подобному совпадению действий, сколько странному поведению генетической памяти, время от времени просыпающейся в них обоих по мере проявления не очень приятных в стране метаморфоз.
Неужели опять пришло время трепа под примус на кухне?
– Не звонил. А ты полагаешь, должен был? – спросил Багрянский. Он мгновенно сообразил, с чего Духон задает сей вопрос.
– Нас это в принципе должно мало волновать… Мы свое дело сделали. Помогли тогда светилу не ударить лицом в грязь.
– Как ты не понимаешь? – мгновенно вспыхнул приятель. – Я и тогда считал, и сейчас считаю, что надо было идти дальше. Это же золотая жила для романа.
– Не преувеличивай. Не надо высасывать события из собственного пальца. Мы остановились, потому что в той истории не было продолжения.
Духон словно подталкивал соавтора высказаться определеннее. Проще говоря, проверить, совпадают ли их мнения насчет происхождения скандалов вокруг персоны всемогущего Бессмертнова.
– Стоп! Я все вспомнил! – закричал в трубку Багрянский, да так сильно, что Александру пришлось даже отодвинуть от уха мобильник. – Мишка вышел из берлоги! Берегите, люди, ноги! Ты понял, что я понял? Как, однако, все разворачивается. Саша, ты гений!
– Брось! – не очень отказываясь от прозвучавшей похвалы, тихо произнес Духон. – Лучше скажи, как комментируют газеты? Есть ли хоть один намек на наши с тобой разговоры? Папка Бахтина и то, что раскопал Леонид Сергеевич. Кстати, он не появлялся на твоем горизонте?
– Намеков нет. Мацкевич не звонил, – быстро ответил Лев.
– Так сам ему позвони! Прояви внимание к старику. Хотя ты и сам уже старик. Но все равно, доброе слово и кошке приятно.
Конца фразы Багрянский уже не слышал. Связь прервалась. Но главное понял: сделать звонок Мацкевичу. Понятно, почему.
Ни домашний, ни мобильный телефон Леонида Сергеевича упорно не отвечали. Когда человек уже находится в почтенном возрасте и, тем более, успел перенести операцию на сердце, – а Мацкевич имел оба «греха», – звонки без ответа всегда вызывают тревогу. Но делать было нечего, и Багрянский решил пока связаться с адвокатом Бахтиным. Может, светило случайно что-то расскажет нечто интересное по теме?
Борис Фиратович ответил практически сразу:
– Подождите, Лев Владимирович, я тут консультирую клиента.
Багрянскому ничего не оставалось делать, как ждать. Хотя «консультации» Бориса Фиратовича могли длиться бесконечно, Лев с удовольствием вспомнил, как они с Духоном зимой были на юбилее Бахтина, которому тогда стукнуло семьдесят!
Так Борис Фиратович даже в процессе шумного, горланистого торжества, где практически каждый присутствующий адвокат стремился перещеголять другого тостами и воспоминаниями из своей биографии, умудрялся кого-то консультировать и давать дельные советы.
– Я весь внимание. – Багрянский наконец дождался, когда Бахтин переключился.
После традиционных комплиментов и обменов любезностями Лев как бы невзначай спросил, имела ли продолжение история, из-за которой они собирались зимой.
– А вы почему спрашиваете? Что-то случилось? – вопросом на вопрос мгновенно отреагировал адвокат.
– Интересно просто. Вы же знаете, Борис Фиратович, как мы тогда загорелись новым романом… – как можно правдоподобнее начал объяснять литератор.
– А-а-а? – протяжно произнес адвокат. – Я-то уже подумал…
– Ничего другого, – быстро остановил Багрянский фантазии собеседника. – Только любопытство.
– Ничем не могу удовлетворить его, – с явным сожалением произнес Бахтин, – меня нынче не информируют. Закрылись, как улитка в своем домике.
– Жаль, – искренне разочаровался Лев. – Созвонимся.
До Мацкевича в этот день ему добраться так и не удалось. И ничего с ним особого не случилось. Объяснение тому было лишь одно: у Леонида Сергеевича, как любил повторять его любимый персонаж из фильма «Ликвидация» подполковник Давид Маркович Гоцман, вновь появилось «дел за гланды». Просто его попросили подключиться к тому самому делу, которое отныне не давало покоя ни друзьям-писателям, ни ближайшему окружению господина Бессмертнова.
Аналитик ломал голову, как же ему поступить. С одной стороны, люди Хитрова строго-настрого предупредили, мол, дело сугубо конфиденциальное, оттого, мол, и не стали поручать работу ни одной из спецслужб. Но с другой – занятия поисками Даниста было для Леонида Сергеевича уже пройденным этапом. Он и его друзья уже точно знали: заключенный 1313 жив и невредим. Вот только где скрывается беглый олигарх, лично для него оставалось тайной за семью печатями.
Не в Китае же, на самом деле? Тогда где?
