Солнце пробивалось сквозь густую листву кладбищенских деревьев, тень манила прохладой.
В кустах пели птицы. Цветник у кладбищенской конторы благоухал душистым горошком, флоксами и резедой.
Колени Кати подогнулись, когда она увидела, какое количество детских могил 1955 года хранит старое кладбище Электрогорска.
Тринадцать… Она насчитала тринадцать, когда шла вдоль этого скорбного ряда. Как же так, ведь по кинохронике выходило, что погибших только семеро.
Вросшие в землю гранитные плиты, памятники. Одинаковые, наверно, вышли из одной гранильной мастерской. И несмотря на то, что прошло более полувека, рядом никаких захоронений родителей, родственников. Они упокоились на других участках кладбища. Этот скорбный ряд остался неприкосновенным.
Катя читала надписи – имена, фамилии, даты. У семерых дата смерти была одинаковой 2 июля 1955 года. Остальные умерли в августе, в сентябре, в ноябре 1955 года.
За жизнь детей боролись врачи, но яд, проникший в их кровь, все равно убил их. Не сразу, позже.
Катя остановилась у последнего памятника. Ну что же ты? Ты так сюда рвалась. Доставай блокнот, записывай фамилии. Они все были учениками пятой школы города Электрогорска, и возраст у всех один – 14 лет. Вот они все здесь, все ЕЕ жертвы. Школьники, школьницы. Пятая школа, судя по всему, уже перешла в тот год на совместное обучение девочек и мальчиков. И они все поехали в один летний лагерь. И умерли в то лето и в ту осень…
Катя не достала блокнот. Вытерла слезы. Ладно, пусть и через полвека, мы еще со всем этим посчитаемся.
Посчитаемся… Ты слышишь меня, Электрогорск?
Она дошла до самого конца кладбищенской аллеи и не увидела ничего, кроме забора бетонного и кустов бузины. Сначала она подумала, что директор кладбища обманул ее, но затем неприметная тропка, словно нитка от чародейского клубка, метнулась ей прямо в ноги.
Тропка, уводящая направо в эти самые кусты бузины к забору. Катя прошла несколько шагов, отводя в сторону корявые ветки, норовившие вцепиться в волосы, и увидела…
Потом, уже позже, она часто возвращалась в мыслях к этому моменту.
Что же она увидела?
Могилу? Нет, на могилу это не тянуло, пожалуй. Бугор, заросший травой холмик. Ни ограды, ни плиты, ни дощечки с фамилией – ничего.
А в самый центр вкопан, вогнан почерневший, сгнивший от времени кол.
Но имелось и еще кое-что, от чего по спине Кати поползли мурашки.
Верхушку кола, вонзенного в холм… в эту безымянную могилу, венчала полинявшая от времени, от дождей, от вьюг, от бесчисленных лет игрушечная стеклянная «звезда» – из тех, что украшают верхушки новогодних елок.
Кладбище Катя покинула через «хозяйственные» ворота, не через главный вход. До остановки трамвая – ой как неблизко.
Она шагала по обочине шоссе. Внезапно рядом остановился «Форд» с синей полосой и мигалкой, электрогорская ППС.
– Вас подвезти? Добрый день, вы из опергруппы? Мы вас узнали, в прошлый раз видели вас с главковскими, – оба патрульных далеко не юнцы безусые, а здоровые «робята» в бронежилетах. Таким сам черт не брат.
– Куда вас подвезти?
– Ой, спасибо, только я не в отдел, – Катя села в «Форд». – Мне кое-что проверить надо, связанное с одним старым делом.
– Убийствами? – спросили патрульные почти синхронно. – Уже весь город гудит, мол, Пархоменки с Архиповыми счеты сводят за убийство своих мужиков. Вы по этим прошлым убийствам уже работаете, да?
– Мне надо увидеть место, где когда-то находился пионерский лагерь «Звонкие горны».
Патрульный, сидевший за рулем, уже протянувший руку к ключу зажигания, опустил ее. Его напарник обернулся.
– Там ничего нет.
«Они даже не спросили: а зачем вам туда? А что это за место? Что вам в нем?» Катя молчала, ждала, что они все-таки скажут еще.
– Там ничего нет, – повторил патрульный. – Только лес.
– Если можно, отвезите меня туда. Мне нужно увидеть это место. Это далеко отсюда?
– Нет, совсем недалеко. Это был летний лагерь от завода. Моя бабушка в нем девочкой отдыхала.
– Подбросьте меня туда, пожалуйста. Можете даже не ждать, возвращайтесь в город.
– Мы вас там одну не оставим, – сказал патрульный-водитель. – Ладно, скатаем ненадолго, все равно это по маршруту.
– Там ничего нет, – упрямо повторил его напарник. – Лагерь закрыли еще в пятьдесят пятом.
И «бронежилеты» не соврали. На
Ни ворот, ни вывески, ни строений. Лес, гнилье, заросшая травой дорога, битый кирпич, черные от дождей столбы и груда трухлявых досок – все, что осталось от трибун небольшого спортивного стадиона.
Захламленный мусором пустырь среди леса.
И сколько Катя ни пыталась сориентироваться на этой свалке, понять, где располагалась летняя столовая, где корпуса, где жили дети и пионервожатые, где плац, на котором проводились пионерские линейки, где поляна для вечерних костров, она не смогла.
Только зыбкие контуры старого заброшенного стадиона.
Один из патрульных – они наотрез отказались остаться в машине, вылезли и пошли вместе с Катей, словно и правда опасались оставить ее, приезжую, коллегу из Главка, на этом месте одну, – внезапно на что-то наступил, и это что-то хрустнуло.
Точно треснула старая кость.
Патрульный наклонился и поднял с земли опутанный травой заржавевший металлический обруч. Из тех, что так любили крутить на талии спортсменки пятидесятых.
Глава 30
«СОХРАНЕННЫЙ ВЕЩДОК»
И словно какая-то тень надвинулась, закрыла собой солнечный свет.
И нестыковки сразу явили себя в деле.
Патрульные довезли Катю до УВД, развернулись и уехали снова на маршрут. А во дворе руки в бока стоял полковник Гущин и вроде как ничего, совсем ничего не делал. Мрачно созерцал запыленный внедорожник, который только что по его приказу сыщики пригнали с полицейской автостоянки.
Катя, остававшаяся в мыслях своих еще там, на тех «остановках», которые она только что проделала, догадалась, что это «сохраненный вещдок» – машина майора Андрея Лопахина, в которой тот и нашел свой конец на дорожном перекрестке.
Полковник Гущин обошел машину, распахнул дверь со стороны водителя и, наклонившись, просунулся в салон своим тучным негибким телом.
На асфальт полетели резиновые коврики для ног, которые он сдернул. Катя смотрела на тонированные стекла внедорожника.
Гущин, сопя, обыскивал салон лично. Вот снова обошел внедорожник и взгромоздился на пассажирское сиденье. Склонившись неуклюже вбок, он шарил по полу, как слепец, словно больше доверяя пальцам своим, чем глазам.
– Федор Матвеевич, что вы ищете? – спросила Катя.
Нет ответа.
