этой процедуры, столь необходимой для обезвоженного спиртом организма.
– Кого там хрен с утра принес, – пробормотал парень и неохотно поплёлся к двери, зевая и почесывая небритую физиономию.
На площадке стоял высокий человек в тёмных очках. Прямая, как у индейского вождя, грива смоляных волос густым каскадом ложилась на худые плечи.
«Это ещё что за чучело?»?–?мелькнуло в отчаянно гудящей с похмелья голове парня.
– Ты кто??–?спросил он.
– Меня зовут Эндрю Мартин. А ты?–?Макс?
Человек говорил медленно, тягуче и монотонно, как если бы вдруг ожил и вздумал заговорить пылесос. Бесцветный голос как бы сам собой рождался в мозгу Макса в то время, как губы незнакомца и не думали шевелиться.
– Понятно, – кивнул головой Макс, не обращая внимания на странный голос посетителя. – Ты?–?никто, и звать тебя никак. Вот и вали отсюда, урод, пока рожа цела.
Он попытался захлопнуть дверь, но… Не успел Макс и «ох» сказать, как неведомая сила отшвырнула его, стокилограммового детину, вглубь квартиры, словно малого ребенка.
Макс пролетел по коридору, сметая на своем пути вешалку, торшер, стулья, как пушечное ядро ударился спиной о противоположную стену и тяжело шлёпнулся на задницу.
Незнакомец шёл к нему, неторопливо снимая с лица очки. Макс поначалу было рванулся вперед, сжимая на ходу кулачищи и рыча от ярости, но тут же остановился, распластавшись о невидимую стену. Медленно сполз по ней и, как далекий предок, встав на четвереньки, заскулил от ужаса и засучил ногами, пытаясь отползти хоть чуть-чуть подальше от этих глаз, этих дьявольских красных огней с бездонной дыркой зрачка посредине, горящих на обыкновенном человеческом лице. Но незваный гость приближался, закрывая мир своим чёрным силуэтом, и, казалось, не существовало такого места на земле, где можно было от него скрыться.
В кабинете сизой дымкой висел устойчивый запах перегара, сигарет и сушёной воблы. Под столом прятался картонный ящик, наверняка полный пустых бутылок, чешуи и обглоданных рыбьих скелетиков. Следователь по особо важным делам Андрей Макаренко скривился, как от зубной боли, и поспешил открыть окно.
– Вот и давай им ключи от кабинета, – ворчал он, вытаскивая на свет божий весьма объёмистый ящик. – Хоть бы за собой убрали, оглоеды. Что я им, бюро добрых услуг, чтоб после их пьянки дерьмо выгребать? Хрен им больше в сумку, а не ключи.
В кабинет робко заглянул один из «оглоедов», которым по штату пока ещё не было положено личного кабинета.
– Слышь, Педагог, ты извини, а? Вчера погудели классно, а убрать забыли. Жалко, ты не остался… Давай я бутылки вынесу.
– Да уж, неплохо бы, – Андрей выпустил из рук картонные уши, и ящик, недовольно звякнув стеклянным содержимым, плюхнулся на пол.
«Оглоед» подхватил его и направился к двери.
– Слышь, Андрюх, – обернулся он на пороге, – ты новость слышал? Дело Писарева тебе передают.
– Как мне? Кто распорядился?
– А то ты не знаешь, кто тут у нас распоряжается? Вчера, как ты уехал на дознание, Дед и объявил. Мол, дело первостепенной важности, а Макаренко только что раскрыл два древних «висяка»?–?ему и карты в руки. Трошичева мы вчера на пенсию проводили, так что его дело?–?тебе.
– Твою мать!
Андрей с размаху сел на стул, жалобно скрипнувший под его ста с лишним килограммами неслабо прокачанных мышц.
– Умеешь ты, Вася, с утра порадовать. Я им что, козёл отпущения? Мне своих «висяков» мало? Дело Писарева… Это ж полная безнадёга!
– Дед его лично на контроль взял, сечёшь? Да уж… Но ты не тушуйся, Педагог, это жизнь. Кому сейчас легко, – философски заметил напоследок «оглоед», выходя из кабинета и осторожно, как бесценную китайскую вазу, неся перед собой позвякивающий ящик.
