— Откуда это? — поинтересовался он.
— Я, как всегда, встала рано, — улыбнулась Аня. — Может, и хорошо, что занавесок нет — встаю вместе с солнцем. Выпила чаю и пошла прогуляться. Дошла аж до Гарвард-сквер. Чудесное место! Там ни одна лавка никогда не закрывается. Играли какие-то музыканты, а в книжных — полно народу.
— Молодец! — похвалил Адам.
— Потом пошла домой. Купила по дороге круассаны. Подумала — вдруг ты приедешь. Не хочешь кофе?
— Давай.
Он опустился в кресло и заметил на столике потрепанную газету на русском языке.
— Что за газета? — полюбопытствовал он.
— «Правда», — прокричала Аня из кухни. — Я удивилась — номер такой древний!
— Ностальгия не одолела?
— Нет, — ответила она, входя в комнату с подносом. — На самом деле я здорово повеселилась. Здесь, в Америке, в газетах тоже правды не пишут, но хотя бы можно выбрать себе ложь по вкусу.
Она присела на край дивана и поставила поднос на журнальный стол.
Адам захрустел круассаном и невольно заметил румянец на щеках у подруги.
— Я рад, что ты в хорошем настроении, — похвалил он и перешел к более нейтральной теме. — На работу не думаешь выходить? Когда совсем поправишься, конечно.
— Вообще-то я немного устала, но психологически уже готова. Одна проблема…
Адам понял ее без слов.
— Конечно, тебе не хочется возвращаться в лабораторию к Дмитрию, это совершенно естественно.
— Напротив, — возразила Аня. Она пылала гневом. — Хочу показать ему, что он не такой уж всесильный и никогда не заставит меня исчезнуть с лица земли.
— Зачем тебе это? — удивился Адам. — Ненависть — деструктивное чувство.
Аня вздохнула.
— Наверное, ты прав. Но чем я еще могу заниматься? Надо признать, что только благодаря его влиянию я получила работу.
— Ну что ж, я тоже обладаю некоторым влиянием. И я бы хотел, чтобы ты перешла на работу в нашу лабораторию.
— Но я ничего не смыслю в иммунологии! — возразила Аня. Хотя в душе обрадовалась.
— Ты врач, основы тебе известны. Это все равно что нырнуть в глубину. Потребуется упорство, но мы же с тобой знаем — тебе его не занимать.
Глаза ее засияли от счастья, и Адам решительно подвел черту:
— А если, не дай бог, попадешь в беду, я всегда буду рядом и сумею тебя спасти. Ну как? Что скажешь?
— Скажу, что это чудесно. — Ее глаза были полны любовью.
— Вот и хорошо. Как думаешь, когда сможешь приступить?
— Ты, конечно, хочешь, чтобы это было завтра, и я в душе тоже этого хочу. Но не хочу выглядеть идиоткой в глазах твоих коллег. Так что, если можешь, дай мне недельку. И какие-нибудь книжки почитать…
— Договорились, — согласился Адам и с трудом сдержался, чтобы ее не обнять.
Сейчас не время, она еще слишком слаба.
— Поздно уже, — неуверенно пробормотал он. — Мне пора. Семья…
— Конечно, — согласилась Аня. — И хорошо, что мы оба об этом помним.
32
Изабель
Работа Изабель над дипломом по курсу магистратуры продвигалась настолько успешно, что Реймонд дал ей «увольнительную» и позволил на Рождество съездить в Сан-Диего. К великой радости, она успела на концерт университетского хора и оркестра, исполнявшего в тот вечер «Мессию» Генделя. Дирижировал Эдмундо.
Может, впечатление создалось ошибочное, уж больно сумрачный был вечер, но Изабель бросилась в глаза необычная бледность отчима.
— Это от усталости, — пояснила Мюриэл, когда на другой день они завтракали вдвоем. — Намучился он с этой ораторией! За две недели до премьеры солист-баритон уехал в Чикаго петь в «Женитьбе Фигаро». Хорошо, что Эдмундо удалось уговорить Хосе Мауро — вообще-то он давно на пенсии, — и тот приехал из Аргентины, не то пришлось бы все отменять.
Памятуя о настоятельной просьбе мамы привезти скрипку, Изабель взяла с собой инструмент, и в сочельник Циммеры устроили настоящий музыкальный вечер. Сын Эдмундо — Франциско, хоть и не стал профессиональным музыкантом, однако пианистом был превосходным. А Доротея, какое-то время работавшая в симфоническом оркестре Буэнос-Айреса, смело взялась за виолончель.
Несмотря на увечье, Эдмундо, по его собственному выражению, «мог извлечь мало-мальски удобоваримые звуки» из любого струнного инструмента. Теперь, когда к ним присоединилась еще и Изабель, счастливое семейство образовало струнно-фортепианный квинтет вокруг рождественского стола. С одним-единственным слушателем.
Питер отшучивался:
— В детстве, убедившись, что я не способен научиться играть ни на одном инструменте, мама утешала меня тем, что кто-то же должен и слушать. И я довел до совершенства свое искусство хлопать и кричать «браво».
Вечер в самом деле получился замечательный. Изабель лишь жалела, что с ними не было Реймонда.
Изабель, огорченная тем, что в праздник оставила отца одного, расстроилась еще больше, когда узнала, что он провел свободные дни за чисткой ее компьютера, приводя в порядок промежуточные результаты некоторых экспериментов по теории «пятой силы».
Рей попытался снять с себя ореол жертвенности и беззаботно объявил:
— Это моя работа.
На самом деле, судя по тому, что Рей успел побывать и в библиотеке и снять фотокопии со всех доступных трудов Лоранда Этвёша, можно было заключить, что он все выходные трудился как каторжный.
— Ну, ты даешь, пап! Тогда я обязуюсь весь год мыть посуду.
— Перестань, Изабель, я занимался обычной механической работой. Все физики-теоретики пользуются экспериментами этого венгра с непроизносимой фамилией как отправным пунктом в своих исследованиях. Именно его работа по гравитации подсказала Эйнштейну один из основополагающих принципов всеобщей теории относительности.
— Ну, в нашей-то лаборатории он просто притча во языцех, — согласилась Изабель. — Такое впечатление, что все жаждут примазаться. Хотя у Карла, мне кажется, есть своя четкая концепция.
Не знаю, в помощь мне или наоборот, — продолжала Изабель, — но Карл велел мне частично повторить его эксперименты. Конечно, если наши с ним выводы совпадут, все лавры будут у него.
— Это называется вносить свою лепту, — философски заметил Реймонд. — Ты сделаешь для него черновую работу, он получит причитающиеся ему почести, а затем — если я не заблуждаюсь на его счет — найдет способ тебе отплатить.
— Работать рядом с ним — уже награда, — невозмутимо заметила Изабель. — А кроме того, я не единственный член его команды. Ключ ко всей его теории — это доказательство непостоянства силы тяжести. Ты не поверишь, но Карл отправил двух своих дипломников на шахту в Монтану. Их данные должны поступить со дня на день. Карл уже сгорает от нетерпения.
