– Я пойду, Аркаша, а ты как знаешь…
– Я, конечно, с тобой. Только перед выходом посиди с закрытыми глазами в спальне, десять минут уже ничего не испортят.
Великому Энергетику казалось, будто все его нутро превратилось в манную кашу, которую кто-то умело помешивал ложкой. Эта каша отчего-то становилась горячее, расползаясь по кожаному мешку тела, от головы к ногам и обратно. Трудно было даже думать: стоило попытаться на чем-то сконцентрироваться, и сразу становилось понятно, что на это не имеет никакого значения. Он попробовал прикинуть, что станется, ворвись сейчас кто-нибудь в квартиру и ударь его прямо сейчас. Верилось, что все-таки он справится и окажет достойное сопротивление. «Вот схожу к сыну, – упрямо толковал себе Жига, – потом разузнаю поподробнее, что делается вокруг меня. Надо что-то делать, но нельзя же лезть наобум, да ещё и не зная, куда.
Еще надо будет найти Василия Зацепина, объяснить ему, что он тоже уже часть, маленький механизм раскрутившегося маховика. Хотя этот деятель тоже хорош. Одни слова. А, ладно, всё равно у него ничего бы не получилось, раз тут такая петрушка. Жига положил себе сделать это сразу, как только соберется с силами и выспится. Надо взять с собой Волю. Он умеет говорить. Может, исхитрится вдолбить парню хоть часть правды, а то ведь не поверит. Да Глеб и сам бы никогда такому не поверил. С этими мыслями Корчагин начал сползать не то чтобы в сон, – в какое-то мутное полузабытье, когда человек прекрасно слышит все вокруг, но ему все это совершенно всё равно. Ему просто не хочется. Он не пошевелился, когда скрипнула дверь и почувствовалось постороннее присутствие. Вошедший человек не нёс в себе признаков опасности, а раз так, зачем внимание на него обращать.
– Глеб, заснул? – раздался осторожный голос Аркаши.
– Сам не понял, – приподнялся Жига с пола.
– Давай-ка пощеми лучше, успеешь ребёнка навестить.
– Боюсь днём его не поймать. Пошли.
– Ладно. Иди, салатику поклюй, и сгоняем.
Салат из свежих овощей, справленный бальзамическим уксусом, провалился моментально. На столе возник напиток с привкусом мёда и каких-то трав.
– Очень всё вкусно, Аркаша, спасибо. А это что за лимонад?
– Мой напиток – это мёд-сурья, заделанный на девясиле с шалфеем и на солнце оставленный на три дня, а потом через шерсть процеженный.
– Сильно. И звучит, и пьётся…
– А знаешь, почему тебе так понравился напиток?
– Вкусный и холодненький…
– Себя послушай. В каждом из нас еще тлеет огонек Знания от Природы. Цивилизация этот огонек гасит всеми доступными способами. Разжечь его может только живая вода, живой воздух, живая пища. К сожалению, понять это способен далеко не каждый. Осознание не придет до тех пор, пока есть зависимость от мертвых продуктов. Вот слова Иисуса Христа: «Вы не понимаете слов жизни потому, что пребываете в смерти». Чтобы обрести осознанность, нужно избавиться от зависимости. Мёртвая еда такая же зависимость, как наркотики.
– Ты прав, дружище. И наелся вроде бы, и легкости только добавилось…
Источник шума продолжал бесноваться внутри подъезда. Странно, Глебу казались подъездные посиделки пережитком переходных 90-х, которые ушли так же незаметно, как и навалились. Ан нет, случалось ещё. Неискушённый в делах бутылки, дурмана и иглы Жига никак не мог понять, отчего каждое слово встречалось дурнотным смехом.
– Друзья, посмотрите направо…
– Ха-пр-ха-гх-хаа…
– Мальчики решили прогуляться по вечерней столице, а в такое время выход в город у нас платный…
– Ха-пр-ха-гх-хаа…
– Давайте все вместе попросим их оплатить проход…
Пятеро сидели вокруг початой бутылки водки, на горлышко которой был надет прозрачный пластиковый фонарик. Один, с красными глазами, заразительно, до упаду смеялся, держа в руке не прикуренную, видимо, снаряжённую дурью папиросу. Похоже, они никогда не встречали настоящего отпора, вели себя распущенно и нагло. Причиной бравады могла быть девушка, которую бывший детектив сразу не заметил. Она сидела в самом углу, под дряхлыми почтовыми ящиками.
