настала очередь Духона. – Вы уже с ней... ну... того?
– Чего «того»?
– Ну, в смысле, трахнули ее?
– Вы что? Такое вокруг творится, а вы какие-то глупости спрашиваете. Вы разве не знаете, что Марина Семеновна парапсихолог?
– Не знаю, какой уж она там психолог. Но про другие ее достоинства слышал от многих своих знакомых. Похоже, только нашему с вами другу Багрянскому удалось трахнуть вашего психолога, так сказать, по любви. Не знаю, уж что на нее тогда нашло. Возможно, просто с нашего журналиста просто нечего было взять. Остальные ее любовники «разгружались» по полной программе.
– Алло, мужчины, вы где? – откуда-то из глубины дома раздался бархатный голос Марины. – Какой у вас, Александр Павлович, чудесный домик, – проворковала она, когда наконец добралась до зала, где курили мужчины. – Так что подружиться нам никогда не поздно, – кокетливо улыбнулась светская львица. – Правда, Леонид Михайлович?
– Послушайте. Я вас отказываюсь понимать. Перед вами ваш гарант, как и хотели. Рассказывайте.
Табачников коротко и емко рассказал Духону, что именно привело их сюда.
– Дело в том, что комендант Гулькин, видимо, по указанию из Москвы, организовал так называемые пункты первой медицинской помощи населению. Один – в «Барвихе», другой в «Лесных далях». Нагнали десятка два «неотложек», появились эти непонятные фургоны-дезактиваторы. А проку никакого. Это я вам авторитетно говорю. – Для пущей значительности подобного признания Табачников встал во весь свой богатырский рост и зашагал по залу. Благо места для пеших прогулок здесь было предостаточно. – Какой вывод напрашивается? – спросил он, как лектор на семинаре студентов. – Получается, что мы людей лечим не так. Или еще хуже, лечим не от того. Теперь, Марина Семеновна, поделитесь, пожалуйста, своими выводами.
– А мне не надо даже что-то придумывать, – сказала она, доставая из сумочки листок.
– Откуда это у вас? – почти в один голос спросили Духон и Табачников, когда доктор закончил читать вслух вырванную из текста страничку.
– Подбросили, – коротко ответила Марина. – Предполагаю, кто-то из моих пациентов. Теперь все становится на свои места.
– Про ваши диагнозы, господа, ничего сказать не могу, – философски заметил Духон. – Лично для меня проясняется нечто другое. Странный какой-то карантин. Колючая проволока. Теперь еще психотронная атака... Помните, Леонид Михайлович, сразу после собрания на теннисной площадке нам многое показалось подозрительным?
Табачников кивнул.
– Получается, что Рублевку хотят изолировать совсем по другой причине, – продолжил Духон. – Кстати, доктора мои дорогие, а чем может закончиться это самое психотронное воздействие?
– А бог его знает. Ничем хорошим явно не кончится, – рассудила Марина. – Вот тот, кто подкинул листок, наверняка знает, чего ждать.
– А вы, Мариночка, умная девочка, – оживился Духон. – Стало быть, нам надо найти того, кто подбросил. Вы, Мариночка, как я понимаю, журнал записи пациентов не ведете. Но могли бы поразмыслить над тем, кого искать...
– Ой! Единственное, что-то мне подсказывает, что это незамужняя женщина, немолодая, к тому же неглупая. И еще, сдается мне, каким-то боком информированная о последних событиях.
– Уже кое-что. Остается только пустить ищейку по следу. Кто у нас будет ищейкой?
– Только не я, господа. Я и так уже потеряла много денег. Так что я пойду работать. А вы тут ищите ищейку. Если понадоблюсь, – Марина повернулась к доктору, – милости прошу. Мой дом всегда открыт для вас. – Она с вызовом посмотрела на Духона, потом снова на Табачникова.
Сделавшись в одночасье знаменитой своими байками с Рублевки, молодая литераторша Анюта Тихая стала всерьез задумываться – а не купить ли ей здесь дом? К тридцати годам она стала ощущать резкое несоответствие в своем образе жизни и тем, как стали воспринимать ее московские тусовщики. Еще какое-то время ее держал при себе писатель Орлов-Таврический, которого худосочное юное дарование интересовало не столько для интимных отношений, сколько для передачи творческого опыта. Анюта охотно его перенимала, чем доставляла наслаждение маститому писателю. Но и этой поре творческих отношений наступил конец. «Дарование» наконец осознало, что широкая натура опекуна не предполагает никакой финансовой поддержки, и немедленно решила съехать. О какой-нибудь новой пылкой любви думать не хотелось, но и возвращаться в Москву в свою скромную девичью квартирку у метро «Автозаводская» ей было уже неприлично.
