— Знаю. Но нет никакой необходимости делать это прямо сейчас.
— Ты это о чем?
— Если дождаться, пока пройдет годичная конференция, то назначение Карла в Массачусетский технологический останется в силе. Куда мне спешить-то?
— Изабель, ты ничем не обязана этому человеку.
— Это не так. Он великий педагог. Он ко мне был более чем великодушен.
— Перестань, — увещевал отец. — Если бы на твоем месте был Прахт, стал бы он придерживать публикацию чего-то действительно важного?
Изабель чуточку подумала и тихо сказала:
— Думаю, что стал бы. Я уверена.
Рей переменил тему.
— Что ж, уже поздно, а ты перевозбудилась. Давай-ка ты сейчас отдохнешь, а потом мы с тобой обсудим все заново, на свежую голову.
— Хорошо, папа, — ответила Изабель, в душе радуясь возможности отложить решение.
Домой ехали в гробовом молчании.
Реймонд достаточно хорошо изучил дочь, чтобы понимать, как она огорчена и разочарована. Но именно затем он и остается рядом с ней, сказал он себе.
Реймонд да Коста снова играл в жизни дочери главную роль.
36
Адам
Процесс развода для Адама Куперсмита оказался куда более мучительным, чем он мог себе представить.
Спустя три дня после телефонного разговора Тони успокоилась настолько, что решила пригласить Адама в дом, дабы вместе объявить новость дочери.
Объяснение оказалось сложным вдвойне, поскольку все заинтересованные стороны чувствовали себя обманутыми или виноватыми. Либо и то, и другое сразу.
Раньше случались непродолжительные периоды, когда Тони мучилась угрызениями совести из-за того, что недостаточно хорошо выполняет свои обязанности жены и матери, слишком много сил отдает работе, не оставляя времени на семью.
Теперь она убедила себя, что разрыв не есть результат ее невнимания к мужу, Просто Адам, который клялся ей в любви и верности, увлекся другой женщиной.
Реакция Хедер потрясла их обоих. Узнав, что отец уходит, девочка разрыдалась. Она решила, что Адам бросает ее — ради гипотетической лучшей семьи.
И как ни странно, сердилась она не на отца, а на мать.
— Это все ты виновата, мам. Ты думаешь только о своей проклятой карьере. Только о ней и говоришь, а до папы тебе дела нет.
Потом она повернулась к отцу и, превратившись из обвинителя в обиженного ребенка, взмолилась:
— Пап, ты ведь мне позволишь жить с тобой, а?
От жалости к дочери у Адама разрывалось сердце.
На протяжении всего разговора он не смел поднять глаз на жену. Однако ни слова ненависти из ее уст не прозвучало. Во всяком случае, при дочери.
Наконец обиженная девочка удалилась к себе, чтобы позвонить подружке, у которой когда-то было нечто подобное, и поделиться своими переживаниями.
Адам остался вдвоем с Тони. Она говорила, не повышая голоса, но ее слова сочились ядом.
— Не очень-то раскатывай губу насчет ребенка, доктор Куперсмит. Неважно, что она говорит.
— В каком смысле?
— Черта с два она станет жить с тобой и твоей Матой Хари.
— Минуточку… — опешил Адам.
Тони его не слушала и продолжала говорить резким, не терпящим возражений тоном:
— Суд всегда решает вопрос об опеке исходя из интересов ребенка, а я пока еще ее родная мать. Эта женщина к ней и на пушечный выстрел не подойдет.
Адам был сбит с толку.
— Тони, со мной-то ты можешь быть честной? И с собой? Хедер тебя никогда не занимала. С чего ты вдруг уцепилась за это опекунство?
— Я ее мать, будь ты неладен! Неужели этого мало?
— Мало. Могла бы хоть для приличия добавить, что любишь ее.
— Это само собой разумеется.
— Нет, Тони. В твоем случае это правило не действует. Ты считаешь ее своей собственностью и сейчас цепляешься за нее, чтобы только мне насолить.
Тони подумала и негромко сказала:
— Отчасти ты прав. Но скажи честно, неужели в интересах Хедер будет жить с какой-то русской теткой, которую она и в глаза-то не видела?
— Аня очень добрый человек, — возразил Адам. — Она будет любить нашу дочь.
— И у нее есть опыт воспитания детей? — В вопросе прозвучали жесткие нотки.
— А у тебя? — огрызнулся он.
Неожиданная враждебность мужа только упростила Тони все дело. Она укрепилась в своей решимости.
— Не надо меня загонять в угол, Адам. Тебе все равно не победить.
— Я приведу в суд свидетеля.
— Если дойдет до этого, то Босс приведет в суд весь Белый дом — а то и папу римского. А пострадает больше всех Хедер. Я знаю, ты бы этого не хотел.
Адам помолчал, взвешивая слова жены. Она уже чувствовала, что атака отбита, и перешла в контрнаступление.
— Адам, послушай меня. Если мы приведем в суд чужих людей, чтобы они подтвердили, что мы друг другу не подходим, Хедер получит куда более серьезную травму, чем если мы уладим это между собой. Даже если судья станет решать это при закрытых дверях, от Хедер все равно потребуют выбирать между нами в нашем присутствии.
— Откуда в тебе такая мстительность?
— А ты не понимаешь? Ты что, не отдаешь себе отчет, что в этой истории я — пострадавшая сторона? Отец оказался прав. Мне не следовало вообще уезжать из Вашингтона. И все-таки… Знаешь, что я тебе скажу? Я ни разу ни о чем не пожалела. До сегодняшнего дня.
Адам пожал плечами.
— Полагаю, у тебя есть все основания ненавидеть меня всей душой.
— Ну нет, это ты еще слишком мягко выразился. Если бы Хедер в тебе не нуждалась, хотя бы по выходным, я бы тебя задушила на месте. Голыми руками. И вот что я тебе скажу, приятель: только посмей сделать что-то не так — я тебя пристрелю.
У Адама не было сил извиняться, но возмутиться силы нашлись.
— Погоди-ка! Существуют нормы общения с родителями, и я надеюсь, мы станем следовать правилам.
— На это не рассчитывай, — мстительным тоном заявила Тони. — До сих пор ты, может, и не считал меня серьезным юристом, но, когда закончится дело о разводе, ты пожалеешь, что вообще меня встретил.
Адам отыскал в подвале пару старых чемоданов, стряхнул с них пыль и теперь медленно поднимался
