не скупились на ироничные подкалывания и детские упреки в адрес друг друга.
Как-то после недлительного перерыва на сон, сидя за большим овальным столом в обеденной комнате с камином, друзья с аппетитом угощались яичницей с сосисками и салатом из крупно нарезанных томатов, огурцов, молодого лука, чеснока и разной зелени.
– А знаешь, ничуть не хуже, чем у тебя в Нормандии, – солидно заметил Лев. – Может быть, только хлеб подкачал.
– Нет. Там яйца все же вкуснее, – не согласился Александр.
– Зато здесь овощи лучше, – настаивал на своем Лев.
– Знаешь что, Багрянский? Ты мне начинаешь действовать на нервы! – Духон раздраженно назвал друга по фамилии, а это означало, что отставной олигарх действительно не на шутку рассержен.
– Почему ты не хочешь поверить, что все мы здесь за полгода стали другими? Мы стали ближе к человеческому естеству, натуральнее, что ли... Прав был все-таки Руссо, призывая назад, к природе. Ты пойми, что даже деньги для большинства из нас потеряли ценность. Мы стали миролюбивей, добрее, инициативнее.
– Оно и видно по тому, как ты на меня сейчас недобро смотришь, – оборвал Багрянский его красивый монолог.
– Так ты же не жил с нами в карантине. А мы действительно помогали друг другу, поддерживали не словом, а делом. В людях пробудилась способность сочувствовать и сопереживать...
– Неужели? – скептически ухмыльнулся Багрянский.
– Да ты посмотри, Лева, ведь мы не только выжили в условиях полной изоляции, но и смогли за короткий срок создать новую производственную инфраструктуру, новую социальную мораль, если хочешь. И все это без принуждения и понукания. За редким исключением, конечно.
– Если послушать тебя, Саша, так за полгода в Успенском поселении, или как его назвали – земстве, вы создали «город солнца», и у вас сформировалась новая историческая общность – «рублевский народ». Вот чем вам действительно надо гордиться, а не зеленью с ваших грядок. Вот за что вы должны прежде всего себя уважать. И еще за то, что, чую, вот-вот вы победите. Причем не кого-нибудь, а саму власть. Причем не пушками, а терпением и волей.
Нельзя не сказать, чтобы Духону не польстили умозаключения Багрянского. В них чувствовалась определенная логика. Но как всякому максималисту по жизни ему требовалось вселенское признание. Причем не кое в чем, а исключительно в полном объеме. Он не прочь бы еще пофилософствовать, но в этот момент в Александре проснулся земский староста. Взглянув на часы, он заторопился.
– Все, мне пора. Жди меня вечером, а сейчас как следует выспись. Мне пришла в голову одна гениальная идея относительно тебя...
– А разве у тебя другие идеи бывают? – в очередной раз подколол друга Багрянский.
– Да, кстати, почитай на досуге вот это. – Духон протянул другу два вырванных из школьной тетради листика. – Думаю, тебе будет интересно...
Багрянский машинально бросил взгляд на оставленные Духоном на обеденном столе тетрадные листочки. Это было письмо, написанное мелким, ровным и красивым почерком. Надо же, в наше время еще кто-то пишет от руки! Именно эта атавистическая деталь подогрела его профессиональное любопытство.
Лев принялся читать:
Текст оборвался неожиданно. Багрянский, удивленно пожав плечами, от души потянулся, зевнул и отправился спать.
Вечером того же дня Духон явился домой необычно рано. Он нашел Льва в оранжерее. Тот, слегка похрапывая, спал в плетеном кресле с раскрытой на коленях книгой. Александр взял ее в руки и взглянул на обложку: «Великие социалисты-утописты». «Вот чудак, нашел что читать», – подумал Духон и легко потряс Льва за плечо, но журналист не проснулся.
– Рота, подъем! – заорал что было мочи Александр голосом их ротного старшины.
Багрянский мигом вскочил и стал озираться вокруг. Наконец он сфокусировал затуманенный взгляд на Александре, который покатывался со смеху.
– Ну и шуточки у вас... – схватившись за сердце, процедил сквозь зубы журналист.
– Пойдем, Левушка, прогуляемся по парку, воздух такой ядреный, свежий, да еще на закат подмосковный полюбуемся, – как ни в чем не бывало предложил хозяин дома.
– Иди к черту со своим закатом. От тебя ни днем ни ночью покоя нет, – недовольно буркнул журналист, но все-таки покорно последовал за другом.
