Господин Никифоров засветился доброй улыбкой, и слова застряли в моем горле, потому что меня внезапно охватил какой-то ужас, заставивший вцепиться пальцами в подлокотники кресла. Словно врата ада распахнулись передо мной, и кровь усиленно била в виски, гоня перед собой по жилам неведомый доселе леденящий страх…
Захрипев, я попытался вырваться из объятий ужаса, сполз на пол и увидел, как ко мне приближается лицо Арлекино, всего лишь одна из масок, нацепленных самим Люцифером.
– Ты червь! – грохнул раскатами грома его голос. – Повторяй, я червь…
– Червь, – еле выталкиваю непослушным языком это слово.
– На кого ты посмел… Говори, червяк…
– Червяк, – покорно прошептал я, пытаясь подняться с колен, вцепившись в журнальный столик, а страх заставлял биться мое сердце чаще и чаще.
– Ты взнесешь, сколько скажу, – гремел леденящий кровь голос. – Говори своему повелителю…
– Повелителю, – помимо своей воли повторил я, напрасно пытаясь противостоять этой неземной силе.
Мои пальцы скрючились, и неожиданно правую ладонь ожег сильный огонь. Прорвавшись на мгновение сквозь окутавшую меня пелену ужаса, я увидел обожженную пятерню, сжимающую сигарный окурок, и лишь затем Арлекино, стоящего рядом.
Направив на меня свои часы, он сказал:
– Говори своему повелителю: я козел!
Сжав посильнее спасительный, всеочищающий огонь, мгновенно поднимаюсь на ноги и хриплю:
– Повелитель… Ты – козел!
Страх снова начал оковывать меня, опутывать своей липкой паутиной, но в это время среди ужасных завываний, вспыхнувших где-то под волосами, раздался звук негромкого выстрела; я увидел медленно закрывающиеся передо мной врата ада и оседающего на пол венецианского дожа. Я повернулся к окну, и на моих глазах в стекле появилась круглая дырочка с растекающимися от нее трещинками.
– А-а-а, – дико ору, рухнув на пол, и упрямо ползу к двери, понимая – через несколько секунд уже не буду в состоянии себя контролировать.
Последнее, что я успел запомнить во время губернаторского бала-маскарада, были перекошенные лица Зайчика и Мушкетера, вбежавших в комнату первыми. Следом за ними сюда влетели несколько человек, сжимающие в руках пистолеты, направленные стволами вверх. “Любители”, – успеваю отметить, прежде чем прекращаю понимать что-либо.
41
Первое, что почувствовал, открыв глаза, было состояние необычайной легкости, словно я не лежал на диване в собственном кабинете, а парил в поднебесье.
– С возвращеньицем, – вернул меня на землю голос коммерческого директора, почему-то одетого не в костюм мушкетера, а в обычную тройку.
– Я долго был в ауте? – спрашиваю, шаря взглядом по сторонам.
Сережа вздохнул, подошел к письменному столу и швырнул мне пачку сигарет. Поймав ее с лета, любопытствую:
– На огонек тоже расколешься?
Рябов вздохнул еще раз, самолично дал мне прикурить и лишь затем поведал:
– Огонек… Правой ладони мало? Жиром катрана залили… Ну и нервы у тебя. Железные. Почти сутки продрых. Сабина возле тебя сидела. Час назад ушла.
– Ты чего это… Сутки? Сколько себя помню, больше шести часов… Часы, Рябов…
– Эти? – демонстрирует мне сувенир Арлекино коммерческий директор.
– Да. Почему я столько был в отключке? Пепельницу, будь добр…
– На, травись. Тебя же по-другому угробить сложно. А сутки дрых, потому что какой-то наркотой нашпиговали. Сабина целый консилиум организовала.
– Понимаю. Кроме докторов, в этой жизни у нее других развлечений нет. Мне другое любопытно. Что ты делал?
– Увидел тебя без сознания. Они к Арлекине бросились… Наповал, хотя пуля попала в живот. Редкий случай. Хорошо, я успел вовремя.
– Что успел?
– Все. Часы подобрал. Потом, показалось, за вторым окном чья-то тень. Я заорал, рукой указал, и они…
– Любители, – вспоминаю, о чем подумал, прежде чем потерять сознание.
– Откуда знаешь? Ты же сразу отключился. По-настоящему.
– Они держали оружие стволами вверх. Как в кино. Профессионал всегда держит пистолет стволом вниз.
– Только это? Они даже с ходу не унюхали запаха… Через несколько секунд стали по окну палить, тут я вконец успокоился. Вершигора припозднился. Он, конечно, первым делом комнату стал обнюхивать. Вместе с начальником ментовского областного управления.
– Подумаешь. Тоже еще событие. Даже если охрана не стала бы стрелять, – капризно заметил я вместо того, чтобы хвалить Рябова. – Унюхал бы генерал запах газов, так они в конце концов были не пороховыми…
– А какими? – чуть ли не взревел Рябов.
– Как насчет кофе?
Сережа с явно недовольным видом извлек чуть ли не из-под дивана термос с заранее приготовленным допингом. Что говорить, ходы и желания партнера мы умеем просчитать заранее, еще бы, столько лет в связке.
– Газы были не пороховыми, – упрямо повторил я и тут же пояснил: – Просто господин Никифоров перед смертью опперделся… Как прореагировал на это генералитет?
– На газы?
– Нет, на злодейское покушение.
– Вершигора в присутствии второго мента сказал, что ты в рубашке родился. По имеющимся оперативным данным, пуля тебе предназначалась. Как и тогда, в больнице. К тому же тебя обстреляли по дороге к губернатору… Рискованно повторять один и тот же ход… Как в тебя ни стреляй, а пуля других находит. Зато не нашли того, кто через стекло палил. Дырка, конечно, пуле соответствует, траектория подходящая. У губернатора челюсть до сих пор до пола висит. Охрану жучит – дым идет. Такое в его доме, о какой безопасности речь? Можно подумать, он кому-то сдался… Да, я тебя еле отбил. Они тебя хотели в больницу, под свою охрану.
– А сейчас?
– Кроме наших ребят и детективов “Снежинки”, дом охраняют бойцы “Сокола”.
– Вершигора?
– Да. Он ждет, когда придешь в себя. Отбил кусок работы у областного управления. Прокурор от радости засветился. А уголовка – вообще счастлива. Глухаря отобрали, кто о таком мечтать бы посмел?
– Как в народе воспринята смерть Арлекины?