залпами. Снять эту священную реликвию с колокольни французам все-таки удалось[5].
Забегая вперед, скажем, что в целом французская армия пробыла в Москве 34 дня. Но за это время она не отдохнула и не оправилась от долгих переходов, как того хотел Наполеон. Напротив, она разложилась, становясь день ото дня все менее боеспособной. В подтверждение этого А. Манфред приводит выдержки из письма от 4 октября военного интенданта Анри Бейля, более известного миру как Стендаль: «Я пошел с Луи посмотреть на пожар. Мы увидели, как некий Совуа, конный артиллерист, пьяный, бьет саблей плашмя гвардейского офицера и ругает его ни за что ни про что… Маленький г. Ж., служащий у главного интенданта, который пришел, чтобы маленько пограбить вместе с нами, начал предлагать нам в подарок все, что мы брали и без него… Мой слуга был совершенно пьян; он свалил в коляску скатерти, вино, скрипку, которую взял для себя, и еще всякую всячину. Мы выпили немного вина с двумя-тремя сослуживцами». «Эти темы – грабеж и пьянство – проходят через все письмо Стендаля из Москвы», – заключает А. Манфред.
Наполеон хочет мира
Оценив ход последних событий и их вероятные последствия, Наполеон пришел к выводу, что оставление русскими Москвы никак не повлияло на их решимость продолжать борьбу с захватчиками. А ведь именно в этой древней столице он хотел заставить их подписать мир. Не меньше императора этого желала и вся его армия – от маршалов до солдат.
Не дождавшись от русской стороны предложений о перемирии и не в силах вынести тягостное ожидание, Наполеон сам стал писать об этом Александру I и Кутузову, по сути, выступая в роли не победителя, а просителя. Трижды он пытался вступить в переговоры с русским монархом, но безрезультатно.
Между тем шанс на заключение мирного договора у него был. Ведь, как отмечали современники, после Бородинского сражения и оставления Москвы «в русской армии господствовало настроение печали и подавленности, причем на мир в ближайшем же будущем смотрели как на единственно возможный исход». Однако среди военного командования было немало и тех, кто считал, что с Наполеоном нельзя подписывать постыдного мира и что Москва должна стать для его славы последней могилой. Именно такую позицию занял и российский император. После гибели столицы Александр I решил «продолжать войну с Наполеоном до последних пределов возможного».
А тем временем пребывание в разграбленном и сожженном городе становилось для французов все более опасным. Наполеоновская армия не располагала ни продовольственными складами, ни запасами фуража, ни достаточным количеством снарядов и патронов. Она уже начала испытывать даже недостаток в продовольствии и теплой одежде, а ведь надвигались холода. Из-за нехватки фуража началась массовая гибель лошадей. Знаменитая французская кавалерия теряла их тысячами. Единственный путь, соединяющий армию со своими тылами, проходил по совершенно опустошенной войной местности. Москва постепенно превращалась для нее из победного трофея в мышеловку, которая вот-вот могла захлопнуться. Вскоре выяснилось, что пока французы занимались грабежами и мародерством, город оказался в полукольце русских регулярных войск и ополчения. Все чаще нападали на захватчиков и партизанские отряды. Все это могло привести французов к капитуляции.
Все, кто находился в это время рядом с Наполеоном, отмечали его особенную мрачность. Он словно был охвачен предчувствием надвигающейся гибели. «Наполеон находился в Кремле, – писал его адъютант, граф де Сегюр. – К унылому безмолвию мертвой Москвы присоединялось и безмолвие окружающей ее пустыни и еще более грозное молчание Александра. И слабый звук шагов наших солдат, бродивших в этой обширной могиле, не могут уже вывести Наполеона из задумчивости, оторвать его от ужасных воспоминаний и от еще более ужасного предвидения будущего». Большую часть времени он проводил с графом Дарю, которому сознавался, что хорошо понимает, в какое опасное положение попал в Москве. Под угрозой оказалась его репутация и престиж, как человека, не знавшего ошибок, главными качествами которого были упорство и настойчивость. Теперь он чувствовал, что русские его дурачат, но зашел уже так далеко, что не мог больше ни идти вперед, ни отступать, ни оставаться, ни сражаться с честью и успехом.
