На втором этаже посыпались стекла. Кто-то выдавил их стволом.
Спецназовец уже подбежал к КПП, рванул на себя стеклянную дверь, одновременно выпрямляя руку, ловя на мушку сержанта.
— База, там еще трое! Они целятся в наших, — кричал чей-то надрывный голос. — База, что делать?
Чесноков поднес передатчик к самым губам, но все не решался отдать приказ, способный изменить ситуацию кардинально. Поставить все с ног на голову.
— База, ответь! Что делать? — В крике этом звучало такое напряжение, что полковник разом взмок. Ему на плечи словно сбросили мешок с песком.
Третьяков мрачно наблюдал за разворачивающимися событиями, стоя в дверном проеме «РАФа». Рядом с ним в таких же напряженных позах застыли остальные штабисты.
— Активность справа! — кричал в микрофон Моцарт. — Ориентир — одинокое дерево.
— Активность справа, — вторил ему Яцек. — Голубой «жигуль»!
— Слева, — влился в общую какофонию голос Профессора. — Угол экскурсионного корпуса.
Гусь выдохнул хрипло:
— Вот, б... Так я и знал. Штурмовать будут, сволочи! Март, — он повернулся к товарищу, — держи первый сектор, я возьму второй. — И тут же губами в коробочку передатчика: — Кокс, что у тебя?
— Чисто!
— Маяк?
— Все чисто, — откликнулся Леня Удав. — Никакой активности!
Тем временем Март, задвинув автомат за спину, схватил тяжелую снайперскую винтовку. Перевернув ящик, установил сошки.
— Ну давайте, гады, идите. Мы вас встретим, — бормотал он себе под нос.
Из подсумка, висящего на поясе, Март извлек длинный, похожий на небольшую ракету патрон, оттянул затвор, вложил его в ствол и приник к прицелу, ловя в перекрестье крохотную фигурку внизу.
— Готов! — крикнул для порядка. Сейчас все были готовы.
На площадку спустился Волк, выводящий первую группу детей, вызвал лифт.
— Волк, — заорал Гусь, — бросай их на хрен! Ща начнется!
Тот по тону понял, что надвигается большой переполох.
— А-а-а, чтоб тебя, — повернулся к школьникам, присел на корточки: — Значит, так, дети. Живо в конференц-зал. И скажите там всем, чтобы легли на пол и закрыли головы руками. Ясно? Вперед. Шагом марш.
Дети поспешили к лестнице, а Волк потрусил на свое место.
Лифт ушел вверх. Замигало световое табло. Змей матюкнулся натянуто. Отсутствие лифта означало, что им некуда отходить. Они оказались в ловушке. Пастор быстро, держа автомат на уровне плеч, двинулся к двери.
— Змей, прикрой меня.
— Давай! — Змей прицелился в маячащую за стеклянной дверью КПП фигуру спецназовца. — Жека, держи генерала!
— Понял!
Пастор миновал «вертушку», ведущую в предбанник, шагнул на улицу, придержал дверь ногой, оставляя ее открытой. Ледянский оглянулся. На лице его отразилась растерянность. Ситуация, похоже, вышла из-под контроля. Вопрос уже заключался не в том, стрелять или нет, а в том, кто первым допустит ошибку и получит пулю. У него, как и у спецназовца, был при себе пистолет, но достать его сейчас и означало бы сделать тот самый неверный ход. Террористы откроют огонь немедленно. Он не успеет даже вытащить оружие. Пять стволов против одного — это слишком много.
— Командир! — крикнул Пастор, выцеливая спецназовца. — Отходите! Я прикрою!
Четвертаков зло выругался:
— Если они откроют огонь первыми, наши погибнут.
— Что вы предлагаете? — спросил Седнев.
— Медлить больше нельзя. Надо уложить этих скотов прежде, чем они успеют пустить в ход оружие.
— Может быть, вышло недоразумение? Что, если террористы не собираются стрелять?
