то, что впервые в своих рассуждениях подумал об агентстве, про которое фантазировал Духон как о реальном новом месте работы. Настолько органично мысль об этом нечаянно свалившемся чуде запала ему в душу.– Должен же я был кого-то выбрать, – донеслись до аналитика слова свидетеля, наконец-то подобравшего ответ на вопрос. Добровольский непроизвольно пожал плечами, словно сомневался в своих словах.
Тут грубо и неуклюже вновь вмешался прокурор:
– Вы знали, что Уфимцева и Сироткин брат и сестра? – в лоб спросил свидетеля прокурор, вызвав тем самым очередной прилив эмоций присяжных.
– Вопрос неправомочен! – решительно выкрикнул Бахтин. – Нигде в материалах дела не сказано, что подсудимый и потерпевшая брат и сестра. Если же господин обвинитель настаивает, то защита, в свою очередь, потребует отправить дело на доследование.
«Лучше сразу удавиться», – только и успел подумать прокурор.
На его счастье, Зуева решительно прервала обсуждение скользкой темы и объявила перерыв до утра.Вечером все вновь собрались в «Слободе», никакой новой темы для светской беседы четырех немолодых мужчин искать не пришлось.
– Что вы думаете, Леонид Сергеевич? Так сказать, в первом приближении? – с нескрываемым интересом спросил Духон.
Проснувшись после полуденного сна и узнав, что Мацкевич все же не стерпел и отправился на суд, Александр весь извелся вопросами.
– Для того чтобы делать выводы, у меня, к сожалению, нет достаточного материала, – после некоторых размышлений заметил Мацкевич. Он понимал, что сейчас находится в центре внимания, и по привычке дорожил этим.
– Рассказывайте, рассказывайте, Леонид Сергеевич, – нетерпеливо поддержал Духона адвокат.
Они познакомились только после окончания заседания суда и теперь присматривались друг к другу. В предложении Бахтина «рассказывать» сквозил неприкрытый интерес.
– Мнение, естественно, сложилось. Но далеко не полное, – все еще как бы оправдываясь, продолжил Мацкевич. – Если вы позволите, Александр Павлович, свои предложения изложу по старинке. По пунктам. Но перед этим короткая ремарка. Судя по тому, какие вопросы задавали судья, прокурор и уважаемый Борис Фиратович, – при упоминании адвоката бывший эфэсбэшник отвесил ему поклон, – следствие по делу велось, мягко говоря, никудышно. Подобное случается лишь в тех случаях, когда следствие торопится и поэтому в «лишние» детали не вникает. Почему не вникает? Потому что сам процесс – всего лишь ширма. Так сказать, драпировка чего-то более важного, существенного...
– Согласен на сто процентов, – не удержался, чтобы не вставить слово, Бахтин. – Это чистейшей воды «панама». Я не поленился и потрепался с некоторыми коллегами на предмет припомнить нечто подобное в их практике. Ни-че-го, господа! Чтобы так обрушить на детей судебную машину? Я еще с этим разберусь.
– Разберётесь, Борис Фиратович. Непременно разберётесь. Но дайте закончить Мацкевичу, – умоляюще сложив ладони, как делают в церкви, обращаясь к богу, попросил Духон.
Он единственный за столом пил крепкий кофе, явно наплевав на индивидуальные последствия – обязательную изжогу, – лишь бы только себя взбодрить. Остальные пили чай. Хотя нет, перед Багрянским кофе стоял нетронутым и давно остывшим. Прислушиваясь к разговору, Лев внимательно следил за тем, что кухня в лице столь любимого ему «обоза» мечет на стол, собирая торжественный ужин. Оно и понятно, в таком составе компания еще не собиралась.
– Да... Драпировочка... Но чего? – дождался момента продолжить Мацкевич. – Предлагаю именно этот вопрос сделать для нас главным. Ответим – будем на коне! – Мацкевич достал из кармана пиджака блокнот и сделал какую-то запись. – Итак, по пунктам. Первое. Безусловно, надо поднять все, что имеется на Сироткина и Уфимцеву. Если исходные документы не сохранились, выяснить хотя бы, где их подобрали, прежде чем направить в детский дом. Второе, а может, и первое. Начинать лучше не с детей, а с их опекуна Добровольского. Установить его линию жизни будет проще – он-то не из приюта.
– А вдруг и он оттуда? – усомнился Бахтин.
– Ничего страшного. Все бывшие офицеры находятся на учете в военкоматах. Где служил, где учился, крестился, женился, отличился...
– Действительно, – воскликнул Духон, – отсюда ниточка намного короче.
– Так, во всяком случае, мне пока представляется. Я могу взять Добровольского на себя.
– Не надо, Леонид Сергеевич. Не растрачивайте себя попусту на эту рутину.
Ко всеобщему удивлению, Духон вытащил из портфеля и положил перед аналитиком весьма толстую папку с копиями документов о послужном списке отставного подполковника артиллерии Владимира Андреевича Добровольского, чем сорвал аплодисменты присутствующих и несколько смутил Мацкевича.