Именно тогда Анюта решилась на отчаянный шаг: нахально пришла к
Телевизор не работал, а читать, даже собственные нетленки, писательница просто не могла. На кухне ввиду отсутствия прислуги скопилась гора немытой посуды, а во дворе уже который день росли горы мусора, в которых пес Басмач рылся постоянно в поисках пищи. Мысли о том, что, оказавшись в карантинной зоне, она напишет сногсшибательный роман, стали улетучиваться с каждым днем. Словом, как бы самой не свихнуться. Тем более что минувшей ночью с ней действительно произошло нечто особенное.
Анюта проснулась от очередного кошмара, который был и страшным, и приятным одновременно. Ей приснилось, что ее трахает здоровенный мужик, похожий на садовника Михея, а вокруг них суетится пес Басмач и кричит человеческим голосом:
– Моя очередь! Слышишь, злодей, тебе говорю – моя очередь!
Но самое страшное было в том, что Анюта с ужасом осознала, что страстно желала бы повторения этого видения наяву. Ее спортивное, натренированное в фитнесклубах тело словно налилось живой, горячей кровью. Казалось, она было готово выскочить из своей оболочки от необъяснимой животной страсти.
Анюте до безумия захотелось мужика. Раздевшись догола, она бросилась в спальню к Семочке, но его там не оказалось. В дикой страсти она осмотрела все четыре туалета, в которых ее любовник иногда надолго запирался, но нигде его не обнаружила. «Да хоть бы с конем, с ишаком, с кобелем», – в отчаянии думала она, вспомнив о ненавистном и страшном Басмаче. В ее новом временном пристанище, напичканном многочисленным антиквариатом и другими ценностями, к несчастью обезумевшей женщины, не оказалось даже элементарного вибратора.
– Кто-нибудь трахнет меня в этом гребаном доме?! – во весь голос в отчаянии закричала молодая писательница.
Услышь ее в это мгновение маститый коллега и учитель Орлов-Таврический, он наверняка бы похвалил ученицу за глубокое проникновение в образ героини. Что он мог подумать еще, кроме как о ее новой книге?
Наметавшись в неглиже по многочисленным комнатам в поисках любви, Анюта вдруг резко остановилась. Страшная мысль поразила ее. Вдруг она стала, как и Семен, жертвой экологической катастрофы, которую ей так хотелось бы описать изнутри? И тут ее осенило. Анюта вспомнила про парапсихолога Марину Танкер, которая жила напротив и давно лечила Семочку от сглаза и прочей потусторонней нечисти.
Набросив на голое тело норковую шубку, она выскочила из дома и, перебежав через дорогу, нажала на кнопку домофона, над которым красовалась бронзовая табличка с лаконичной надписью: «Доктор парапсихологии. Прием и помощь на дому».
Входная дверь между тем оказалась не заперта.
Несмотря на свое неадекватное состояние, Анюта сообразила, что в столь раннее время хозяйку следует искать в спальне. А значит, на втором этаже. Не колеблясь, она взбежала по лестнице. И тут услышала громкие возгласы. Без всякого сомнения, они принадлежали
– Ой, мамочка дорогая! Да что ж это такое?! Еще! Еще!
Голая Маринка энергично скакала в кровати, сидя верхом на ее Семочке.
Завидев неизвестно откуда взявшуюся модную писательницу, хозяйка без тени смущения и стыда коротко предложила:
– В моем доме не надо истерик, девушка. Присоединяйся!
Их общий любовник, похоже, был в полуобморочном состоянии. Он только сладострастно стонал и задыхался. Анюту не надо было уговаривать. Скинув на пол шубку, она с раздирающим душу воплем кинулась в гущу событий.
...Через минут двадцать Сема Фомарь окончательно сгорел. Но зато у девчонок словно открылось второе дыхание. Впрочем, что происходило потом, он уже не видел.
Хотя посмотреть было на что. Тела двух обольстительниц нашли общий язык гораздо быстрее, чем их обладательницы. Слегка пополневшая Марина чувствовала себя хозяйкой не только дома, но и данного пикантного положения. Ее руки ловко подмяли хрупкое тело Анюты под себя и на долгие минуты заставили партнершу изнемогать от сладострастия.
Поэтому, когда ласки неожиданно закончились, молодая писательница с нескрываемым разочарованием заглянула в глаза хозяйке дома.
– Прости, дорогая, батарейки прибора, похоже, разрядились. Это мой прокол, – вынуждена была признать Марина. Еще некоторое время они целовались, стараясь вернуть внезапно исчезнувшие ощущения, но это уже явно было не то.
Около одиннадцати утра зазвонил телефон. Мигом проснувшись, Марина подняла ярко- красную трубку.
– Понятно. Все понятно, уважаемый Леонид Михайлович. Я скоро буду... – И,