Небольшая группа экспертов, приданная ему в помощь, выдала всего лишь несколько более-менее правдоподобных вариантов: Англия, Израиль, возможно, где-то Южная Америка и, конечно же… Россия. Но в отличие от них Мацкевич точно знал, что некий Денис Дантесов «отметился» на погранпереходе в Китай и вряд ли после «шопинга» вернулся в страну.
Так что стоило появиться в прессе сообщению об инциденте в Израиле, а ему вдогонку получить несколько не самых качественных фотографий, как в голове аналитика все встало на свои места. Тем более, что эксперты, по каким-то понятным только им деталям, вычислили на фотографиях бородатого, очкастого мужчины не кого иного, как без вести пропавшего Дениса Даниста.
Первым желанием Мацкевича было срочно проинформировать Хитрова, мол, задание выполнено – на фото опальный олигарх. Наука не ошибается в подобных случаях. Для пущей убедительности и собственной значимости Мацкевич хотел бы поведать Хитрову и о «коридоре», которым тот сбежал из колонии, и о том, кто его организовал. Но, увы, это была уже чужая тайна.
Также надо было поставить в известность и своего основного работодателя – Александра Духона. Леонид Сергеевич еще не знал, что Духон, словно почувствовав жареное, сам разыскивает его.
Но не только Москва оживилась благодаря последним событиям. В одной из далеких сибирских колоний, как только газеты стали писать о странных событиях вокруг персоны Бессмертнова, тоже случилось редкое для этих мест оживление.
Находясь в перегретом состоянии, начальник колонии Удалов срочно захотел видеть «законника» Папу и приказал вывести его на прогулку в одно хитрое местечко, подальше от чужих любопытных глаз.
Папа с трудом доплелся до того места, где было предписано прогуливаться, мысленно проклиная начальство, которому вдруг срочно захотелось пообщаться. За минувший год он сильно сдал, дважды переболев воспалением легких, и внутренне, признаваясь в этом лишь самому себе, стал готовиться к смерти. Поэтому до всего остального мира ему уже не было особого дела. Тем не менее, увидев полковника Удалова с кипой каких-то газет, Папа еще нашел в себе силы пошутить:
– Решили провести персонально для меня политинформацию? – скрипя, как несмазанная дверь, своим знаменитым голосом, спросил он. – Так мне, гражданин начальник, не до новостей. А за то, что на воздух лишний раз вывели, отдельное спасибо. Такое милое место.
Маленький каменистый садик, отдаленно напоминающий японскую лужайку, действительно был чем-то мил – рыжая земля, яркое летнее солнышко, стервятник, нарезающий круги… Идиллия! Если бы не колючая проволока, огораживающая его от мира со всех сторон, в том числе и сверху.
– Сейчас тебе будет еще лучше, – многозначительно сообщил Удалов. – Вот, прими свежие газеты, найдешь много интересного. Похоже, наш очкарик прорезался. Уж о ком не ждали, не гадали услышать…
Спрашивать, что еще за очкарик, не было нужды. Папа сразу понял, о ком может идти речь. За минувший год не было, пожалуй, и дня, чтобы он не вспоминал об узнике 1313, которому он собственноручно сочинил новую фамилию Дантесов.
На какое-то мгновение Папе показалось, что земля зашаталась под ногами. Настолько поразила его новость. Нарушая местную субординацию, он тяжело опустился на теплый, шершавый камень. Удалов никак не отреагировал. Папе дозволялось все. Или почти все.
– Вы? И не ожидали услышать?! Не бери грех на душу, гражданин начальник. Не поверю. Только со мной сколько было перетерто, – горько усмехнулся Папа. – А сколько вас дергала московская гоп-компания? Куда делся? Почему не появился в условленном месте? Где тело? Думаете, если я в зоне законопачен, то как те три обезьяны? Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому?
– Не будем препираться. Дело-то провалено. Данист нас просто кинул. А мы, получается, кинули важных людей в Москве. – Удалов со значением указал пальцем вверх. – Чего уж… Ты пока посиди тут на солнышке, почитай прессу, а позже поговорим.
Начальник колонии резко развернулся и скрылся за дверью. Папа остался один, но шебуршать бумагой никак не хотелось. Да и очки остались в камере. И все же любопытство взяло верх. Кликнув караульного, он попросил сбегать за окулярами.
Через полчаса, прочитав ворох газет, что подсунул Удалов, воровской авторитет долго сидел без движения. Хотя желание у старика было лишь одно: аплодировать Данисту, то есть Дантесову, чьим наставником в плане отмщения он себя считал.
Надо же, как лихо закрутил! Вроде еврей, а пытка почище, чем у иезуитов, – помаленьку, помаленьку кусает, но больно уж обидно. Куда проще было пустить Бессмертнову пулю в лоб, а он – нет! – пугает… Ишь, как все выстроил… Не придерешься.
Когда начальник вернулся, довольный Папа беззаботно посасывал конфетку, которыми всегда был полон один из его карманов.
– Ну что? Как погляжу, у тебя вид