опускали руки.
— А долго ждать этого разрешения? — спрашивала Аня.
— Зависит от многих обстоятельств, — отвечал Адам, вспоминая, как когда-то приложил руку к лечению несанкционированным препаратом одного высокопоставленного лица — теперешнего своего заклятого врага, чья угроза продолжала висеть над ним дамокловым мечом.
— Иногда разрешение ФДА дается за два месяца, иногда — и за два года, — пояснил Прескот Мейсон.
— Если они будут тянуть, — заявил Адам, — я церемониться не стану и последую примеру Джона Рока.
— А кто этот Рок? — спросила Аня.
— Живая легенда, причем все, что о нем рассказывают, — правда. Он возглавлял группу, разработавшую первый оральный контрацептив, и, как и полагается, подал заявку на одобрение ФДА. Спустя какое-то время ему надоело ждать, пока сработает бюрократическая машина, и он заявился в штаб- квартиру Администрации собственной персоной, а дежурной барышне так и объявил, что приехал добиться разрешения для своего препарата. Она струхнула, кинулась звонить начальству, после чего успокоила Рока, что он получит известия из ФДА уже в ближайшее время. Доктор понял это буквально и уселся в приемной ждать. Удобно устроился в кресле, достал бутерброд и сказал: «В таком случае я тут подожду». Думаю, в истории ФДА это была первая сидячая демонстрация.
— И что самое поразительное, — подключился к рассказу Мейсон, — старик своего добился. Каким-то образом его присутствие подстегнуло чиновников, и они в тот же день выдали разрешение на его препарат.
— С удовольствием съезжу в Вашингтон, — заявила Аня.
— Не беспокойтесь, — заверил Мейсон. — Дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки. А кроме того, у нас есть два оплачиваемых толкача, которые лоббируют наши интересы несколько более тонкими средствами, нежели Джон Рок. В любом случае это не такой сложный вопрос…
— А главное то, — перебил Адам, — что тебе, Аня, пора засесть за подготовку к экзамену на врача. Всегда мечтал иметь жену-доктора.
Благословение Вашингтона пришло только через шесть месяцев. К тому времени квалификационный экзамен был с успехом сдан.
И когда пришла долгожданная новость от одного из «своих людей» в ФДА, бокалы поднимались уже «за доктора Куперсмита и доктора Куперсмит».
Первый авансовый платеж от «Кларк-Альбертсон» еще не поступил, а они уже договорились истратить его на покупку дома.
Выбрали один из самых величавых особняков на Брэтл-стрит, в двух шагах от дома, некогда принадлежащего поэту Лонгфелло. «Кларк-Альбертсон» перевела первый взнос и внесла ипотечную гарантию.
К несчастью, коммуникации и электропроводка в доме оказались не менее почтенного возраста, и пришлось приглашать архитектора для реконструкции всех систем — по шутливому выражению Адама, «для трансплантации сетей».
Верная своему неистребимому оптимизму, Аня настояла на том, чтобы отдельная комната была выделена для Хедер. Заставила Адама пригласить дочь, чтобы та сама выбрала, в какой цвет красить стены.
Много времени обе барышни проводили и на кухне. Первоначальным предлогом было желание Ани научить девочку готовить по-русски. Однако кулинария всего лишь давала им чем занять руки, в то время как разговоры велись на самые интимные темы. Жизнь, любовь, брак — все это было предметом их бесед. Конечно, они делились и отношением к Адаму и Тони.
— Знаешь, я вовсе не хочу брать на себя роль твоей мамы, — с нежностью произнесла Аня, — ты только должна знать, что здесь тоже твой дом. И тебе вовсе не обязательно ограничивать свои визиты отведенным для этого временем. — Она помолчала. — Мы тут с Адамом тебе кое-что приготовили… — Она достала из кармана новенький ключ. — Можешь приходить когда захочешь, и даже без звонка.
Хедер была глубоко тронута.
— Как бы мне хотелось тебя обнять! — застенчиво призналась она.
— А мне — тебя, — кивнула Аня, раскрывая объятия.
Вскоре после приобретения дома Адам объявил, что им с Аней надо взять академический отпуск. Жена опешила.
— Адам, а что мы будем делать? У тебя же вся жизнь — в лаборатории.
— В том-то и проблема, — подхватил Адам. — Мне кажется, пора нам позволить себе настоящий отпуск, который мы так давно друг другу обещали.
— И куда ты собрался ехать? — Ане уже передалось радостное возбуждение мужа.
— Лучше всего было бы отправиться на какую-нибудь далекую звезду. Но поскольку на астронавтов мы не тянем, может, удовольствуемся кругосветным путешествием?
— Вот здорово! — обрадовалась Аня. — Куда направимся, на восток или на запад?
— Думаю, на запад, — ответил Адам. — Можем заехать в Калифорнию, повидаться кое с кем из коллег. Потом — на Гавайи. А после этого двинемся куда глаза глядят. Наугад. Меня давно приглашают прочесть несколько лекций в Австралии, так что, может, еще и дорогу оплатят. Но в любом случае мы навестим твоих родителей.
Аня была в восторге. Они обнялись.
— Нет, ты скажи, — настаивал Адам, — разве мы не самая счастливая пара на земле?
— Наверное, — прошептала Аня. — Вот объедем весь мир, тогда точно узнаем.
Хедер восприняла новость с одобрением и всячески поощряла их планы.
— Разве вы не заслужили того, чтобы немного пожить для себя? Даже старики устраивают себе медовый месяц, а вы чем хуже?
Адам с Аней посмеялись над ее нескладной шуткой, после чего он с серьезным видом спросил:
— Но если мы уедем, что станет с нашими традиционными уикендами?
— Мне почему-то кажется, что, когда вы вернетесь, мама тебе охотно компенсирует пропущенные свидания.
А если она и в твое отсутствие будет гонять в Вашингтон, я тогда побуду с тетей Лиз.
— Насколько мне известно, — заметила Аня, — Тони ее недолюбливает.
— Вообще-то да, — призналась Хедер. — Но когда ей приспичит меня пристроить, думаю, она не станет привередничать.
41
Сэнди
Штат лаборатории Грега Моргенштерна разросся до тридцати человек и был разбит на группы по отдельным направлениям. Однако самые большие свои надежды он возлагал на Сэнди, который проявлял невиданные способности к разгадыванию тайн живой клетки.
По мере того как они все ближе подходили к обнаружению неуловимого протеина, в котором таился ключ к проблеме, оба все больше делались похожи на одержимых. Грег забывал о том, что многие часы, проведенные Сэнди в лаборатории, по сути дела, должны были по праву принадлежать его семье. Ни учитель, ни его ученик никак не могли бы претендовать на звание лучшего семьянина.
Однако то, чего Сэнди Рейвен лишал себя и своих близких в личной жизни, с лихвой компенсировалось его профессиональными успехами.
