фонарик, но загородил его мощный луч рукой и направил в щель над дверью, расположенную выше глаз любого вошедшего в кладовку, хоть самого высокого. Роже свободной рукой достал из кармана телефон и стал подбирать для него точное место. Потом поднял руку и приклеил липкую ленту к переборке. Попробовал отцепить и обнаружил, что прибор прикреплен прочно; требовалось приложить немалую силу, чтобы оторвать его.
Он нажал кнопку «включить». Сразу загорелся маленький красный огонек и раздалось еле слышное гудение. Передатчик заработал. Роже удовлетворенно хмыкнул и нажал кнопку «отключить звук». Гудение прекратилось, но огонек продолжал мигать. Только приемник, точно настроенный на волну передатчика — передача была закодирована, — мог бы принять и расшифровать сообщение. Позывной 1351, исламский эквивалент 1933 года по григорианскому календарю, года рождения дедушки. Роже выключил фонарик, выскользнул из кладовки, неслышно прикрыл за собой дверь и спустился в свою каюту.
В ста восьми морских милях к северу от Мадагаскара и в пятистах шестнадцати морских милях к востоку от порта Дар-эс-Салам на Африканском материке в океане рассыпаны небольшие необитаемые коралловые атоллы. У подветренного берега одного из атоллов, где глубина шесть морских саженей, стоит на якоре арабская дау, свернув вдоль гика грязные паруса. Она стоит здесь уже одиннадцать дней, неотличимая от других арабских торговых и рыбацких лодок у берега. Ее корпус много лет не красили, он весь в полосах человеческих испражнений, исторгнутых членами экипажа, когда они свешивают ягодицы над водой. Единственная необычная особенность, которая могла бы привлечь внимание случайного наблюдателя, — три гораздо меньших катера, стоящие рядом с дау. Их низкие обтекаемые двадцативосьмифутовые корпуса из современных видов пластика выкрашены неброской матовой краской, которая на просторах океана делает их невидимками. На корме каждого катера установлено по два мощных навесных мотора, перекрашенные поверх заводской той же матовой краской, что и сами корпуса. Сами двигатели в превосходном состоянии и способны перемещать суденышки, даже с полной нагрузкой, со скоростью сорок узлов в час.
Сейчас катера были пусты. Весь экипаж собрался на палубе дау и только что закончил вечернюю молитву. Все обнимались, повторяя традиционный призыв:
— Да услышит Аллах наши мольбы.
Натренированный слух радиооператора различил в общем гуле тихий электронный сигнал, исходящий из надстройки у основания единственной мачты. Радист выбрался из группы и торопливо направился в рубку. Войдя, он сразу увидел на панели радиоприемника мигающий красный огонек, и его сердце забилось чаще.
— Во имя всемилостивого Аллаха, да будет оно прославлено вечно!
Он, скрестив ноги, сел на палубу у приемника. С тех пор как они подошли к атоллу и бросили за борт кусок коралла, служивший дау якорем, приемник был постоянно настроен на нужную частоту. Радист на ключе набрал азбукой Морзе позывной — 1351. В кладовке на борту «Влюбленного дельфина» аппарат связи мгновенно перешел от передачи к приему, подтвердив готовность отвечать на вопросы. Радист вскочил и бросился к выходу. Он возбужденно кричал:
— Господин! Быстрей!
К нему большими шагами подошел капитан дау. Палубу освещали керосиновые лампы, подвешенные к гику. В их свете видна была высокая фигура капитана, одетого в традиционное головное покрывало шумаг и длинное белое одеяние — дишдашу. Борода у капитана густая и черная, хотя ему уже за пятьдесят. Нагнувшись, он вошел в рубку и взволнованно спросил у радиста:
— Да?
— Милостью Аллаха и его пророка, да будут они вечно славны.
Радист подтвердил: связь есть, — и посторонился на тесной палубе, чтобы капитану были видны радиоприемник и горящий на его панели красный огонек. Капитан, не сказав ни слова, сел на пол перед приемником и начал задавать передатчику вопросы. Вначале он запросил нынешнее положение и точную скорость. Ответ пришел немедленно. Капитан повторил долготу и широту радисту; тот записал. Они знали: координаты точны до нескольких метров.
