дурак-дураком, ожидая, пока его истычут до смерти, а стал орать, угрожать, ссылаться на какого-то родственника и даже вытащил складной нож.
— Но защищаться ему не дали. На теле нет никаких следов самообороны.
— Конечно, не дали. Его просто задвинули в угол, а эта ё… пьяная подруга стала около него увиваться со своими дурацкими ромашками. По поводу чего именинник ее приревновал, надавал ей по роже, а парня потыкали уже всерьез его же ножичком. Подруге же велели тоже его ударить. Ну, она поняла, что если не ударит, то проткнуть ножичком могут и ее. И бьет его маникюрными ножницами… в руку.
— А ножницы потом выбрасывает в туалете.
— Совершенно верно. И вот теперь, когда я это все, можно сказать, выбил из всех этих тамошних уродов — клубной обслуги, охранников, которые, конечно же, ничего не видели и не слышали, из посетителей, которых, поверь, не так легко было найти и еще труднее заставить заговорить, ты меня радуешь этой зашибительной причиной смерти?
— Вова, есть только один способ утяжелить диагноз. Если ты хочешь, чтобы в осложнениях стояло «острое малокровие», — иди рой землю.
— Я уже устал ее рыть. Сам иди рой.
— Я не в переносном смысле, Вова. Я — в прямом. Возле покрытой асфальтом площадки для машин должно быть место, где земля пропитана кровью. Парень сначала лежал там. Вероятно, его сбили с ног, или он сам упал в помещении клуба, его оттуда вынесли (именно вынесли, потому что вертикальных потеков крови на теле я не видел) и бросили на землю в траву. Он пролежал там несколько часов. Сильного кровотечения, наверное, у него все-таки не было, но кровь из резаных ран все-таки должна была просачиваться. Если ты найдешь это место, Вова, — собери всю землю, пропитанную кровью, какую сможешь.
— А зачем его тогда перетащили на асфальтовую площадку?
Саша пожал плечами.
— Не знаю. Может, кто-то испугался и решил специально так сделать, чтобы парня увидели. Вероятнее всего, он был тогда еще живой.
Мурашов двинулся к выходу.
— Землю, говоришь, собрать?
— Да. Если найдешь. Дождей с того дня не было. Размыть не могло. Если только площадку из шланга не мыли. Я бы поехал с тобой, но у меня сегодня важное дело.
— Здесь?
— Нет, в нотариальной конторе.
— Завещание, что ли, будешь писать?
Саша сделал такое лицо, что Володя больше ничего не спросил.
— Слушай, если я приеду за тобой к нотариусу, ты мне поможешь обнаружить следы крови?
— Ладно, черт с тобой, помогу. Только заезжай уже тогда прямо ко мне домой. И захвати с собой самый мощный фонарь.
— Ладно, заметано. — Мурашов отправился по своим делам, а Антонина была уже тут как тут. Стояла и подслушивала?
— Пошли. — Саша взял свою сумочку с документами на машину. Однако теперь Хачмамедов не дал ему уйти. Будто нарочно.
Он вышел из своего кабинета, торжественно неся перед собой бумагу, как будто это был по меньшей мере акт о капитуляции, а он сам выступал от лица страны-победителя.
— Вот! — сказал он и вручил бумагу Саше, стоящему уже на пороге.
— Что это?
— Постановление на комиссионную экспертизу. Члены комиссии — я, ты и господин Рябинкин. Возьмешь у следователя и отнесешь ему для ознакомления материалы дела и данные твоего исследования трупа.
— Хорошо. Отнесу.
Некоторое время они стояли молча, втроем. Хачек подозрительно смотрел то на Сашу, то на Антонину. Что они тут затевают? Но те молчали.
— Ну-ну, — пробурчал он сквозь зубы, повернулся и ушел назад в кабинет. Антонина ринулась к дверям, чтобы еще кто-нибудь их не остановил. Саша пошел за ней. Через минуту они уже выезжали на вожделенной «тэтэшке» с парковки.
— Что с тобой? — спросил Соболевский, только взглянув, как Лена вошла в ассистентскую. Он разбирал в своем столе какие-то бумаги. (Лена так и не успела ни с кем поменяться местами.)
— Ничего. — Лена присела за свой стол. — Холодно. — Соболевский увидел, что у нее мелко подрагивают пальцы.
— Ты, наверное, переволновалась. Ты что-нибудь ела?
— Нет.
Он подошел ближе.
— Ты заболела?
— Нет. — Она вдруг решительно встала и взяла свою сумку, затолкала в нее заключение о смерти отца. — Вот что… Мне нужно срочно уйти…
— Но как? Сейчас же секция. Витька будет вскрывать. Колото-резаное ранение грудной клетки…
— Игорь, я потом как-нибудь посмотрю.
— Что значит — потом? Не каждый же день закалывают девушек на лестничных площадках ножницами. Студентам должно быть интересно.
— Я вернусь через два часа. Петр Сергеевич не узнает, что я уходила. И даже если узнает… плевать! Мне очень нужно уйти.
Игорь посмотрел на нее уже серьезно.
— Куда ты идешь?
— В областную больницу.
— Кто-нибудь заболел?
— Нет, мне надо срочно поговорить с мамой. Она там работает.
Он помолчал с минуту, потом закрыл все ящики стола и набрал номер телефона:
— Вить? Ты еще не начал занятие? Студенты опаздывают? Придут, не волнуйся. Слушай, выручи меня. Да я знаю, что ты будешь вскрывать. Я отлучусь потихоньку часика на два. — Он помолчал, слушая, что ему говорит Виктор. — Вить, я не забыл, что я дежурю. Но мне очень надо. Если меня будут разыскивать, скажи, что я с тобой занят на секции. Съезжу, когда вернусь. Или в крайнем случае замкни нашу доблестную полицию на меня по телефону. Я буду в областной больнице.
— Ну, ладно. — Извеков был недоволен, но все-таки надо выручать коллегу. Неизвестно, что будет завтра. Самому тоже, может быть, придется обратиться.
— Спасибо, Вить. — Соболевский повернулся к Лене: — Пошли быстрее. Я тебя отвезу.
Лена стояла и смотрела на него. Он отвезет ее. Это хорошо. Она сказала, что должна уехать, но не представляла, как она сейчас поедет на троллейбусе. Чужие люди, давка… Он отвезет… Это хорошо.
Лена даже не в силах была сказать спасибо. Ей казалось, что внезапно обретенное знание истинной причины смерти ее отца сейчас разорвет ее. И сказать пока об этом она никому не может, кроме мамы. Надо быстрее ехать в больницу.
Лена сначала хотела снять халат, но потом подумала, что в халате пройдет через приемное отделение больницы быстрее. Человек в медицинском халате — якобы свой. Разве же всех сотрудников упомнишь? А Соболевский был без халата. Но в желтых ботинках — готовый поехать на новый случай в любой момент.
— Идем через черный ход.
Людмила Васильевна выглянула из лаборантской. Куда они? Наверное, на секцию. Она успокоилась — все в порядке.
Лена и Игорь быстро спустились на первый этаж, вышли во двор. Соболевский провел ее мимо помойки, где два кота лакомились, нет, не внутренними органами, а остатками Антонининого обеда,