Наполеон словно хотел забыться. Часто он целыми часами в оцепенении полулежал на кушетке, а иногда проявлял интерес к совсем неожиданным вещам. Так, он посетил Преображенский скит с целью, чтобы поддержать раскольников. В его сознании возникали новые «идеи во спасение»: отменить крепостное право в России и вызвать народное возмущение. Наполеон даже поручил своему близкому окружению собрать сведения о пугачевском бунте и разыскать одно из последних воззваний самозванца, где якобы были указаны фамилии знатных особ, имевших права на российский престол. Розыски ни к чему не привели.
Однажды в промежутке между чтением светской поэзии и романов Наполеон пригласил в Кремль продавщицу дамских нарядов с Дмитровки и стал обсуждать с ней вопрос об объявлении воли крестьянам. В другой раз он велел драматургу Боссе составить список тех артистов «Комеди Франсез», которых без большого ущерба для этого театра можно было бы вызвать из Парижа для концертов в театре на Большой Никитской. Впоследствии драматург с горечью заметил: «Разумеется, если бы он решился остаться в Москве, не случилось бы ничего хуже того, что случилось!»
Пытаясь остановить разложение в армии, Наполеон начал проводить в Кремле военные смотры. Он сформировал батальоны из кавалеристов, которые лишились лошадей, ежедневно издавал приказы с объявлением наград отличившимся на плацу. Но вскоре и смотрам пришел конец: вдруг выпал первый снег, который не только засыпал кремлевский двор, но и развеял последние иллюзии на спасение, которыми французский император старательно отгораживался от реальности. С той поры он уже думал только об отступлении из Москвы, хотя упорно не говорил ни с кем на эту тему.
И все-таки 4 октября (20 сентября) Наполеон предпринял еще одну, последнюю попытку договориться с русскими о перемирии. В письме Александру I он описал гибель столицы от пожаров, учиненных русскими, изложил предложения компромиссного мира, а в случае их неприятия пригрозил, что «Петербург испытает ужасы Москвы». В своих мемуарах де Сегюр писал, что эта угроза Наполеона была лишь вспышкой гнева и отчаяния, попыткой запугать русских. В начале он хотел отправить на переговоры своего высшего офицера Армана де Коленкура, который нравился Александру I и пользовался некоторым влиянием на него. Между Наполеоном и Коленкуром состоялась длительная и напряженная беседа. Император заявил ему, что будет просить русских о том, чтобы у него потребовали мира так, словно он сам соблаговолил даровать его. Он напомнил ему, что готов идти на Петербург. При этом не преминул лестно отозваться об Александре I: «Его характер отвечает нашим интересам. Никакой другой государь не мог бы заменить его с пользой для Франции».
Но прямой и упрямый по характеру Коленкур был не способен на лесть. Он открыто заявил Бонапарту, что к русским с такими предложениями обращаться бесполезно, пока французские войска окончательно не покинут Россию. Они уже осознали свое преимущество и видят, что мир нужен именно Наполеону. Поэтому офицер отказался вести переговоры. Тогда император решил послать Лористона. Тот также попытался возразить ему и высказал свое мнение: предложил начать отступление на Калугу. Но Наполеон не терпел возражений и сказал, что пойдет по этой дороге лишь в случае заключения мира с русскими. Он показал Лористону письмо к Александру I и приказал срочно отправиться к Кутузову и получить от него пропуск в Петербург. На прощание император сказал ему: «Я хочу мира! Мне нужен только мир, и я непременно хочу его получить! Спасите только честь!»
На переговоры с Лористоном явились адъютант Александра I князь Волконский и начальник штаба русской армии Беннигсен, а Кутузова там не было. Между тем по инструкции, данной Лористону Наполеоном, переговоры должны были вестись лично с фельдмаршалом. Поэтому французский посланник с высокомерием отклонил всякое посредничество и хотел уже прервать переговоры и вернуться в Москву. А тем временем Беннигсен встретился с Мюратом и договорился о прекращении военных действий.
Только в полночь начались переговоры с Кутузовым. Начало было плохим. Лористону не