Несмотря на библейскую оснастку и внешнюю дряхлость дау, на ее борту стояло самое современное спутниковое навигационное оборудование из того, что можно купить. Установив точное местонахождение, курс и скорость «Дельфина», капитан развернул на столе карту Индийского океана и принялся изучать ее. Нынешнее положение дау было обозначено красным крестиком. Капитан определил положение яхты неверных и тоже нанес его на карту. Потом начал рассчитывать курс и скорость перехвата. Он не хотел тратить время и горючее, чересчур опередив яхту, но еще важнее было не пропустить яхту вперед. Таща за собой на буксире катера, дау делает всего четырнадцать узлов в час и при погоне безнадежно отстанет. Закончив расчеты, капитан вышел на палубу.
Здесь молча сидели на корточках и ждали тридцать девять человек. Их современное автоматическое оружие казалось неуместным в такой обстановке. По одиннадцать человек — экипажи катеров, остальные — команда дау. Капитан величественно прошел на свое место у руля и обратился к ним:
— Газель в челюстях гепарда.
Первые его слова вызвали громкие комментарии слушателей. Капитан поднял руку, и все мгновенно затихли, сосредоточив на нем все внимание.
— Неверные еще далеко на юго-востоке, но быстро идут к нам. Завтра утром до рассвета мы поднимем якорь. Нам потребуется семь часов, чтобы дойти до места засады. Я ожидаю, что судно неверных завтра днем, за два часа до захода, пройдет мимо нас, в двух милях к востоку; слишком далеко, чтобы увидеть что-нибудь, кроме нашего паруса. Нас примут за безопасное торговое судно с островов… — Говоря неторопливо, четко и выразительно, он в очередной раз описал план нападения. Его слушатели — простые люди, в основном неграмотные и не слишком умные, но, чуя в воде запах крови, они становятся свирепыми, как барракуды. Заканчивая, он снова напомнил: — Отплываем завтра до рассвета, и да улыбнутся нам в нашем деле Аллах и его пророк.
Увидев, как осторожно поворачивается ручка двери ее каюты, Кайла не удивилась. Она ждала уже почти час, и ожидание становилось непереносимым. Она вновь перебрала в уме все резкие, обидные слова и представила, как бросит их ему в лицо — пусть униженно молит о прощении. Она вскочила с кровати и босиком бросилась к двери. Приблизила губы к двери и негромко, так, чтобы слышно было только ему на той стороне, сказала:
— Уходи! Я больше не хочу тебя видеть. Ненавижу. Слышишь, ненавижу!
Она ждала ответа, но на той стороне было тихо; полминуты тишины показались ей вечностью. Ей захотелось снова окликнуть его, только чтобы убедиться: он там. Но тут он заговорил, и его голос звучал ровно и холодно.
— Да, слышу. И немедленно ухожу. Будь по-твоему.
Она услышала удаляющиеся по коридору шаги. Все шло не так, как она себе представляла. Он должен был просить у нее прощения. Кайла быстро отодвинула засов и распахнула дверь.
— Как ты смеешь оскорблять меня и отказывать мне! Вернись немедленно! Хочу, чтобы ты знал, как сильно я тебя ненавижу!
Он повернулся к ней, улыбнулся, и эта улыбка привела ее одновременно в ужас и в ярость. Она топнула ногой, не в силах поверить, что ведет себя так по-детски.
— Вернись немедленно. Не стой с глупой улыбкой. Иди сюда.
Он пожал плечами и пошел назад, туда, где Кайла держала дверь открытой. Она собрала все самые оскорбительные слова, какие могла придумать, но не успела произнести ни слова — он очутился у двери. Роже продолжал улыбаться, но следующие его действия застали ее совершенно врасплох. Нажав плечом, он сильнее распахнул дверь. Кайла удивленно отпрянула.
— Ублюдок! — дрожащим голосом сказала она. — Как ты смеешь, неотесанный деревенщина!
Он закрыл за собой дверь и задвинул засов. Потом неторопливо направился к Кайле, и она вынуждена была отступить.
— Отойди от меня. Не смей меня трогать, vous etes une merde noire. [18] — Сжав кулак, Кайла нацелила удар ему в голову. Роже перехватил ее руку и медленно заставил
