синтезировать протеин, который восстанавливает нормальную структуру четвертой хромосомы. Во всяком случае, в лабораторных условиях.
Он закончил свою обращенную к человечеству тираду и повернулся к Мюриэл.
— Полагаю, милая дама, именно это привело вас сюда.
— Совершенно верно, профессор, — как можно почтительнее произнесла Мюриэл, чувствуя, что путь к сердцу этого человека лежит через его тщеславие.
Авилов подпер подбородок рукой, изрек очередное: «Ну-с…» — и погрузился в размышления. Вскоре он опять заговорил:
— Вы, конечно, понимаете, миссис Циммер, что вы не первая, кто обращается ко мне с подобной просьбой. Болезнь Гентингтона — страшное заболевание, и я всем сердцем сочувствую несчастным, чьи страдания, возможно, я когда-нибудь смогу облегчить. Но представьте себе всю нелепость ситуации: я, бывший советский гражданин, и по эту сторону океана оказался заложником бюрократической волокиты. Прискорбно, но это так. Я не сомневаюсь, что мой реструктурированный ген так же хорошо себя проявит в человеческом организме, как в мышином. Но до сих пор все наши призывы к чиновникам, в чьей власти принять решение, оканчивались ничем.
Мюриэл уронила голову.
— И тем не менее, — неожиданно оживился Авилов, — в данном случае я вижу одно удачное стечение обстоятельств.
— Какое же, профессор? — наконец нарушила молчание Изабель.
Русский неожиданно ткнул в нее пальцем и произнес одно слово:
— Вы.
— Не понимаю, — удивилась Изабель.
— Вы, доктор да Коста, вероятно, не вполне осознаете собственное значение. Но в мире вас считают научным гигантом, а в США — национальной героиней. Я говорю об этом с гордостью, ибо причисляю к гражданам этой страны и себя. Если бы в Вашингтоне знали, что вы дочь Эдмундо Циммера, думаю, вопрос о выдаче разрешения рассматривался бы иначе. Так сказать, под новым углом зрения.
Мюриэл разрыдалась. Изабель обняла мать, а сама продолжала беседу:
— Но ведь это абсурд, профессор Авилов. Каким образом вопрос о его жизни или смерти можно увязывать со мной?
Мюриэл зарыдала в голос.
— Доктор да Коста, вы, конечно, знаете о генетическом аспекте этого заболевания? — произнес Авилов, поучительно воздев палец.
— Если честно, то нет.
— Что ж, тогда я вас вкратце просвещу. Болезнь Гентингтона имеет наследственный характер и передается по аутосомно-доминантному типу. Вероятность унаследовать заболевание — пятьдесят процентов. Окажись ученый вашего уровня в такой опасности, я уверен, нам бы дали зеленый свет для ускорения испытаний. То есть — для лечения вашего отца.
— Господи! — прошептала Изабель и повернулась к матери: — А Доротея и Франциско знают?
Та кивнула.
— Они оба проверились. Я их пыталась отговорить. У Франциско все в порядке, а вот Доротея теперь живет под дамокловым мечом.
— Ужас какой! — ахнула Изабель.
Авилов мысленно торжествовал: судьба сама привела к нему в кабинет двойную удачу — не только верный способ ускорить бюрократическое оформление испытаний, но и знаменитую на весь мир пациентку, чье имя прославит и его.
— Доктор да Коста, если наша методика получит одобрение, вы поможете не только своему отчиму и сводной сестре, но и бесчисленным несчастным, которых, возможно, удастся спасти.
Изабель схватила мать за плечи.
— Мам! — с жаром воскликнула она. — Я готова на это пойти. Иначе Эдмундо не спасти.
Тут Мюриэл взволнованно сжала руки дочери.
— Изабель, ты должна кое-что знать, — сказала она. — Это касается тебя настолько непосредственно, что ты себе даже не представляешь.
— Не понимаю…
— Дорогая, ты тоже в опасности. Это я виновата перед тобой. — Она опять расплакалась. — Не знаю, как и сказать.
Изабель встревожилась еще больше.
— Мам, умоляю, что еще такое?
— Вообще-то, Изабель, Эдмундо твой настоящий отец. Это правда.
В первый момент девушка решила, что неправильно поняла, и недоуменно уставилась на мать.
— Милая моя, постарайся понять. Мой брак разваливался на части, а Эдмундо был такой заботливый, такой нежный. Он меня по-настоящему любил… — Она замялась. — У нас был роман, и… — голос Мюриэл стал едва слышен, — появилась ты. А после того, как Рей на тебе помешался, я не нашла в себе сил ему признаться.
— Прекрати! Я больше не желаю ничего слышать!
Она отодвинулась, оставив мать в рыданиях.
— Если б ты только знала! Ведь я потому позволяла ему делать с тобой что ему вздумается, что все время чувствовала себя виноватой.
— Поверить не могу! Я тебе не верю, — только и повторяла Изабель.
Она была потрясена. Ее терзала внутренняя неуверенность, непонимание самой себя. Кто она на самом деле? В душе Изабель всегда считала себя дочерью Реймонда да Коста. Он значил для нее очень много. И вот…
Неожиданно напомнил о себе русский доктор.
— Дорогая доктор да Коста, вы можете не беспокоиться на этот счет. Как врач, я все сохраню в тайне.
— Вот что, профессор Авилов, — вдруг заявила Изабель. — Я передумала. Я не буду участвовать в этом чудовищном подлоге. Это аморально.
Профессор выпрямил спину. По лицу было видно, что он оскорблен.
— В любом случае теперь вам самой требуется пройти обследование.
— Мне плевать! — огрызнулась девушка.
— Изабель, ты разве не понимаешь, что находишься в опасности?
Та вдруг зарылась лицом в ладони.
— Вы принадлежите всему миру, вы обязаны это сделать, — вкрадчиво произнес Авилов. — Вы, без преувеличения, величайший физик наших дней, и у вас пятьдесят шансов из ста оказаться носителем гена хореи Гентингтона.
— Благодарю! — рявкнула Изабель. — Вы только что повесили надо мной дамоклов меч.
— Вовсе нет. — Профессор неуместно усмехнулся. — Могу взять у вас кровь на анализ, и через неделю будете знать свою судьбу. Тревога вполне может оказаться ложной.
Изабель продолжала стоять на месте и ничего не отвечала, но в глубине души понимала, что он прав.
И все же не проронила ни слова.
— Вот что мы сделаем, — предложил профессор. — Я сейчас уйду, а вы тут между собой разберитесь. — Ему вдруг захотелось покоя.
Изабель перевела взор на мать, на ее осунувшееся лицо было страшно смотреть.
— Думаете, я стану говорить с женщиной, которая только что поломала мне жизнь? И моему отцу тоже? Тому, что она сделала, нет прощения.
— Но если бы не было Эдмундо, — взмолилась мать, — то не было бы и тебя!
Изабель ожгла ее взглядом.
— Ждешь, что я скажу тебе «спасибо»? — крикнула она и бросилась вон.
