границе крымским вторжением. Расчеты сторонников самозванца не оправдались. К тому же Мнишек не успел собрать к лету войско. Летнее время, наиболее удобное для начала военных действий, было безвозвратно упущено. Осенью шли дожди, и непролазная грязь затрудняла передвижение войск по дорогам.
В Москве знали о военных приготовлениях самозванца, но не придавали им значения, а, кроме того, предполагали, что он не выступит в поход осенью. Московское командование всецело полагалось на свои пограничные крепости, укомплектованные гарнизонами и артиллерией. В Москве знали, что ведущие политические деятели Речи Посполитой (Ян Замойский и др.) категорически отвергали планы войны с Россией. Борис Годунов не предвидел того, что сторонники интервенции возьмут верх при королевском дворе, и считал, что ему удастся избежать войны с помощью дипломатических средств.
В 1604 г. в Краков выехал стрелецкий голова Смирной Отрепьев, дядя самозванца. Он должен был собрать сведения о своем беглом племяннике, а затем публично изобличить его, добившись личной с ним встречи. Летом казаки захватили и выдали самозванцу царского воеводу Петра Хрущева. После этого Борис направил в Польшу гонца Постника Огарева. Гонец заявил протест по поводу пограничных инцидентов, вызванных действиями старосты Остра М. Ратомского. Он передал также требование освободить и отпустить на родину Петра Хрущева4.
Царская грамота, составленная в сентябре 1604 г., не оставляет сомнения в том, что в то время в Москве не догадывались о близком вторжении самозванца. При любой угрозе нападения воеводы получали приказ делать засеки на дорогах. В конце лета 1604 г. Петр Хрущев на допросе у самозванца показал, что в Северской земле нет никаких засек: хотя в Москве и знают, что «царевич в Литве есть, но войска его в Северской земле не ждут». Черниговские воеводы, попавшие вскоре в руки Отрепьева, полностью подтвердили показания П. Хрущева5.
Осенью 1604 г. московское командование не приняло никаких мер к усилению западных пограничных гарнизонов и не собрало полевую армию. Все это подтверждает вывод о том, что вторжение застало страну врасплох.
Самозванец был прекрасно осведомлен о положении дел на западной границе России. Он решил наступать на Москву не по кратчайшей дороге — через Смоленск, а кружным путем — через Чернигов, В Чернигово-Северской земле не было таких мощных крепостей, как Смоленская.
Наряду с военным фактором важное значение имели факторы социального характера. Правительство предпринимало настойчивые попытки насадить на юго-западной и южной окраинах государства поместную систему землевладения, расширить и укрепить уездные дворянские корпорации. Все эти меры лишь отчасти оправдали себя. На южных окраинах дворянство было относительно малочисленным и экономически слабым. Среди городовых детей боярских преобладали мелкие и мельчайшие помещики. Не имея свободных фондов распаханной земли, власти наделяли помещиков необработанными участками целины в «диком поле». Такие «дачи» не приносили владельцам дохода. Трехлетний неурожай имел катастрофические последствия для владельцев мельчайших поместий. Возобновление Юрьева дня грозило разорением даже состоятельным помещикам, которые имели в своих владениях крестьян и бобылей. Правительство использовало всевозможные средства, чтобы заселить плодородные земли на Юге России, не задумываясь над последствиями своих мер. Оно рассматривало окраину как подходящее место для ссылки опальных. В конце Ливонской войны царь Иван приказал ссылать в Севск и Курск и «писать» там в казаки опальных холопов, наказанных за доносы на своих господ6. Указ имел в виду не столько пашенных холопов, сколько военных послужильцев, чем и объясняется необычность наказания: доносчиков записывали на государеву службу в казаки.
Объясняя успех самозванца, царские дипломаты указывали на то, что «в совете с тем вором с розстригою з Гришкою с Отрепьевым» были «воры — казаки и беглые холопи»7. Ссыльный люд и беглые холопы действительно принадлежали к тем группам населения Юго-Запада России, которые наиболее энергично поддерживали Лжедмитрия.
