находился Большой (или Мраморный) Трианон. Этот интимный дворец служил королю убежищем от шумной придворной жизни Большого дворца, от надоедливого этикета, церемоний и чрезмерной роскоши. Он был очень элегантным и нарядным благодаря обилию мрамора зеленого и розового цветов, имел очаровательную открытую галерею. Стены его залов сплошь и рядом украшали всевозможные зеркала, и потому многие из них так и назывались, например, Зеркальный салон или Большой кабинет зеркал. Вокруг дворца еженощно пересаживались девятьсот тысяч (!) горшков с цветами, ошеломляя россыпью красок и смелостью их сочетаний. Такая процедура была вызвана тем, что Людовик XIV терпеть не мог увядших растений.
Дошедший до наших дней в своей первозданной красе Версальский дворцовый ансамбль сегодня является национальным богатством Франции. Это наследство потомкам, сокровище, которым страна гордится и которое составляет ее славу, демонстрируя ее вклад не только в национальную, но и в мировую культуру. А во времена Людовика XIV Версаль, как основная резиденция короля, в значительной степени служил тому, чтобы демонстрировать его величие и власть всему миру. В нем все, до мельчайших деталей, было рассчитано на то, чтобы произвести впечатление на окружающих. К примеру, знаменитая «лестница послов», которая вела к парадным покоям монарха, была сделана из разноцветного драгоценного мрамора, а ее фрески изображали представителей всех народов мира. Но самое главное состояло в том, что она вела… к величественному бюсту Людовика XIV. Делясь своими впечатлениями от Версаля, мадам де Севинье писала: «Все, что называется двором Франции, находится в этих прекрасных апартаментах короля, которые вы знаете. Там не знаешь жары, там переходят от одного места в другое, нигде не торопясь… Во всем он [Людовик XIV] любит пышность, великолепие, изобилие. Из политических соображений эти вкусы он сделал правилом и привил их всему двору».
Величию новых королевских апартаментов соответствовали установленные Людовиком XIV сложные правила этикета. В них все было продумано до мелочей. К примеру, если королю хотелось утолить жажду, то требовалось «пять человек и четыре поклона», чтобы подать ему стакан воды или вина. После выхода из спальни он, по обыкновению, отправлялся в церковь. Затем он шел в Совет, где заседал до обеда. По четвергам король принимал посетителей, которые приходили к нему с просьбами или прошениями, и терпеливо их выслушивал. В час дня ему подавали обильный обед из трех блюд, который он съедал в присутствии придворных. При этом все окружающие должны были наблюдать за королевской трапезой молча и стоя. После обеда монарх удалялся к себе в кабинет, где собственноручно кормил своих охотничьих собак. Вторая половина дня была посвящена его работе с государственными секретарями или министрами. Если король был нездоров, то Совет собирался в его спальне. Заканчивался день обычно всевозможными увеселениями, которые длились, как правило, до десяти часов вечера. Остальное время король проводил в кругу семьи. В полночь он кормил собак, желал всем спокойной ночи и уходил в спальню, где со многими церемониями отходил ко сну. При этом на столе возле королевского ложа на ночь всегда оставлялось спальное кушанье и питье.
В развлечениях королевского двора также были установлены неизменные правила. Во время пребывания в Версале в зимнее время три раза в неделю с семи до десяти вечера происходило собрание всего двора в больших апартаментах. В залах Изобилия и Венеры устраивались роскошные буфеты, в зале Дианы играли в бильярд, а в салонах Марса, Меркурия и Аполлона – в ландскнехт, риверси, ломбер, фараон и портику. Игра в карты стала неуемной страстью короля и придворных. Как писала мадам де Севинье, «на зеленом столе рассыпались тысячи луидоров, ставки бывали не меньше пяти, шести или семи сот луидоров». Сам Людовик XIV, проиграв в 1676 году 600 тысяч ливров, впоследствии отказался от крупных ставок. В другие три дня недели в Версале представлялись комедии, сначала итальянские, а потом и французские. А начиная с 1697 года их заменили героико-романтические пьесы Корнеля, Расина и Мольера.
