В голосе хозяина дома трепетала надежда.
Ага, что-то похожее бабушка читала из русских классиков. «Надежды юношей питают, отраду старцам подают»? О’кей, будет тебе, придурок, надежда до самого Судного дня. Если уж люди сперли этакие деньги, так они сегодня утром делят их не в соседней подворотне, а где-нибудь в очень хорошем отеле в Тихуане или на побережье Санто-Доминго.
– Непременно найдем, – сказал сержант Томпсон.
Что-то блеснуло под покрывалом, в которое было укутано гнутое итальянское кресло. Сержант Томпсон наклонился и затянутой в резиновую перчатку рукой поднял с пола золотую зажигалку в форме гитары, закатившуюся за витую львиную ногу кресла.
– Это ваше, мистер Смит?
– Ни в коем случае, – покачал головой антикварщик. – Я занимаюсь исключительно старинными предметами. А эта безделушка, хоть и стоит не менее пяти тысяч долларов, явно появилась на свет не раньше нас с вами.
– Вор с зажигалкой за пять штук… Это становится интересным, – пробормотал сержант. – Похоже, придуркам везет даже тогда, когда умные люди вскрывают их сейфы.
– Что вы сказали??–?вытянул шею Том Смит.
– Ничего, – сказал сержант Томпсон. – Поставьте подпись вот здесь. Когда вы понадобитесь, вам позвонят.
Пачки денег, напоминающие прямоугольные брикеты мороженого, занимали почти всю поверхность стола. Хосе с дурацкой улыбкой от уха до уха то и дело брал в руки зелёный брикетик, нюхал его, гладил, шуршал возле уха купюрами и клал на место, чтобы тут же повторить эту процедуру с другой пачкой.
– Не могу поверить, – счастливо лепетал он. – Девятьсот тридцать две тысячи пятьсот семьдесят два доллара. Это же если просто положить в банк под пять… Нет, пять не дадут… да хотя бы под три с половиной процента, уже можно жить припеваючи… Сколько это будет?
Хосе открыл ящик и начал ожесточенно рыться в обломках старых карандашей, никому не нужных визитных карточках и прочем хламе, копившемся годами в недрах стола.
Эндрю потер виски ладонями и слабо усмехнулся:
– Ты собрался положить эти деньги в банк? Так, может, и драгоценности туда отнесешь заодно? В обмен тебе дадут поносить на время пару симпатичных стальных браслетов. Лет эдак на двадцать. И потом, ты, кажется, собирался ставить шоу на День Мертвых?
– В гробу я видал это шоу. Шоу?! Теперь не шоу, дорогой мой, теперь Багамы. Сколько можно вкалывать? Всю жизнь как ишак?–?Хосе, подай, Хосе, принеси. Всё! Ищите меня теперь с этими деньжищами на другом конце света. Врубился, мужик? И потом, кому какая разница, где я нарыл капитал? Может, я эти бабки всю жизнь копил и жене в передник складывал? В Мексике люди каждый день кладут деньги в банки, и никто не надевает на них за это браслетов… Дьявол, куда запропастился проклятый калькулятор? Когда считать нечего, он всегда на виду, а когда…
– Тридцать две тысячи шестьсот сорок долларов и два цента годовых, – ответ родился в голове и слетел с губ гораздо раньше, чем Эндрю успел удивиться. – Если ты, конечно, окончательно рехнулся. Чёрт, как же болит голова…
Хосе удивленно поднял глаза на партнера.
– Ну ни хрена себе! А я и не знал, что ты у нас ещё и математик…
– По правде сказать, я тоже. Господи, как же чертовски болит голова…
Сержант Томпсон сел в служебную машину и нажал кнопку селекторной связи:
– Привет, Сью. Будь хорошей девочкой, пробей мне?–?когда и в каком количестве фирма «Dupon» выпускала золотые зажигалки в форме гитары. Да, и, если можно, побыстрее.
– Вечно тебе «побыстрее», – тоненько пропищал динамик. – Ты мне уже по гроб жизни должен.
