скрываются. Кто же они такие? Что им нужно? Сволочи! Прямо у подъезда устроили себе наблюдательный пост! На их языке это вроде называется психологической пыткой», – вспомнил Туров, как этот приём слежки назывался в давно уже не читаных им детективах.
Алексей откинул крышку передвижного бара-глобуса и, достав початую бутылку виски, жадно приложился к горлышку. По своему скромному в таких делах опыту он давно усвоил, что виски может несколько ослабить тревожное предчувствие беды. Бегство от него казалось Алексею столь же бессмысленным и безнадёжным занятием, как бегство от собственной тени.
Этот страх, гнетущий, неотступный и цепкий, как щупальцы осьминога, время от времени пронизывал каждую клеточку его организма. Он как рак проникал в мозг, который лихорадочно искал объяснения всему, что происходило с ним после бури негодования, обрушившейся на него сначала со стороны олигархов, а затем и тогдашнего председателя правительства, и ко всему ещё народный гнев.
Алексей и раньше замечал, что постоянно находится под негласным контролем спецслужб. Но страха тогда не испытывал, ибо считал это вполне нормальным. Столь высокое должностное лицо, как он, а значит, посвящённое во все секреты большого бизнеса, просто по определению не могло не находиться под колпаком. Более того, он считал, что наружка не столько за ним следит, сколько охраняет.
Туров не испытывал особого страха даже тогда, когда его в 1999 году неожиданно вызвали в Генпрокуратуру для дачи показаний в связи с возобновлением расследования обстоятельств дефолта. Просто в Генпрокуратуре появилась «новая метла», объяснили ему тогда коллеги. Но и без этого высокопоставленный банкир сознавал, что неуязвим. Ибо находится в одной связке с всесильными создателями дефолта. Поэтому вряд ли его отдадут на растерзание.
Но вот когда за ним стали следить ещё какие-то типы – явно не из спецслужб, Туров дрогнул. Знать бы, чьи это люди? Кандидатов на эту роль было немало. Люди Блейка и Зубра? Интерпол? – особенно когда он всё-таки, излишне пожадничав, прокололся со слишком большой суммой, предназначенной к отмывке в свою пользу. Кто ещё? Просто бандиты, которые по привычке требуют свою долю?
Где бы Туров ни появлялся, он постоянно ощущал на себе чьё-то неусыпное око. Так что как ни крути, его персона неугодна всем. А поскольку Туров служил или делал вид, что служит, его судьба по большому счёту не стоила ломаного гроша. Почему всё же его не хотят отпустить с миром? Глупейший из глупейших вопросов. Таких персонажей, как он, нельзя отпускать с миром.
Алексей в очередной раз приложился к горлышку бутылки. Вот зараза, не берёт, и всё тут.
Почему не устраняют? Нет замены? Ерунда! Просто нет таких, как он, идиотов, желающих взять на себя непосильную ношу. Сегодня нет. Но что будет завтра? Послезавтра? Свято место пусто не бывает! Он всё равно обречён.
Туров демонстративно вышел на балкон. Пусть стреляют, если хотят. Лучше, чем сейчас, мишени не найдут. Пусть! Опорожненная наполовину бутылка виски явно давала о себе знать. Лёгкий ветерок приятно обдувал. Казалось бы, только думать и думать о чём-то приятном. Так нет же. Он невольно вспомнил разговор, состоявшийся чуть ли ни год назад с давним приятелем и в некотором смысле партнёром по бизнесу Толькой Надеждиным. Тот занимал скромный пост директора одного из филиалов Интербанка. Толька был, пожалуй, единственным человеком, с кем Туров мог откровенно делиться чем угодно. Будучи обладателем весьма живого и изворотливого ума, он вполне мог дать дельный совет, что Турову хорошо было известно по опыту прошлых лет.
На рубеже девяностых годов они успели активно посотрудничать с немалой пользой для собственного кармана, когда из-за развала централизованной расчётно-кассовой системы Центробанка по всей стране стали гулять тысячи фальшивых авизо на миллиарды рублей. Уведённые у государства деньги тут же обращались в твёрдую валюту и выводились за рубеж, что в результате и привело к резкому падению курса рубля, а в конечном счёте к «чёрному вторнику» девяносто четвёртого. Словом, надёжный парень. Под стать фамилии.
Опасаясь прослушки, Туров вытащил из портмоне новую сим-карту, приобретённую не на своё имя, и вставил её в мобильник.
– Привет, Анатоль, это я, – без лишних предисловий начал Туров.
– Ну и что?
– Надо срочно с тобой встретиться...
– Неужели? Что же такое стряслось, если ты вдруг вспомнил обо мне?
– Нельзя сказать, что стряслось, – удручённо ответил Туров. – Но может стрястись.
– Тогда слушай сюда, друг мой любезный, завтра суббота, если ты ещё не потерял счёт дням, я с утра еду на озеро порыбачить. Если хочешь, могу захватить тебя с собой.
– Нет-нет, Анатоль, ни в коем случае, я сам подъеду к бунгало, где-то в полдень, – поспешил откреститься Туров, не желая засветить встречу с другом.
– Как хочешь, – несколько удивлённо ответил Анатолий и повесил трубку.