После разгрома восстания Хлопка некоторые из «разбоев», уцелевших от расправы, нашли убежище в северских и южных городах. По словам очевидцев, старые «воры», «иже на конех обыкше и к воинскому делу искусни» (боевые холопы), «отхождаху» в Северщину, где и выступили на стороне Лжедмитрия с оружием в руках: «За се же (за дело Дмитрия. — Р. С.) яшяся крепце вси они вышепомянутые бегуны, северских и польских градов жители, вечныя холопи московскиа…»8
Свои первые решающие успехи самозванец одержал на Северщине. В северских городах было некоторое количество русских помещиков, имелись воинские контингенты, присланные из Москвы. Кроме беглых и ссыльных холопов, в северских городах осело немало беженцев из центральных уездов, пораженных голодом. Но в массе своей местное население было украинским.
В конце XVI в. по Украине прокатилась мощная волна народных восстаний. Они были жестоко подавлены шляхтой. Многие их участники бежали за Днепр в пределы России. В итоге, северские города к началу «Смуты» оказались переполнены беглым недовольным людом как русского, так и украинского происхождения. Одни попали сюда из России, другие — с Правобережной Украины.
Православное население Украины жестоко страдало от гнета шляхетской Речи Посполитой. Появление православного «царевича» в пределах Литвы подало низам надежду на перемены к лучшему. Украинское население Черниговщины поддерживало тесные торговые связи с Киевщиной. Поэтому слухи о пришествии «доброго» царя мгновенно распространились из Киева в северские города.
Объясняя причины «Смуты», русские власти заявляли, что с появлением Лжедмитрия I в пределах Северской земли «тутошние мужики — севрюки глупые — прельстились и поверили» ему. Севрюками называли украинцев, живших в пределах Чернигово-Северской земли. Говоря о мужиках севрюках, московское правительство имело в виду низший слой местного населения. Объясняя сдачу северских городов, русские летописцы писали: «…сиверские мужики и всякие люди чаяли, что он прямой царевичь Дмитрей…»9
Сторонники самозванца отводили Северщине особое место в своих планах. В течение многих месяцев они употребляли всевозможные средства, чтобы привлечь на сторону Лжедмитрия жителей Чернигова и его пригородов. Центром их агитации стал замок Остер, стоявший на Десне против Нового Монастыревского острога. Местный староста Михаил Ратомский был одним из самых энергичных приверженцев «царевича». Ратомский не раз засылал лазутчиков в Чернигов. По его приказу литвин Т. Дементьев привез в Монастыревский острог именное письмо «царевича» к тамошнему стрелецкому сотнику. Позже И. Лях и И. Билин из Остра подплыли к острогу и разбросали по берегу грамоты от «Дмитрия»10.
Агитация в пользу «доброго» царя принесла свои результаты. Обрушивавшиеся на страну бедствия приучили население винить во всех своих бедах царя Бориса. Уповая на «доброго Дмитрия», народ с нетерпением ждал «исхода» «истинного» царя из-за рубежа. На пути из Львова до Киева немало крестьян «показачились» и вступили в войско самозванца. Киевские мужики помогли ему переправиться за Днепр. Совершенно так же встречало войско «царевича» украинское население Северщины.
13 октября 1604 г. войско Лжедмитрия, перейдя границу, стало медленно продвигаться к ближайшей русской крепости — Монастыревскому острогу. Предпринимая нападение на соседнее дружественное государство, главнокомандующий самозванца Ю. Мнишек сознавал, что не сможет в случае неудачи и пленения воспользоваться защитой Речи Посполитой. По этой причине он принимал всевозможные меры предосторожности.
Приказав атаману Белешко с казаками двигаться по дороге прямо к Монастыревскому острогу, Мнишек углубился в лес, раскинувшийся кругом на много верст. При нем находились самозванец, шляхта, отряды наемных солдат, экипажи и обозы. Сопровождавшие армию Мнишка иезуиты подтвердили в своих письмах, что шли к Монастыревскому острогу (Моровску) не по дороге, а «через леса и болота». Ротмистру С. Борше начало похода запомнилось тем, что его солдаты нашли в лесу множество вкусных ягод11.
Атаман Белешко беспрепятственно подошел к Монастыревскому острогу и выслал гонца для переговоров. Казак подъехал к стене крепости и на конце сабли передал жителям письмо «царевича». На словах он сообщил, что следом идет сам «Дмитрий» с огромными силами. Застигнутые врасплох воеводы Б. Лодыгин и М. Толочанов пытались организовать сопротивление. Но в городке началось восстание. Жители связали воевод и выдали их казакам. При всем своем усердии народ не смог немедленно сдать острог «Дмитрию». Воинство Мнишка забилось в леса и болота так глубоко, что ему понадобилось