Каменное лицо Томпсона на секунду разгладилось:
– За мной не заржавеет, ты же знаешь…
– Да уж, конечно, – недовольно пискнул динамик. И отключился.
За окном уже занимался рассвет, когда Хосе, наконец, закончил свои расчеты по распределению добычи.
– Это?–?нам на жизнь, – отодвинул он несколько пачек от общей кучи денег. – Это мы положим в банк под проценты, – больше половины оставшегося капитала легли на дно заранее приготовленного кейса.
Бармен поднял глаза на Эндрю.
– Ну так и быть, в разные банки. Если меня по голове ударили, это не значит, что от этого мои голова и задница поменялись местами. Это я толкну скупщикам краденого, а потом мы поделим выручку пополам.
Хосе завернул добытые драгоценности в старую газету и проворно запрятал сверток в шкаф под кучу небрежно сваленного белья.
– Ну а это Молли, – кивнул он на две зеленые пачки, оставшиеся лежать на столе. – Так и быть, заработала, стервоза…
– Не маловато??–?поинтересовался Эндрю.
– Сойдет. Подумаешь, запомнила комбинацию цифр. Невелика работа. Попробовала бы с нами в дом залезть. Я как вспомню вчерашнюю ночь, у меня до сих пор по шкуре мороз…
– А это?
Эндрю, кривясь от головной боли, достал из кармана джинсов медальон, поблескивающий серебряной цепью. На покрытом зеленоватой глазурью тельце змеи коркой засохла кровь охранника и самого музыканта. По всей видимости, острые, на полдюйма выступающие из пасти зубы золотого пресмыкающегося через карман джинсов расцарапали гитаристу ногу.
Хосе призадумался.
– Знаешь, что я тебе скажу, – произнес он наконец. – Сам не знаю почему, но меня от этого чертова брелка жуть берет. Ты чего вчера сделал с этой гориллой? Всего-навсего вот этой вот змейкой его царапнул? Так это ж ему как носорогу кнопка. А он?–?хлоп на спину, и нет его. Может, ее антикварщик отравил, чтоб потом жене подарить?
– Вряд ли, – сказал Эндрю, кивая на пятнышко крови, проступившее на джинсах. – Тогда б я тоже загнулся.
– Все равно, знаешь, бери-ка ты его себе. Вон как ты вчера с него тащился. А я возьму компенсацию. Не возражаешь?
Он ловким щелчком отделил от доли Эндрю несколько банкнот, и они, словно дрессированные голуби, стайкой перелетели в кучку денег, предназначенную Хосе «на жизнь».
Эндрю взял в руки медальон. Украшение, сотворенное неведомым мастером с поразительным искусством, было до омерзения похоже на живое существо, приготовившееся к атаке. Длинные, смахивающие на маленькие кинжалы золотые клыки в разинутой пасти явно жаждали крови. Блестящие чешуйки производили впечатление настоящих из-за мельчайших деталей, тщательно выполненных гениальным ювелиром. Рубиновые глаза переливались в свете ночной лампы и, казалось, с любопытством разглядывали музыканта.
Головная боль, мучающая Эндрю весь вечер, начала потихоньку отпускать из своих клешней измученные мозги.
– Ты не яд. Ты мой талисман удачи, – прошептал Эндрю Мартин, глядя в рубиновые глаза. А вслух произнес:?–?Согласен. Делай как знаешь, Хосе, – и надел на шею серебряную цепь. Острые зубы золотой змеи приятно царапнули кожу на груди.
За окном бесновался ливень. Ветер бил невидимыми кулаками в стёкла, словно дух смерти из старых легенд народа нгбанди, пытающийся прорваться сквозь тонкую преграду к теплому человеческому мясу.
Этой ночью Мобуту никак не мог заснуть. Рана на груди страшно зудела под пластырем, будто тысячи муравьев прогрызали в ней ходы. Громадный негр ворочался на мокрой от пота простыне, скидывал и снова натягивал на себя одеяло и тихонько скреб ногтями матерчатую поверхность пластыря.