— Да? А из-за чего в таком случае весь переполох? Зачем они достали автоматы? Куличи лепить? — огрызнулся Четвертаков. — Видно, эти сволочи решили и рыбку съесть, и задницу не ободрать. Получили деньги и оставили у себя детей. Дети для них — стопроцентная гарантия безопасности.
— База, База, мы их держим. Они у нас на мушке! — надрывалась хрипло рация.
Спецназовец приоткрыл дверь и, продолжая целить сержанту в голову, закричал:
— Опусти автомат!
— Черта с два! — завопил тот в ответ. — Сперва ты опусти пушку!
— Опусти автомат, я говорю!
Капитан стоял, не шевелясь, понимая, что любое движение может спровоцировать шквальный огонь как с той, так и с другой стороны. Причем для его ребят положение складывалось пиковое. Они, конечно, успеют подстрелить нескольких снайперов, но власти пригонят новых. У них достаточно людей, а потери в этой стране подсчитывать не принято. Для его же команды каждый выбитый человек — это не просто погибший друг. Потеря даже одного из двадцати автоматически приближает гибель остальных. Трудно оборонять башню в два десятка стволов. В пятнадцать еще труднее. В десять — невозможно.
— Командир! — снова крикнул Пастор. — Отходите. Если эти твари хоть бровью шевельнут, я разнесу им головы.
Капитан усмехнулся и посмотрел на Ледянского:
— Знаете, в чем разница между мною и вами?
— В чем же? — Тот тоже улыбнулся, но неестественно, а через силу. Только чтобы выдержать марку.
— Вы боитесь смерти, а я нет. Сказать почему?
— Почему?
— Вам есть что терять. А вот мне терять нечего.
— Любому человеку есть что терять, — возразил Ледянский. — Жизнь, например.
— Жизнь сама по себе не стоит и ломаного гроша. Смысл жизни человека в любви. Когда становится некого любить, пропадает смысл, а вместе с ним и жажда жизни. Вам жаль, что ваша дочь подверглась насилию? Мне тоже. Мне действительно жаль. Это сделали не мои люди.
— Мы спасли ей жизнь, — добавил сержант.
— Помолчи, — оборвал его капитан.
— Да если бы не вы, — скривился генерал, — ничего этого вообще бы не случилось. Моя дочь сейчас не лежала бы на носилках в «Скорой», а вела бы экскурсию. И это все из-за вас. Точнее, из-за того, что вы решили нажиться на чужом страхе.
— Мне плевать на деньги.
— Расскажите об этом кому-нибудь другому.
— Заберите их, — сказал капитан без всякого выражения и пнул один из мешков ногой. Тот опрокинулся. Тугие зеленые пачки посыпались на асфальт. — Вы плачетесь, что ваша дочь лежит на носилках, в «Скорой помощи»? Но вы, по крайней мере, знаете, что с ней и где она. А вот матери двадцати восьми моих парней не знают о своих сыновьях ничего. Не знают, где их могилы и есть ли эти могилы вообще. А все потому, что какой-то генерал, похожий на вас, подчиняясь приказу ворья, сидящего над ним, старательно заметал следы высокопоставленного воровства. Он не отдал приказ о помощи, как мы ни просили. Обещанная бронеколонна так и не появилась. «Вертушки» пролетели в паре сотен метров, но ушли в другую сторону. Нам не принесли боеприпасов, не поддержали огнем, не помогли выйти из окружения. Единственное, что сказал этот генерал: «Попробуйте отойти короткими перебежками, ребята». А вокруг было не меньше трех сотен боевиков. И мой сын не лежал на носилках и не поехал в больницу, а истек кровью у меня на руках. Он протянул почти сутки. На моих глазах умирали мои солдаты. Понимаете? МОИ. Парни, с которыми я прошел всю эту чертову войну от начала и до конца. За полтора года в моей роте
