путаю…
Лучше бы он этого не говорил. Зачем люди заманят, как ребёнка конфетой, а потом говорят, что не время ещё. Уж молчал бы тогда. Аппетит вмиг улетучился.
Душистая картошка из печи с укропом и маслом холодного отжима вернули потерянное желание. А засоленные в трёхлитровую банку куски дикого сазана и медовый напиток с мелкими игривыми пузырьками нейтрализовали важность неведомого письма до нуля. Сотворив омовение рук и брызгами окропив ноги с головой, мужики уже собирались начать трапезу.
– Эх, чуть не забыл, – вскинул брови Дугиня. Открыл окно и положил на подоконник небольшой кусок ароматной солонины. Огромное чёрное пятно приняло дар молниеносно, так что Глеб боковым зрением не смог уловить, что это было.
– Вороны – хранители законов духа, – пояснил знахарь. – Он мне другом стал почти. Понаблюдай за этими птицами и увидишь, что они делают удивительные вещи, которые всегда обостряют наше восприятие духовной действительности.
– Кажется, я его сегодня уже видел, – изумился детектив, вспоминая, что ворон был невольным свидетелем мысленного послания любви Варваре, там, у реки. «А может, и вправду, птица умела толкнуть людские чувства вперёд», – подумал Жига про себя, но вслух ничего не сказал.
– Благодарствую, хозяин, за тёплый приём, крышу над головой и хлеб радушный. Храни твой домашний очаг Огнебог, – от всего сердца тостовал гость.
– Вырий небесный в светлой Нави, храни твоих родителей. Какого сына воспитали, потомка Славуни! – вторил ему хозяин.
– А вкусно-то как! – сквозь набитый рот выдавил Глеб.
– Во, во. А ты замечал, что для людей пища давно превратилась в корм, от которого страдают ожирением и другими болезнями? И что самое странное, они быстро проглатывают её, не ощущая всей прелести вкуса и запаха.
Совсем недавно Глеб и сам был точно таким же, но сейчас каждая клетка его сущности трогала мир невидимыми рецепторами. Эти щупальцы были результатом простой осознанности действий, мыслей и чувств. Он сознательным усилием удерживал фокус своего внимания на чем-то происходящем, не сбиваясь на отвлекающие факторы. Фокус внимания находился всегда где-то в одном месте, не замечая то, что происходит в другом. Создавался эффект «подзорной трубы». Все, что за фокусом внимания, как бы и не существует, не замечается. И ещё детектив стал так же думать, направлять мысли на что-либо, размышлять. Раньше не выходило сознательно направлять мысли, и они начинали хаотично скакать. Вместо думания получалось неосознанное перебирание мысленной колоды. А если человек не умеет думать, то он становится глупым. Он может говорить вроде бы правильные слова, но по своей сути все эти слова – глупость.
Смакуя дикого карпа с варёной картошкой, Корчагин вспомнил слова Стояна про материальность мысли. К нему сейчас приходило понимание сути этих слов. Он тихо размышлял: «Моя мысль образует мою жизненную позицию по тем или иным вопросам. Набор жизненных позиций – это мировоззрение, а мировоззрение и создает мою жизнь. Как? Я принимаю решение на основе своих жизненных позиций, своего мировоззрения. Принятое решение переходит в действия. Искаженная жизненная позиция дает искаженные, неправильные действия, что приводит к проблемам, которые мной же и созданы. Это, видимо, и есть проявление закона о материальности мысли. Если, например, мои друзья неосознанно считают, имеют позицию, что иметь много денег можно только тяжелым трудом или нечестным путем, то они так и поступают, и принимают такие решения, чтобы эту позицию подтвердить.
Дугиня появился с большим, жёлтым от времени конвертом, заклеенным сзади сургучом или твёрдой смолой.
– Я думаю, что это тебе, – в его словах всё-таки сквозила некоторая неуверенность.
– Откуда это у тебя? И почему мне?..
– Приехал лет пять назад к матушке старичок один знакомый, а я у неё тут гостил на Перунов день. Так вот он мне даёт этот конверт и так уверенно говорит, мол приедет через лета к тебе сюда добрый человек. Дугиня сильно закашлялся, горло запершило, и голос от этого стал каким-то сиплым и старческим.
