голос Даниил Аркадьевич:
— Простите, господа, то есть я хотел сказать, товарищи, но мне думается, что… Может быть, я несколько бессвязно изъясняюсь?
— Продолжайте, товарищ, — кивнул головой Джангильдин и впервые взглянул на учителя с заинтересованностью. — Как ваше имя, отчество, кстати?
— Учитель местного реального училища Даниил Аркадьевич Рябинин.
Миша заметил, как босые пятки отца неожиданно коснулись друг друга, словно он пытался щёлкнуть воображаемыми каблуками.
— Мы слушаем вас, Даниил Аркадьевич.
— Видите ли, в чём дело, — продолжал, волнуясь, Рябинин-старший. — Лично я в фарси не очень силён. Моя специальность — русская словесность, но сын мой Михаил… Миша, пойди сюда. Так вот, сын мой, как я полагаю, весьма силён в персидском, и смею надеяться, смог бы вам помочь выйти э-э-э… из затруднительного положения.
— Вот и прекрасно, — по-доброму улыбнулся Макарыч. — На ловца, как говорится, и зверь бежит. Ну- ка, юноша, потешьте нас своим умением. Надо же, такой молодой, а уже с этакими закорюками управляется!
Миша подошёл к столу, взял из рук Джангильдина письмо и придвинул к себе лампу.
— Да, это, несомненно, фарси, — сказал он, пробежав несколько строк. — Отец, правда, преувеличил мои познания, но думаю, что с этим текстом я справлюсь. — Он уже хотел было начать перевод, но тут вдруг увидел в конце ослепительно белой страницы ярко-алое пятнышко, и руки его вздрогнули. — Кровь…
Макарыч понимающе кашлянул в кулак.
И Миша начал читать:
— «В город Оренбург.
Его благородию господину Межуеву.
Через доверенное лицо направляю вам письмо на имя эмира Алим-хана, которое прошу переправить в Бухару по имеющимся у вас каналам связи.
Надеюсь, что тесное сотрудничество наших ведомств будет, как и прежде, приносить нам обоюдную пользу.
Всегда готовый к услугам
Камол Джелалиддин».
— Это приписка, что ли, — пояснил Миша. — А главный текст вот здесь, на большом листе.
«Его Высочеству повелителю Благородной Бухары эмиру Сеид-Мир-Алим Тюря-Джаку.
Недостойный ваш раб, для которого величайшая честь стать прахом у ваших ног, со смирением и покорностью доносит.
Дела нечестивых большевиков в Оренбургском крае, Киргизской Орде и землях Северного Прикаспия приходят в упадок. Заботами аллаха господин атаман Дутов прочно утвердился в Оренбурге. Падение Астрахани — дело ближайших дней. Таким образом, всякая возможность для большевиков деблокировать Туркестан окончательно утрачена.
Учитывая столь благоприятное стечение обстоятельств, заклинаю ваше высочество проявить так свойственную вам твёрдость духа, политическую мудрость и стремление положить все силы на процветание Благородной Бухары, с тем, чтобы вместе с нашим великим союзником раз и навсегда покончить с чумой большевизма и избавить священную землю мусульман от пагубного влияния нечестивых кафиров.
Настало время, ваше высочество, свершить то, чего когда-то не смог свершить ваш славный предок эмир Музаф-фар (мир праху его). И да будет ваше имя возвеличено в веках, да прославятся дела ваши во всём мусульманском мире.
Джихад. Вот то средство, с помощью которого мы исцелим поражённую болезнью землю. И пусть зелёному знамени пророка и доброму оружию вашему способствует успех.
Да падёт кровь на головы неверных!
Припадаю к стопам вашей милости. Ничтожный раб Вашего высочества
Камол Джелалиддин».
— Здорово закрутил, сучий потрох, — первым нарушил молчание Макарыч. — Это ж надо, какой златоуст выискался! «Припадаю к стопам»… «Падение Астрахани — дело ближайших дней»… А шиш не хочешь?
— Подожди, не горячись, — прервал его Джангильдин. — Тут нужно разобраться, что к чему. Великий союзник… Ну, это понятно — англичане. Без этого «великого союзника» ныне эмир бухарский ни на шаг. А вот что это за Музаффар там вынырнул? Кто такой? Почему он его поминает?
— Музаффар? — Миша напряг память. — Музаффар… То, что он был когда-то эмиром, не вызывает сомнений. Но когда? Дайте подумать… Ах вот это какой Музаффар!.. Теперь вспомнил точно. В 1866 году он пытался взять Ташкент, выбить оттуда довольно-таки малочисленный русский гарнизон.
— И…
— Был разгромлен наголову. Именно на этот случай и намекает Джелалиддин…
— Подожди… подожди, — вскочил со стула Макарыч. — Выходит, что астраханский шпион эмира натравляет его высочество на ташкентских рабочих. Иди, мол, режь, время приспело. Помощи Ташкенту ждать неоткуда. Врёшь, подлая душа. А мы здесь зачем? Я правильно говорю, товарищ Джангильдин?
— Правильно, Макарыч. Прогадал шпик: и Астрахань не пала, и сам он погиб, и мы пришли сюда. По всем швам его планы разлезаются.
— Простите, — вдруг вмешался в разговор Даниил Аркадьевич. — Я не стратег, но чем вы можете помочь Ташкенту? От Астрахани до этого города, как говорил полковник Скалозуб, дистанция огромного размера.
— Знаете что, товарищ учитель, — слегка обиделся Макарыч, — мы вас уважаем и за помощь благодарим, но вашего знакомого полковника авторитетом признать не можем. Мы этих полковников били, бьём и ещё, даст бог, не одного к праотцам спровадим.
— Ах, вы меня не поняли, — заволновался Даниил Аркадьевич. — Ведь я имею в виду литературный персонаж. Это есть у Грибоедова такая комедия «Горе от ума», так там этот самый Скалозуб…
— А Грибоедов на позиции Советской власти?
Миша тихонько прыснул в кулак, но отец взглянул на него неожиданно грозно и пояснил без тени улыбки:
— Грибоедов скончался сотню лет назад, но будь он жив, я думаю… Во всяком случае, мятеж полковника Маркевича он не поддержал бы.
— И то ладно, — сказал Макарыч и удовлетворённо кивнул головой. — А что касается Ташкента, товарищ учитель, то уж можете не сомневаться: пока существует в России Советская власть, никакому эмиру там не царствовать.
Чувствовалось, что Макарыч ещё хотел сказать многое, но комната стала быстро наполняться военными, и о хозяевах скромного жилища на Варвациевом канале вдруг все забыли. Командиры подразделений рапортовали о выполнении задач, квартирьеры — о том, где размещаются прибывшие в Астрахань бойцы отряда. Джангильдин внимательно выслушивал каждого и отдавал короткие распоряжения.
Стучали каблуки по крашеным полам, звенели шпоры…
Утром домик опустел. Последним покидал его Макарыч.
Он попросил прощения за беспокойство, крепко пожал руки учителю и его сыну, а у самого порога, обернувшись, посоветовал:
— Ты, парень, если что будет не клеиться — дуй сразу ко мне. Спросишь командира взвода разведки Степанишина.
