Змей

15. Седьмая беда

Утром без звонка приехал Вукич и поволок на базу, проверять удрученный алкоголем организм. Сказал только одно: если тебе пошли навстречу, не значит, что вышел на пенсию. Молин послушно кивал, подставлял врачам руки, грудь, голову и все остальное. Спал он всего часа три, зато бессонница подвигла его к единственно правильному решению. Чтобы не сойти с ума и не натворить чего-нибудь, надо помнить о Жанне. Найти хоть что-то светлое и не выпускать из памяти. Он больше не имел права на осечку, после смерти химика. Поскольку никуда не вызывали и не препятствовали заслуженному отпуску, он рассудил, что Света Шаулина либо блефовала, либо наполовину поверила и озадачилась проверкой его домыслов.

Он никак не мог ответить на два вопроса. Кто был тот парень в плаще, Андрей, что сопровождал особистку вчера ночью? Брать его с собой в качестве охраны она бы не стала, зачем ей нужно самой на себя компромат собирать, потом объясняться, с какой целью ночью с ним встречалась. У них ведь так: сегодня я тебя, завтра ты меня… А вытекающая задачка еще более запутанная. Зачем Света раскрыла, кто такой Зинуля? Не просто раскрыла, а подтолкнула Молина к поискам. Могла ведь и промолчать, черт возьми.

Объяснение напрашивалось только одно, и Максу оно совсем не понравилось. Если первый отдел «копает» под шефа третьего, то рядовому испытателю совсем не место между жерновами. Намекни кто Молину раньше, что в Конторе возможны закулисные интриги, ни за что бы не поверил. Хотя, с другой стороны, а что он знал о сослуживцах? Группы работали над проектами разобщенно, постоянный контакт поддерживал Старший, руководил всеми перемещениями и командировками. Даже находясь в столице, без временного пропуска, который также выдавал Вукич, Макс не попал бы ни на базу, ни в Управление. И столь четкое соблюдение режима ему нравилось. Точно так же четко соблюдался регламент связи. Потеряв каким-то чудом контакт со Старшим, даже в самом глухом углу страны он помнил бы наизусть два телефона связи и два адреса в интернете. Набрав номер единожды, получив инструктаж от дежурного базы, следовало его забыть, а спустя некоторое время выучить новый.

Каждый проект требовал разное число исполнителей. Иногда они работали месяцами командой, а потом могли не увидеться год. Устойчивое ядро сохранялось, но бывало и так, что на несколько дней появлялись абсолютно незнакомые люди, молча делали свое дело и покидали группу.

Результаты проектов не обсуждались и представляли собой отдельную закрытую тему, словно крепость внутри крепости. Об удачах или неудачах начальство ничего не сообщало, впрочем, о многом он догадывался благодаря полевым испытаниям.

Та часть натуры, глубоко спрятанная, которая не отождествлялась с его служебной сущностью, испытывала сильнейший стресс, если не сказать хуже. Попросту билась в ужасе. Но очень скоро стресс отступал. Внутри крепости, в которой он работал, находилась вторая, внутренняя, где и бурлил главный котел. А Макс вместе с остальными ребятами лишь заготавливал для котла дровишки. Он не пытался заглядывать глубоко – проще было и дальше заготавливать дровишки, получать звания, деньги и награды.

В одном из московских жилых зданий, принадлежащих Министерству обороны, войти в которые можно было лишь через ворота со шлагбаумом, в подъезде с круглосуточным вахтером, на третьем этаже имелась железная дверь. За ней – следующая, с кодовым замком. Внутри, в квартире, в ящике серванта покоился антикварный клеенчатый чемодан с металлическими уголками. На самом дне обклеенного кинозвездами чемодана, в пакете, лежали две коробочки с орденами. Орденами, которые он никогда не наденет.

