сердце. Можно это сделать случайно, а можно обдумывать свое действие многие дни. Но в этом пусть разбираются те, кто должен, — полиция, прокуратура, суд. Судебная медицина существует как бы для них и в то же время отдельно. И как бы кому ни казалось, что все это просто — кого, как, сколько раз и чем, — вот в этом-то и есть самая главная сложность. И что самое главное, ему, Саше, интересно это все исследовать. И вот этот интерес, он перекрывает все — и грязь, и вонь, и фобии, и плохое настроение, и отрицательные эмоции…
— Так когда бензин кончился и машина остановилась — этот парень на месте, что ли, остался? — все выспрашивал Хачмамедов.
— Нет, он в поле побежал.
— И кто ж его догнал? — прищурился Хачек. — Уж не ты ли?
— Я из машины не выходил. — Соболевскому не нравилось, когда Хачек обращался к нему на «ты», но он не связывался с начальником. — Следователь догнал. Кажется, попинал немного. Но я бы сказал — за дело.
— Ну вот, еще и отмутузили, — повторил Саша. На него временами находило такое «наблюдательное жизнь» настроение.
— А знаете, — Соболевский улыбнулся всем, — это в самом деле забавно. Представьте, вот мы там топчемся, на этом кладбище, как кони. Кстати, на могиле памятник поставили не хилый, пришлось его разобрать. Достаточно жарко, пыльно и противно. Потом у нас крадут труп, я остаюсь без обеда, потом мутузят этого придурка, труп возвращают… какая-то цепь глупых, никому не нужных действий. На что мы тратим жизнь? — Он грустно улыбнулся. — Между прочим, меня при эксгумациях всегда преследует странная мысль — сейчас копнем, а там откроется какое-нибудь древнее захоронение. Какой-нибудь столетней давности могильник животных, погибших от ящура, что в наших краях не редкость. Или сибирской язвы. Проходит инкубационный период — вся наша группа покрывается бубонами и помирает в страшных мучениях.
Все в комнате замолчали при этих словах Соболевского. Как ни абсурдна была идея, каждый стал примеривать на себя такую гипотетическую возможность. Наконец Хачек захохотал:
— Ну ты даешь…
— Конечно, я понимаю, что это мои фантазии, — развел руками Игорь Владимирович, — и, конечно, места для захоронений отводятся не просто так. Я надеюсь, что кто-то изучает, где можно делать кладбища, а где нельзя, но вот у меня такой пунктик. Фобия.
— А у меня часто появляется мысль, что в меня из-за какого-нибудь пня стрельнут, — вдруг сказал Извеков. — Один раз и на самом деле стрельнули, и — теперь все. Не могу ездить на эксгумации. Даже на дежурстве, как поеду труп осматривать, все — каждый раз мысленно с жизнью прощаюсь.
— Но ведь ездишь же? — спросил Хачек.
— Езжу, куда деваться. А эксгумации, слава богу, у нас бывают не каждый месяц, — сказал Витька.
— Это когда это в тебя стреляли? — удивился Саша.
— Когда ты еще пешком под стол ходил. На мусульманское кладбище ездили лет пятнадцать назад, я еще в районе тогда работал. А по их религии нельзя проводить эксгумации. Следователь из прокуратуры, который меня повез, сволочь, сам бронежилет надел, а меня не предупредил, что мы к мусульманам едем. Я только наклонился над могилой, чтобы посмотреть, кого вырыли — того или не того, как вжик! Прямо возле уха проскочило. Хорошо еще, что наклонился кстати.
— А поймали того, кто стрелял? — спросил Хачек.
— Не поймали. По-моему, и не искали особенно. Это в девяностые было. Там и сейчас в каждом доме охотничье ружье, а уж тогда и гранатометы были не редкость.
— Ну и как дальше было? — подключился к разговору Соболевский.
— Да никак. Я быстро к машине отбежал и этому чуваку из районной прокуратуры говорю: «Иди ты знаешь куда? Ты хоть тут все кладбище перерой, я больше из машины не выйду. Вези кого хочешь в отделение». Я тогда в районной больнице в патанатомии еще патологоанатомом подрабатывал. Вот я и говорю ему, что в отделении всех, кого хочешь, и опознаю, и вскрою. Но только на кладбище ковыряться среди камней — уволь. У меня же дочка как раз тогда родилась. Сейчас-то, правда, уже здоровая стала — выше меня. Но все равно, кормить-то ее надо было. И жену тоже.