– И сколько стоит проход? – каким-то мёртвым голосом отдались слова Великого Энергетика, отчего по коже Воль-нова пробежала сверху вниз стая мурашек.
– Полтишок, – буркнул кто-то из толпы.
– И что, может, чек выпишите?
– Ты, дядя, не умничай, а то сейчас выпишем тебе таких…
Он не успел договорить, потому как Глеб поскользнулся на разлитом не то соке, не то пиве и как-то нескладно завалился к стене.
– Ха-пр-ха-гх-хаа…
Занесённая нога заводилы этой убогой компании уже выбрасывалась вперёд, чтобы встретить мякоть живота или крепость рёбер лежачего, когда незаметным глазу тычком руки Жига ударил по опорной ноге подонка. Спина и затылок с грохотом вошли в почтовые ящики, сопровождая хруст ноги. Обмякшее тело уткнулось в пол.
– Простудишься любезный, – хмыкнул Корчагин и пошёл за Аркадием, уже приоткрывшим входную дверь.
Один из прислужников заводилы, кудрявый, светловолосый молодой парень, вдруг резким движением схватил бутылку, и ахнуть не успели, как он оказался в метре от Глеба с заведённой вверх рукой. Не успели все, кроме моголиняна. Он не то, чтобы успел, он откуда-то это знал. Нападавший будто бы упёрся в невидимую стену, а разметавшиеся по подъезду мелкие осколки посекли щёки и лбы его дружков. Потом ребята до хрипоты в горле спорили, предполагая, что бутылка разбилась о стену, ящики или даже голову мужчины. Вольнов и Корчагин, не оборачиваясь, покинули подъезд.
– Витязем бы ты стал знатным, – улыбался Аркаша, когда они уже прыгнули в новый Вольво ХС90.
Глеб не ответил. Он ещё наверху, в квартире, включил интуитивный зрительный орган, который стал просматривать панораму событий, не ограниченных пространством и временем. Он мог рассмотреть в системе образов мысли людей и иных разумных существ. Усиление внимания позволило ему ощущать или знать, когда другие люди думают о нём. Когда кто-либо направлял на Глеба сильный поток мысленной или чувственной энергии, то он знал и ощущал это в виде тупой головной боли или давления в области лба.
Лишь дважды по дороге к дому он поймал такие потоки. Первый шёл от завистливого кавказца на светофоре, который с жадностью рассматривал новую иномарку и её пассажира. Второй был более приятным и струился от молоденькой девушки, подкрашивающей на ходу губы и боковым зрением посматривающей на двух мужчин.
Прошлая жизнь, чьё королевство когда-то представлялось вечным и непоколебимым, на поверку оказалась хрупкой и мимолётной. Сгинула, – и как сроду не случалось её. Оглядываясь туда, назад, трудно было поверить, что мир-то остался точно таким же, как и был, просто изменился сам человек.
В целях безопасности Аркадий остановил машину подальше от подъезда. Покинув автомобиль, Жига снова ощутил давление извне, слабым источником которого являлись простые зеваки в окнах домов. Тихий осенний вечер выгнал молодежь к подъезду. Участие в беседе наполняло их восторгом. Великий Энергетик заметил, что сутью их общения являлся простой обмен энергиями. «Вот почему человек – существо социальное», – понял он, ещё внимательней вглядевшись в приятную компанию. Кому-то приходила в голову замечательная мысль, они ее высказывали, и прилив энергии был им очень приятен. Так приятен, что они говорили и говорили, когда на самом деле, давно пора отдать слово и энергию другому. «Одни пытаются завладеть разговором, – прикинул Глеб. – Другие, наоборот, слишком сдержанны. Даже чувствуя, что им пришла в голову хорошая мысль, они не решались ее высказать». Энергетик видел, что это плохо, так как беседа распадалась и другие участники не получали всех сообщений, адресованных им.