До прошлой недели Молин не слышал и малейших скрипов в отлично смазанных шестернях Конторы. Очевидно, он не прислушивался. Кого-то там Дума финансировала по остаточному принципу – учителей, библиотекарей. Контору Дума не финансировала никак, но шестерни исправно крутились. Он поймал себя на забавной мысли. Впервые он задумался о стране, не о государстве, а о людях в целом, находясь там . И там же впервые в жизни произнес патетические громкие фразы. Ну конечно! Все происходило ведь почти понарошку, как в сказке…

Упрекнуть себя не в чем, он не вступил в ряды отщепенцев; по сути, он и в будущем не прерывал службы. Как могло произойти, что, вернувшись, он скатился на дорогу измены? Причем выбор отсутствует. Либо он не летит ни в какой Дагомыс, а ставит к стенке ни в чем не повинного Антона Зинулю, которому уготовано через двадцать лет изобрести зачаток первого маточного биохарда, но который каким-то боком связан с Конторой…

…Черт, вот оно! Железная тетрадь доказывает, что будущий профессор уже благополучно дожил до своего открытия… а Молину уготованы разжалование и тюрьма… в лучшем случае. Или капитан забывает о глупостях, крутит дырки в погонах, и бесперспективный опыт приведет через четыреста лет к катастрофе. Кроме того, там Жанна. Или не кроме того, а в первую очередь. Здесь у него никого нет, а там хоть кто-то близкий. Парадокс…

Выбора нет, но выбор делать надо. Вход там, где выход.

Ему очень не хотелось вновь обращаться к Любановскому, да еще в субботу, но иных вариантов не оставалось.

На базе, под нарочитым вниманием Старшего, он написал подробный отчет. Сдавая в дежурке пропуск, оглянулся. Вукич стоял в коридоре, глядел вслед. На долю секунды у Молина возникло желание вернуться, схватить усатого за грудки или налить ему коньяка и вытрясти наконец, что же происходит.

Но Вукич тут же отвернулся и захлопнул дверь.

Потом Макс дважды звонил из двух разных будок, прикрывая рот ладонью, и спустя два часа стоял перед нужным подъездом. Третий звонок он сделал из автомастерской напротив. На одиннадцатом этаже в квартире сняли трубку, и мужской голос дважды весело произнес «Алло!».

Зинуля был прописан с матерью и младшим братом, но проверять, дома ли родственники, у Молина не было времени. Он потолкался у бронированной двери подъезда, вскоре вышла старушка с пуделем, и Макс поднялся наверх.

– Кто там?

– Сослуживец Игоря Григорьевича. Ему отворили дверь. Антон, высокий, немного сутулый, уже подсадивший зрение, в сильных очках, и его мать, на две головы ниже, в кудряшках и расписном халате.

– Пройдемся, – предложил Молин.

Зинуля не удивился, отправился за свитером. Видимо, его уже посещали .

– Мы можем сейчас проехать с вами в институт? – спросил Молин во дворе. Он сам точно не знал, как поступит, если парень откажется.

– Можем… – удивился тот. – Только там на сигнализации все. Придется упрашивать охрану, чтобы позвонили на пульт. А что вы хотите?..

– Вы любите дочку Игоря Григорьевича? – перебил Молин.

Лицо аспиранта вытянулось. Он медленно снял очки и, хлопая пшеничными ресницами, уставился на собеседника:

– Вы пришли меня шантажировать?

– Да.

– Достойный ответ! – Зинуля нервозно хихикнул и огляделся по сторонам.

Рядом никого не было, они стояли на узкой грязной дорожке среди заснеженных газонов. За строем одинаковых многоэтажек на проспекте проносились редкие автомобили. Облезлый пес тащил из помойки рваный полиэтиленовый пакет.

– Не знаю, чем вы собираетесь меня пугать, но приплетать Любу – большая ошибка. Я даже не стану разговаривать.

Тем не менее Зинуля не сделал и шагу, чтобы уйти. Макс обрадовался: кажется, он нащупал верную тональность.

– Мы и не собирались ее приплетать, если бы нас не вынудили. Скажу больше, вы сможете спокойно жить с женой и продолжать научную работу, если