— А по какому поводу эксгумация была? — Саше еще ни разу не доводилось самостоятельно провести эксгумацию. Хоть он и понимал, что удовольствие это небольшое, но вот хотелось попробовать хоть разок.
— Я в отпуске был, когда какого-то мужика там, в деревне этой, застрелили. А хирург, который вместо меня должен был вскрыть, вообще ни хрена не умел. Я потом с ним даже не здоровался. Меня из-за этого козла чуть не убили. Шутки, что ли?
— Так все-таки, чем закончилось? — не выдержал и Соболевский.
— Пыж[4] в печени нашел. — Извеков сказал это как бы между прочим, но Саша видел, что он был этим очень горд, хотя и старался не показать. — Следователь, тот самый, что в бронежилете, этому пыжу так обрадовался, чуть не плясал. Пыж-то был самодельный. Из газетной бумаги. По нему и нашли убивца. У него дома в коробке — патронов еще было штук пять. Так даже текст газетный на этих бумажках совпал. Но между прочим, как я вскрывал, если б кто видел… Кино про это надо снимать, а не каких-то «Интернов». Холодища на улице была — сорок градусов. Труп был — хуже, чем из финского холодильника. Промерз насквозь до состояния вечной мерзлоты. Благодаря этому, кстати, пыж и сохранился. Но вы представляете, как найти пыж в совершенно промерзшей печени?
— А как ты действительно вскрывал при такой температуре? — заинтересовался Хачек.
— Х-х, так и вскрывал, — горделиво пожал плечами Витька. — Не отложишь же труп оттаивать — все расползется к чертовой матери, вообще ничего не найдешь. Приказал санитару, чтобы приносил мне горячую воду в ведре каждые пятнадцать минут.
Руки прямо в перчатках засовывал в воду, чтобы погреть, и так вскрывал. Как застынут — опять погрею в воде — опять вскрываю. Чуть ревматизм так не заработал.
— Но пыж нашел, — почесал себе ус Хачмамедов.
— Нашел, — подтвердил Витя.
— Это хорошо. Молодец, — сказал Хачек. — Но вернемся к нашим баранам. Что мы имеем на сегодня? — Он открыл свою замечательную папку, в которую складывал постановления на экспертизу.
— Сегодня дежурит Извеков. А посему…
— Что он мне даст — огнестрельное или бабульку? — прикинул Саша. И тот и другой случай не вызывали у него сомнений, но с бабулькой было бы еще быстрее, чем с мужиком с развороченной головой.
— Бабушку с механической асфиксией берет… — Хачек сделал эффектную паузу, хотя эффекта от него никто не ждал, случаи были несложные, — …берет Попов. А мужика с огнестрельным ранением — Соболевский.
— O’key, — пожал плечами Игорь Владимирович. — Тогда я первым иду в секционную.
— Я одежду вашего мужчины уже осмотрел, — сказал ему Саша. — Следователю отдал один вещдок. Нашел в кармане. Похоже, этот случай как-то связан с моим. Убийство в ночном клубе.
— А кстати, по нему что-нибудь прояснилось? — посмотрел на Сашу Хачек.
— Проясняется, — мрачно подтвердил Саша. — Труп не тот. Кто именно погиб — неизвестно, повреждения не колотые, а скорее всего, причиненные тупым предметом, и предмет этот…
— Обух топора, — съязвил Витька.
— Будете смеяться — кнопка. Одна или несколько.
— Отпад, — удивился и Соболевский. — Всякое бывало, но чтобы убить — кнопкой?
— Ты в своем уме, твою мать? — побагровел Хачек.
— Физикотехники подтвердили, — сказал ему Саша. — Кнопка, знаете, какого размера, между прочим?
— С гриб, — предположил Извеков.
— С крышку. От средней такой кастрюли. Эмалированной.
— Нормально, — вскинулся Хачмамедов. — Я представляю, как будут ржать журналюги, если