– А дальше…
– А дальше просил меня принять того человека, обогреть и передать сей конверт… Да, самое главное, молвил, что жизнь он мне спасёт, и то будет верным знаком того, что посланник истинный…
Глеб дрожащими руками принял бумажный свёрток, от которого на тонком плане улавливался запах ладана, холодного камня и человеческой плоти.
– А что за старец был?
– Я его один раз видел, из Малого вроде. Конверт на полку бросил, не совсем приняв всерьёз слова деда. Уж больно слабым и странным он выглядел. А когда стал прибирать избу после материнской кроды, то на этой же полке конверт и лежал.
– Малый это что за деревня?
– Малоярославец я так называю…
Глеб знал, кто был этот старик. Тем разумом, что сильнее рассудка понимал, что Дугиня не ошибся. Бумага предназначалась ему. Вскоре открытый свёрток обнажил перед четырьмя внимательными глазами два твёрдых листа бумаги. Они были так стары, что на свету волокна разделялись на мелкие бесформенные части. На одном нестандартном полотнище была карта всего мира, разделённая на два круглых полушария. На ней многочисленными красноватыми точками выделялись, казалось бы, случайные места. Городов в этих широтах не было, а в некоторых районах точек было так много, что они буквально окрашивали лист красным цветом. Особенно ярко это бросалось в глаза в районе современного Китая, Северного полюса и в нескольких местах Атлантического океана.
– Это пирамиды! – занервничал Дугиня, тыкая масляным пальцем в район Красного моря. И действительно, указателями на карте были отмечены, в том числе пирамиды Египта. Точек, однако, было больше, что могло говорить о разрушении некоторых рукотворных гор в давние времена. На втором листе был текст, точнее, страница рукописи или книги. Слова были различимы, смысл их угадывался, но Глеб машинально протянул ценность хозяину дома.
– Читай, пусть смысл написанного откроется нам обоим…
– А вдруг мне нельзя? – испуганно буркнул Дугиня и немного покраснел от смущения.
– Да не придумывай ты, я просто вслух читать не люблю. Ты буквицу знаешь, я надеюсь? Матушка твоя мне даже Каруну преподавала, а черты и резы передала через моего отца.
– Знаю, конечно…
Беглый взгляд дал понять, что изложенное было тридцать восьмой главой очень старого писания. По- видимому, эта страница была некоторым предсказанием и хранила что-то значимое именно для Глеба.
Дугиня взял из красного угла светоч, наложил на себя двуперстный крест, зачем-то дунул в разные стороны и смочил руки водой.
Голос его трудно угадывался, так как стал распевно-мелодичным. Слова не выходили из уст, а вытекали, как природная песня весенней реки.
«Мир и изобилие, в которых все станут жить после второй великой войны, будет не более чем горькой иллюзией, потому что люди забудут небесные законы и станут поклоняться собственному разуму и золотым монетам. Люди построят ящик, внутри которого поместят устройство с картинками, но не смогут связаться с миром мёртвых, хотя это устройство будет так же близко к Нави, как волосы на голове один к другому.
Люди станут копать колодцы в земле и добывать её соки, которые им дадут свет, скорость и энергию, а земля будет плакать слезами горечи, потому что на её поверхности золота и света больше, чем внутри. Земля будет страдать от этих открытых ран.
Много будет учёных людей, думающих, будто по книгам можно всё узнать и всему научиться. Среди таких учёных будут и добрые, и злые. Злые будут творить зло. Они отравят воздух и воду, будут рассеивать чуму, и люди станут умирать от недугов. Добрые и мудрые увидят, что мудрость цифр не стоит и ломанного гроша и ведёт к гибели мира, и станут искать мудрость в размышлении. И невозможно будет отличить мужчину от женщины, ибо одеваться они станут одинаково. Они будут рождаться, не зная, кто был их дед и прадед. На мир обрушатся странные болезни, от которых никто не сможет найти лекарства.
Вместо того, чтобы возделывать поля, люди бросятся копать, где надо и где не надо, хотя настоящая