Огромный парк поместья был прекрасен. Природа, казалось, рисовала свой импрессионистский пейзаж, навевающий томную, романтическую грусть.
– Ты прочитал? – первым нарушил молчание Александр.
– Письмо, что ли? Конечно, прочитал, делать-то все равно нечего было.
– Ты понял, о какой помощи просит Демидов? Именно это письмо навело меня на идею... Хочу отправить тебя в командировку на Урал, на подмогу, так сказать, Демидову. Он парень хороший, толковый, но опыта политической борьбы никакого. Это же видно из его письма. Поскольку от тебя здесь, на Рублевке, все равно пользы нет, а там, на Урале, ты займешься делом. Попиаришь, как в былые годы... Тебе ж не привыкать.
– Да я уже все забыл, а что еще оставалось, пропил.
– Талант не пропьешь, дорогой мой. По себе знаю. Так что раскрутишь через свою журналистскую братию нового борца за демократию. Статьи, всякие там интервью... У тебя же на Урале куча знакомых. И чем быстрее там загремит имя Даниила Демидова, тем больше у него шансов оказаться в губернаторском кресле. Но параллельно я еще кое-что задумал... – Духон вдруг замолчал.
– Что ты еще задумал? – спросил Багрянский.
– Об этом пока воздержусь. Главное сейчас, чтоб наши оппоненты поверили, что олигархи с Рублевки поддерживают уральского выскочку.
– В чем? Вернуть собственность или побороться за губернаторский пост?
– Обе. И даже, возможно, появится третья.
– Неужели двинуться в президенты?
– Ну и засранец же ты. От тебя ничего не утаишь.
– Ты в своем уме, Саша?!
– Я не только в своем уме, но и в чужом тоже, – уверенно ответил земский староста. – Но, я так и не понял, ты согласен на командировку или нет? Материальными средствами обеспечим по полной программе. Кредитные карточки наших олигархов к твоим услугам. Счета на них не заблокированы, поскольку открыты на всякий случай черт-те на кого... Возможно, даже на инопланетян, – рассмеялся Духон.
– Дай подумать, Саша, меня все-таки ищут. – Багрянский лихорадочно обдумывал предложение друга, поглаживая жесткую бороду.
– Думай быстрее. Время не терпит, – задумчиво сказал Духон и закурил очередную сигарету.
Друзья с удовольствием помолчали. Вот так сидеть и молчать каждый о своем было величайшим удовольствием для обоих. Смотришь ли телевизор, едешь ли в машине, пьешь виски и молчишь. Здорово. Еще и потому, что в любой момент можно прервать игру в молчанку. Друг-то рядом.
– А как я отсюда выбираться буду? Опять через бункер? Второй раз этого не вынесу, – откровенно признался Лев.
– Стало быть, согласен, – с облегчением вздохнул Александр. – Не бойся, Левушка, у меня все продумано. Слушай план действий. Для начала завтра вечером мы тебя здесь засветим.
– Каким образом и зачем?
– Устроим торжественный ужин в «Царской охоте» или «Беседке», пригласим членов земской управы и прочих активистов... Там я тебя представлю...
– Зачем?
– Затем, что тайные агенты твоих преследователей, которыми кишмя кишит Рублевка, сразу же сообщат о твоем местонахождении. Те, естественно, или кинутся искать тебя на Рублевке, или снимут наружку в Москве. А на следующее утро мы тебя в наручниках и в сопровождении подполковника Самгина переправим в Москву...
– Какого еще Самгина? В каких наручниках? Мне только наручников для полного счастья не хватало, – глядя расширенными глазами, с тревогой сказал Багрянский. – Саша, не своди меня с ума, мне не до шуток. Я уже старый. Меня ватой обкрадывать надо, чтоб не зашибли часом.
– А я и не думал шутить. Он друг Мацкевича, бывший подчиненный. Он тебя как бы заарестует и отконвоирует в Москву, а там уже в мой самолет и на Урал. Там тебя до поры до времени искать не станут. А может, вообще плюнут на это дело.
– Как у тебя все просто! – удрученно воскликнул Багрянский, хорошо понимая, что пути назад нет.
– Не все так просто, Левушка. Ты лучше озадачься проблемами, которые тебе придется решать на Урале. Кстати, забыл сообщить. Повезешь Демидову посылку. Ее передадут тебе уже в Москве.
– Тяжелая? А то меня радикулит замучил. Как только подниму тяжелое, тут же скручивает.
– Ничего тебе поднимать не придется. Живая посылка. А какая красивая!
При слове «красивая» Багрянский