Пребывание короля и придворных в Версале придало внешней жизни двора небывалый блеск. Пока Людовик XIV был молод, она протекала там как сплошной праздник. Балы, маскарады, концерты, танцевальные представления, увеселительные прогулки следовали непрерывной чередой. Но «король- солнце» ничего не делал просто так. Даже придворные увеселения были инструментом его власти, ее пропагандой. На этих многочисленных праздниках, «съедавших» фантастические суммы, король проявлял свои незаурядные режиссерские и актерские таланты. Особенно показательны в этом отношении балетные представления, которые под влиянием Людовика XIV стали во Франции не только развлечением и искусством, но и ритуалом. А еще он считал, что «развлечения учат монархов общению с людьми». И следуя традиционному для французской монархии постулату о «легкости доступа к монарху», в 1654 году он выступил в театре Пти-Бурбон в итальянской опере «Свобода Пелея и Фетиды», смешанной с балетом. Этот спектакль шел девять вечеров подряд в зале, вмещающем три тысячи зрителей. Следовательно, венценосного танцора видели как минимум тридцать тысяч парижан, т. е. десятая часть тогдашнего населения столицы. Для Людовика XIV танец был не только удовольствием, но и проекцией королевского образа во всем его совершенстве.
Верхом театрализованных увеселительных действ были большие придворные празднества. Первым среди них стали многодневные «Удовольствия Волшебного острова», устроенные в садах Версаля в 1664 году, на которых присутствовало около 600 «куртизанов». В 1668-м там же состоялось празднество «Большой дивертисмент», а в 1674 году – «Версальский дивертисмент», который собрал уже 1500 «куртизанов». Изобретательность устроителей этих празднеств была поистине неисчерпаема. Так, во время проведения «Версальского дивертисмента» с наступлением ночи весь двор уселся в гондолы, и под звуки скрипок все поплыли между освещенными берегами Большого канала к дворцу Нептуна и нимф, сооруженному придворным декоратором Карло Вигарани из дорогих тканей и картона и украшенных драгоценными камнями. Людовик хорошо понимал, что увеселения лучше всего воспитывают придворных. И во многом именно благодаря им он заставил двор признать определенный стиль красоты, молодости, вкуса, спортивный и рыцарский дух, который был присущ ему самому на протяжении всей жизни. Традиция проведения больших празднеств продолжалась до 1682 года, причем героем последнего из них был уже не король, а его 22-летний наследник.
Повседневная жизнь монарха протекала в основном публично, среди большого количества придворных (их было около 20 тысяч человек). К их числу присоединялось и немало любопытствующих посетителей, а также просителей. Дело в том, что в принципе каждый подданный государства мог воспользоваться правом передачи королю своего прошения. Эту практику, в которой молодой Людовик XIV видел возможность познакомиться с непосредственными нуждами граждан, он начал поощрять с 1661 года. Позднее в Версале каждый понедельник в помещении королевской гвардии выставляли большой стол, на котором просители оставляли свои письма. До 1683 года ответственным за их дальнейшее прохождение был государственный секретарь по военным делам и министр, маркиз де Лувуа. Под его контролем письма обрабатывались государственными секретарями и с соответствующим рапортом передавались королю. По каждому прошению Людовик XIV выносил решение лично.
Франция трех королев
Супружество мало что изменило в образе жизни молодого Людовика. Несмотря на красоту и добрый нрав Марии Терезии, он так и не полюбил ее и постоянно искал любовных развлечений на стороне. Точное количество его любовных историй неизвестно, но наиболее значимыми в его жизни были три женщины, которых современники могли считать неофициальными королевами.
Уже в марте 1661 года Людовик проявил живейший интерес к очаровательной Генриетте, дочери английского короля Карла I, ставшей женой его брата герцога Филиппа Орлеанского. Но очень скоро эта увлеченность сменилась более сильным чувством к фрейлине невестки, семнадцатилетней Луизе де Ла Вальер. Не красавица, но очень миловидная и, что самое главное, наделенная трепетным и нежным сердцем, скромная и застенчивая девушка доставила Людовику редкое счастье искренней и глубокой любви. Она стала как бы отдаленным эхом его первой любви – Марии Манчини, хотя внешне (большие голубые глаза и белокурые волосы) была полной противоположностью смуглой итальянки. О том, как трепетно и нежно относился к ней король, свидетельствует множество фактов. Он встречался с ней либо