Наутро, вызвав к подъезду служебную машину, Туров как заправский разведчик не стал в неё садиться, а спустился на лифте в подземный гараж. Там был припаркован его ярко-синий «Порше», на котором он уже, наверное, тысячу лет никуда не выезжал. Туров был в шляпе и больших, на пол-лица, солнцезащитных очках. Банкир очень надеялся, что в таком виде его вряд ли узнает кто-нибудь из следаков, которые ждали его появления у служебной машины.
Только выехав на Рижское шоссе и убедившись, что за ним нет хвоста, Туров по мобильному телефону позвонил водителю служебной машины:
– Володя, ты свободен. Я сегодня никуда не поеду. Что-то давление резко подскочило.
В тот же вечер после удачной рыбалки Туров и Надеждин сидели на веранде. Любуясь закатом, приятели с нескрываемым наслаждением попивали холодное пиво, закусывая бутербродами с икрой. Чуть поодаль в котелке поспевала уха, над которой колдовал некий мужичок. Беседа на веранде его мало интересовала.
Пожалуй, впервые за последнее время Алексей по-настоящему расслабился. И только уже за это был бесконечно благодарен другу. Неожиданно Анатолий спросил:
– Так и будем сидеть, пивко попивать? Ты же хотел чтото рассказать? Или я неправильно тебя понял? Кстати, ты очень изменился. Осунулся, что ли. Даже волосики вроде как поредели и поседели. А это, брат, случайно не бывает.
Прямой вопрос товарища застал Турова врасплох и вернул его к жестокой реальности. Как на духу он обрушил на Надеждина вал проблем и сомнений, предусмотрительно умолчав лишь о фонде Блейка и своей роли в нём.
– Ну ты даёшь! – выслушав рассказ, воскликнул приятель. – Ты что, до сих пор не понял, что бизнеса без политики не бывает? Если ты, конечно, не держишь пивной ларёк где-нибудь в пустыне Сахара...
– Тоже мне открытие, – пробурчал Туров.
Мужичок, колдующий над ухой, что-то призывно замычал, приглашая мужчин к котелку, но оба решительно отмахнулись.
Немного помявшись, Надеждин все же решился на засевший в голове вопрос:
– Ты, Лёха, можешь не отвечать, если не захочешь, но я всё-таки спрошу. Что-то в твоём рассказе, как мне кажется, не так. Ты, часом, не попал в дерьмо? Точнее, в дерьмо, как я понимаю, ты уже попал. Речь уже идёт о политике?
Туров не желал никоим образом говорить об этом. Но деваться, похоже, было некуда. Говорить или не говорить? Промолчать, конечно, можно, но зачем же себя обманывать?! Как бы Алексей ни гнал эти мысли прочь, их не сотрёшь ластиком с подкорки. Он понял, что окончательно вляпался, лишь тогда, когда услышал от Зубра мимолётом брошенную фразу, что они не в бирюльки играют. Мол, те огромные средства, которые с участием Турова концентрируются на неких секретных счетах в офшорах, в каких-то непонятных ему фондах, ещё послужат России. Алексей не стал ничего уточнять. Только как бы невзначай обронил: «Вы имеете в виду Добровольческий корпус?» Именно в этой хорошо ему знакомой американской организации с безобидным и миролюбивым названием после отставки в нацбанке заокеанский «дядюшка» Турова любезно предоставил ему «крышу», под которой он и проработал вплоть до возвращения на прежнее место. Причём Турову было совершенно ясно, что именно американцы и Зубр пролоббировали его очередное возвращение в банк. По складу характера Туров всегда был далёк от политики и всячески избегал быть вовлечённым в неё. Одно дело – управлять деньгами, и совсем другое – оказаться соучастником политических интриг.
– Ты чего воды в рот набрал? – бесцеремонно оторвал его от малоприятных размышлений приятель. – Будешь колоться по всем правилам? Или так, мол, сам догадывайся?
– Пожалуй, последнее.
– Понятно. Но тогда всё же скажи, какого чёрта ты полез на гильотину? Чего тебе не хватало? И барыш имел, и со всех сторон был надёжно защищён. Помнишь, даже от прокуратуры отмазали?! Политика – девушка капризная. На пустом месте себе проблемы создал. – Увидев, что Туров пытается что-то возразить, Надеждин замахал обеими руками: – Не надо оправдываться, это я так, философствую. Тоже мне политик нашёлся. Не говори, только кивни. Посадили тебя под колпак или нет? Свои или чужие?
Туров неохотно, но все же кивнул, что должно было означать всё – и то, и другое.
Его друг настолько разнервничался, что, резко вскочив с места, опрокинул маленький плетёный столик со всей закусью и выпивкой.
– Теперь-то я понимаю, что допустил ошибку, – задумчиво произнёс Туров. – Теперь ломаю голову, как выходить из игры...
– Опять ты не в ту степь. Помнишь, как мы в далёкой молодости девчонкам советовали, когда пытались их клеить? «Расслабься, дорогая, и получай удовольствие». Так же и тебе надо, дорогой мой подруг... На кой хрен тебе выходить куда-то? И кто тебя отпустит?! Ты для них ключевое звено. Ты им позарез нужен, и