…«Дело Писарева» было не просто безнадёжным. Такого ещё не было за всю историю существования уголовного розыска. В один день как в воду канули следователь, потерпевший, свидетели и все следственные материалы. Криминал был налицо, но граждане, которые могли быть заинтересованы в подобном исчезновении, уже и так сидели за крепкими стенами СИЗО, и особо крутых друзей, способных провернуть подобное, у них на воле явно не было. В общем, до сих пор следствие не располагало ни малейшей зацепкой по этому делу.
И?–?странное дело?–?на следующий же день после загадочных исчезновений одновременно, как по мановению волшебной палочки, вся жёлтая и частично не желтая пресса Москвы опубликовала серию статей о произволе правоохранительных органов, содержащих под стражей ни в чём не повинных людей.
Да ладно бы только Москвы, пережили б уж как-нибудь, не впервой. Но и немецкая «Нойе цайтунг», и американская «Балтимор телеграф», и даже японская «Осака цусин» (ядрит их за ногу, откуда только узкоглазые-то пронюхали?) почти слово в слово повторили материалы наших желтых изданий.
Дело попахивало международным скандалом. Подонков выпустили в срочном порядке. Да и что было делать? Нет трупов и доказательств?–?нет преступления. Но на следующий день соседка одного из выпущенных на волю парней заметила, что дверь в его квартиру приоткрыта. Зашла… И тут же потеряла сознание. Андрей в который раз уже перечитывал описание места происшествия, заключения экспертиз, протоколы опроса соседей?–?и в который раз поражался, на какую же всё-таки звериную жестокость способен человек.
«…Высокий уровень серотонина и выраженное повышение уровня свободного гистамина в многочисленных отверстиях неровной формы на теле свидетельствуют о том, что потерпевший был жив после их нанесения по крайней мере в течение пятнадцати минут… Направление и скорость растекания пятен крови на правой стене комнаты указывают на артериальный фонтан. Уже с разорванной шеей потерпевший пытался оказать сопротивление… В одном из отверстий на теле обнаружен неустановленный объект, схожий по форме с фрагментом ногтевой пластины. Лабораторный анализ показал, что данный объект не может принадлежать человеку или животному…»
И фотографии. До неузнаваемости изуродованный труп здоровенного парня, буквально только что освобожденного из СИЗО. Убогая съемная квартирка. Повсюду бурые пятна засохшей крови?–?на полу, на стенах, на мебели, даже на потолке! Какую же надо иметь силищу, чтобы пытать такого бугая, даже не связав его предварительно! Ну насчет ногтя?–?чёрт его знает, может, ошиблась лаборатория. А может, и не ошиблась… Да, вовремя Трошичев отказался от этого дела и ушёл на пенсию.
Зазвонил телефон внутренней связи, и Андрей поднял трубку.
– Макаренко?
– Так точно, товарищ полковник.
«И чего это Деду с утра пораньше приспичило?»
– Убит второй подозреваемый по делу Писарева. Займитесь, пожалуйста, этим немедленно…
Следователь положил телефонную трубку, вытащил сигарету и щёлкнул зажигалкой. Проклятое «дело» преподносило одну загадку за другой, не давая ни малейшей зацепки для их разрешения. Наверняка все будет как и в первом случае. Приедешь?–?и ни тебе отпечатков, ни орудия убийства, ни свидетелей происшествия… Ни хрена хорошего, одним словом.
Взгляд Макаренко упал на фотографию, спрятанную под прозрачный плексиглас стола. С выцветшего от времени снимка улыбались двое парней в форме. Позади них взметнулся ввысь горный хребет. Андрей вздохнул. Страшное было время. Страшное, но в то же время понятное. Убивай, или убьют тебя. Простая философия. И люди?–?или свой, или враг. Третьего не дано. А здесь…
Здесь всё по-другому. Здесь вроде бы и не было явных врагов. Но не было и друзей. Здесь каждый был сам за себя, и всем было глубоко наплевать, сколько крови, нервов и убитых товарищей оставил ты за чертой, разделяющей государства. Теперь родине уже не требовались герои. Ей были нужны мускулы.
И куда было податься в условиях рыночной экономики бывшему мастеру спорта по дзюдо, кандидату в
