группа 1 — три машины — пересечение Королева и Цандера, группа 2 — еще три борта — перекресток Аргуновской улицы и Звездного бульвара и, наконец, группа 3 — четыре борта — пересечение улицы Добролюбова и Огородного проезда. Вертолетный десант с группой «Дельта» взлетает, как и оговаривалось раньше, с перекрестка Королева и Ботанической. В этом варианте террористам будет сложно выделить десантные вертолеты, а значит, у «Дельты» больше шансов на удачную высадку. Плюс к тому, поднимутся два дополнительных борта с базовой площадки группы 1. На них мы посадим снайперов. Необходимо подобрать самых лучших стрелков, но это лишь вопрос времени.
— Которого, кстати, у нас не так много, — заметил Ледянский.
— Да, — согласился Третьяков. — Мы постараемся уложиться в минимально короткие сроки. Так вот, снайперы по команде к началу штурма снимут наблюдателя, расположившегося на шестой площадке, и главаря террористов. Насколько я понимаю, именно он держит палец на кнопке. Если мы убьем его одним выстрелом, некому будет взорвать башню. Остальным террористам, уверяю вас, придется настолько туго, что они забудут и о заложниках, и уж тем более о тротиловых зарядах.
— С какого расстояния придется стрелять?
— Чуть больше километра. Точнее — километр и сто метров.
— Это слишком далеко, — покачал головой Ледянский. — И потом, разве не вы говорили, что вертолеты будет качать? Какова вероятность того, что ваши люди убьют главаря с первого же выстрела? Я думаю, что ничтожно мала. А раз так, то не стоит и пробовать. Раненый этот человек даже более опасен, чем когда цел.
— Именно поэтому мы и берем двух стрелков, а не одного, — пояснил Третьяков. — Винтовка «ллайт фифти», которой вооружены снайперы из отряда спецназа, позволяет поразить цель с расстояния до полутора километров.
— Вы знаете не хуже меня, что подобные выстрелы практически нереальны. Они готовятся месяцами. И стрелок должен находиться в нормальных, а не экстремальных условиях. Снайперу необходимо сделать кучу расчетов, прежде чем он сможет произвести удачный выстрел. Вы же предлагаете им стрелять практически навскидку. Эти люди все-таки снайперы, а не ковбои.
— Скорость и направление ветра им сообщат пилоты, — возразил Третьяков. — Это существенно облегчит задачу стрелков. А стандартный баллистический обсчет они могут произвести и на земле. Им останется только произвести корректировку, но на это у опытного снайпера уходит всего пара секунд. Согласен, предложение несколько авантюрное, но оно полностью соответствует сложившейся ситуации.
— Можно попробовать сократить расстояние, — предложил Чесноков. — Если провести машины у самой земли вот до этой точки, — он ткнул в пересечение Королева и Аргуновской, — то расстояние от стрелка до цели составит не более пятисот метров. Под прикрытием домов можно даже подойти еще немного ближе. Метров до четырехсот. Расстояние для прямого выстрела более чем приемлемое. «Ллайт фифти» — очень мощная винтовка.
