раствор, вминать и него кирпич. Человечек, живший внутри Вали, затихал, его придавливала ее внешняя жизнь. Валя на время забывала о нем, изредка устало думала все то же: выхода нет, придется делать. Смутные мысли вяло проносились в сознании, человечек на них не отзывался, он знал, что по-настоящему страшно, а что — нет. Потом Валя без аппетита что-нибудь перехватывала и уже по-иному — ясными, четкими мыслями — размышляла о своем положении. «Завтра сделаю, завтра! — решала она. — Больше нельзя откладывать!» И тогда человечек пробуждался и начинал свою неистовую борьбу. Валя ложилась в постель, внешнее окружение отплывало, она вслушивалась в то, что мутило ее изнутри. Валя разговаривала с этим энергичным человечком, он все более становился для нее живым, она успокаивала его, находила для него ласковые названия, клялась не делать ему плохого. Человечек затихал. Валю сковывал тревожный, не дававший отдыха сон.
Утром все начиналось сначала.
В один из вечеров к Вале пришел Дмитрий. Он поздоровался с подругами и попросил Валю пойти с ним. На улице он взял ее под руку, они молча дошли до его дома. Там он сказал:
— Я позвал тебя, чтоб проститься. Послезавтра уезжаю сдавать экзамены. — Помолчав, он добавил: — Последняя зимняя сессия. Весной переведусь на третий курс и забастую до лучших времен.
— Что ты говоришь? Ты хочешь бросить институт?
Он через силу усмехнулся.
— С детишками на руках не позанимаешься. Пока наше будущее произведение не начнет топать в детский сад, об институте думать не придется. Вот так, Валя. Как ты себя чувствуешь? Вид у тебя неважный.
Она вздрогнула, как от толчка.
— Я хорошо себя чувствую. Можешь не тревожиться.
— Если что случится, напиши. Между прочим, нам надо оформить отношения, а то вроде играем в свободную любовь. Я давно уже предлагал тебе пойти в загс, теперь просто необходимо.
Он сказал это холодно, почти враждебно. Валя закрыла глаза и сидела неподвижная и неузнаваемая. Дмитрий встал.
— Не хочешь прилечь? Мне кажется, ты засыпаешь сидя.
Она раскрыла глаза — в них не было ни усталости, ни сонливости.
— Я пойду, Митя. Дай мне ключ от своей комнаты и вечером завтра не приходи. Я хочу полежать одна, девушки так шумят, что голова разламывается.
Он вынул из кармана ключи.
— Можешь оставаться на всю ночь. Ни соседа, ни меня завтра не будет. Ты не ответила на мое предложение.
— Предложение? — переспросила Валя. — Сейчас надо подумать не об этой бумажке из загса.
Она вышла не попрощавшись.
На другой день она ушла из барака после ужина.
Ночью Светлана проснулась от шума, но не поднялась. Она знала, что это возвратилась Валя. Та всегда так возвращалась — чуть поскрипела дверь, потом слышался шорох: Валя в темноте раздевалась, вешала одежду, стараясь никого не разбудить. С Валей дружба была оборвана, Светлану не интересовало, что она делает. Светлана повернулась на другой бок. Щелкнул выключатель, свет залил комнату. Валя, как была одетая, шла не к своей кровати, а к Светлане. Лицо Вали казалось бумажно белым, огромные расширившиеся глаза ничего не видели. Она протягивала вперед руку, чтоб не натолкнуться на мебель.
Светлана в ужасе вскочила.
— Что с тобой, Валюша? Что?
Валя прошептала, опускаясь перед кроватью:
— Помоги, Светочка. Я сделала аборт… Мне плохо!
Светлана, схватившись за голову, страшно закричала.
Глава шестая
ПЕРВАЯ ВЕСНА
1
Крик Светланы разбудил Лену и Надю. Валя лежала на полу без сознания, они с трудом ее подняли. Светлана, не утирая слез, торопливо рассказала, что случилось. Надя схватила полушубок.
— Не давайте ей двигаться. Я побегу за скорой помощью.
Светлана поправляла волосы Вали, гладила ее щеки. Она не могла усидеть, ей казалось, что если не сделать какого-то важного движения — она только не знала какого, — то Валя так и умрет, не приходя в сознание. Лена прикрикнула на нее:
— Перестань суетиться! Сейчас ей не помочь. Надо ждать врача.
Светлана, с ужасом всматриваясь в бледное лицо Вали с черными дугами под глазами и посиневшими, вспухшими губами — по углам их покрыл зловещий белый налет, — молила:
— Леночка, скажи одно… только одно — это очень опасно?
— Бывают и осложнения… Будем надеяться на лучшее.
— Валя приходит в себя! — крикнула Светлана. Валя, обводя невидящими глазами подруг, пошевелила губами. Светлана быстро говорила, лихорадочно поглаживая одеяло, то поправляя, то откидывая его:
— Валюшенька, родная, лучше тебе, скажи, лучше? Что тебе нужно? Скажи, что тебе хочется?
Валя просипела, с усилием поднимаясь:
— Хочу сидеть… воды, Светочка!
— Нельзя сидеть, надо лежать! — сказала Светлана, кидаясь за водой.
— Если сидеть спокойно — это можно, — сказала Лена.
Они обложили Валю сзади и с боков подушками. Несколько минут Валя сидела, не шевелясь, потом заметалась. Лена схватила ее за плечи, Светлана вцепилась в руки.
— Я не могу! — твердила Валя, вырываясь. — Мне больно! Дайте повернуться на бок, прошу вас!
Повернувшись, Валя на минуту притихла. У нее росла температура, лицо преображалось — болезненная бледность сменилась болезненной краснотой, губы казались уже не синими, а черными, глаза запали. Валей овладевало возбуждение, она говорила все торопливей и бессвязней, вскрикивала, всплескивала руками. Все это так не походило на ее обычную сдержанность, что Светлана, немного успокоившаяся, когда Валя очнулась, снова почувствовала ужас. Пугающая говорливость Вали была непереносима.
— Помолчи, Валечка — упрашивала Светлана. — Тебе вредно… Очень прошу, полежи молча!
— Отстань! — говорила Валя, облизывая ссыхающиеся губы. — Мне больно! Вот здесь болит и здесь, положи сюда руку… Я думала, хорошо прошло, вдруг заболело, ох, как я испугалась…
Она торопилась рассказать, что произошло. Ей представилось, что она умирает, она побежала к себе. Недалеко от дома она потеряла сознание. Никого на улице не было, она очнулась от холода и поползла по снегу, у нее не хватило сил подняться, а когда поднялась, то опять свалилась. Так она шла — то падала, то вставала, она уже думала, что не доберется, потом стало легче, можно было идти, не держась за стены…
В Светлане поднялась вся ее ненависть к Дмитрию.
— Перестань! Это твой мерзавец… Случится осложнение, обязательно донесу, чтоб его в тюрьму!..