– Ну, теперь намного легче. Позвольте изучить, а к утру доложить, – предложил он.
– Тогда в бой, господа! – скомандовал Багрянский и разлил виски по бокалам...
Когда решили расходиться, Бахтин вдруг пожелал дать утечку в СМИ о том, что защита вот-вот получит сведения, которые в состоянии изменить ход всего процесса.
– Так надо, – пояснил он, при этом выразительно взглянув на Багрянского.
– А что? Действительно, не мешало бы каким-то образом расшевелить этот муравейник, – задумчиво произнес Мацкевич.
– Вы знаете, как именно? Или так, пальцем в небо? – полюбопытствовал Духон.
– Как уж получится, – не кривя душой, признался Леонид Сергеевич. – Но то, что за ходом процесса сейчас следят специально обученные люди, готов дать руку на отсечение. Вот мы и заявим о себе.
В этот раз на Багрянского красноречиво уставился Духон.
– Понял, – быстро согласился бывший журналист. – Что еще надо слить? Только не рано ли, Леонид Сергеевич?
– В самый раз. Завтра, перед отъездом, я вам оставлю страничку текста.К шести утра Мацкевич закончил изучать досье на Добровольского. По какому-то внутреннему чутью Леонид Сергеевич сузил круг своего интереса в нем до участия подполковника в вооруженных конфликтах на территории бывшего СССР. С одной стороны, он достаточно был информирован, чем занимались некоторые российские офицеры в эпоху хаоса и неразберихи, когда армия находилась на грани развала, а хваленая армейская дисциплина трещала буквально по швам. С другой стороны, что еще, кроме войн, даже таких локальных, как в последние десятилетия, чаще всего оставляло детей сиротами?
Афганистан он сразу отбросил. Ни Сироткина, ни его Джульетты по годам и в проекте тогда не могло быть, а следовательно, потерять своих родителей в ту войну они не могли. А вот Карабах, Приднестровье, Чечня? Мацкевич задумался. Тут стоило смотреть внимательнее. Тем более что в досье оказалось немало документов этого «военного» периода биографии Добровольского. Но в них даже не пахло боевым армейским духом.
Вот первая командировка в Тирасполь. Для чего? Почему? Якобы для изучения обстановки. Скорее всего, конкретные предписания отдавались устно или по телефону. Так... А это что? «Вменяется в обязанность функция посредника в ходе организации переговоров с молдавскими ополченцами... с целью лучшей координации... широкие полномочия». Ха-ха, очень характерно. Вот где, может, следует завязать первый узелок?!Глава 10 Война
Впившийся в уши, стремительно нарастающий свист выворачивал нутро, вынуждая тело сжаться, пригнуться, распластаться... Раздался оглушительный грохот. Снаряд угодил на поляну за спиной, никого не зацепив и лишь раскидав комья земли.
Добровольский осторожно приподнял голову над насыпью. Минуту назад она казалась достаточно надежным укрытием, отсюда можно было спокойно наблюдать за молдавскими ополченцами на другом берегу реки. «Откуда у них такой крупный калибр?» – удивился он, оглядываясь на воронку.
Стреляли с холма из-за реки. Косое утреннее солнце било противнику в глаза, и, значит, оптические приборы, которые они тщательно замаскировали, не должны были бликовать. Что ж, хорошо, если пальнули наугад. Второй снаряд разорвался с недолетом метров в пятьдесят.
– Немедленно уходим! Поодиночке. Бегом! – скомандовал Добровольский.
Он заскочил в первый попавшийся дворик и только там почувствовал себя в относительной безопасности. В деревне жили и русские, и молдаване. Так что ополченцы вряд ли стали бы стрелять по домам. Он оглянулся на насыпь. Пыль улеглась, обнажив огромную яму, зияющую как раз в том месте, где они укрывались.
Майор- артиллерист Владимир Добровольский прибыл в Тирасполь два дня назад и сразу же потребовал отправить его на передовую. Его командировали сюда, чтобы он на месте вник в обстановку. И он исправно «вникал», наблюдая за поведением молдавских ополченцев на противоположном берегу, беседуя с солдатами, большинство из которых оказалось абсолютно несведущим в вопросах военной стратегии и тактики.
Из-за кустов появились запыхавшийся лейтенант и еще не оперившийся солдатик, приставленные к нему в качестве сопровождающих. Солдат был бледен как мел, из ноги у него сочилась кровь.
– Чем это его зацепило? – озабоченно спросил Добровольский у лейтенанта.
– Сам не знает, только сейчас заметили. Кажется, осколок.
– Давай его в дом!
Офицеры подхватили солдатика и втащили его в близлежащий дом. Хозяйка быстро принесла бинт и перевязала ногу.
– Потерпи, миленький! Господи, что творят, что творят... Бога на них нет! – причитала она.
– Парня надо в госпиталь, – засуетился Владимир. – Можно пройти дворами?
– Отчего же нельзя, я укажу.
Миновав горницу, они выбрались на задний двор.
– Вон калитка, а
