вы не прислушивались? Вы слишком хорошо чувствовали себя в доме вашего врага и под тяжестью обвинения в уголовном преступлении! А между тем я довольно долгое время хлопотал о вас. Да, прости меня, Боже, я думал о вас, даже не успев еще получить объяснений по поводу этой газетной заметки. Некоторое время тому назад было приготовлено завещание; теперь оно подписано, и ваш дядя не слыхал ничего о ваших последних подвигах. Почему? Ну, мне просто не хотелось раздражать умирающего; кроме того, вы могли оказаться невиновным, и в конце концов я предпочел убийцу шпиону.
Без сомнения, этот человек поступал относительно меня самым дружеским образом; однако употреблял он невыносимо неприятные выражения!
— Может быть, — заметил я, — вы найдете, что я чересчур щепетилен, но вы употребили слово…
— Я стараюсь говорить по возможности кратко, сэр, — крикнул он и ударил рукой по газете, — здесь шестью буквами написано это слово! Пожалуйста, не будьте так самоуверенны, вы еще ничего не доказали! Безобразное, противное дело. Все это крайне неприятно. Я бы отдал свою руку… Я хочу сказать, что мне не было бы жаль ста фунтов, чтобы только бросить его. Однако теперь нам необходимо действовать. Вам нет выбора. Прежде всего вы должны покинуть Англию, отправиться во Францию, в Голландию или же на Мадагаскар.
— Ну, это еще посмотрим, — возразил я.
— Нечего смотреть, — проговорил Ромэн. — Все возражения неуместны. Дело ясно как день. Вы сумели поставить себя в такое непривлекательное положение, что вам можно надеяться только на одно: на отсрочку. Со временем, если обстоятельства переменятся, мы создадим вам нечто лучшее. Но теперь это немыслимо, теперь вас здесь ждет только виселица.
— Вы рассуждаете под влиянием фальшивого впечатления, мистер Ромэн, — сказал я. — Я сам не стремлюсь очутиться на скамье подсудимых и не менее вас желал бы отложить мое появление на ней. С другой стороны, мне совершенно не хочется уезжать из Англии, в которой я чувствую себя прекрасно. У меня хорошие манеры, язык мой всегда наготове, мое английское произношение правильно, и, благодаря дядиной щедрости, денег у меня достаточно. Будет унизительно, если при таких счастливых условиях мистер Сент-Ив не получит возможности спокойно жить в каком-нибудь укромном уголке, не обращая внимания на то, как власти станут забавляться розысками Шамдивера. Вы забываете, что эти два человека ничем не связаны.
— А вы забываете, — сказал Ромэн, — о вашем двоюродном брате! Виконт составляет связующее звено между Сент-Ивом и Шамдивером. Ален знает, что вы Шамдивер.
Ромэн поднял руку, точно желая прислушаться.
— Держу пари, что это он! — вскрикнул адвокат.
Из аллеи до нас донесся стук колес, похожий на звук, который раздается в то время, когда портной, перебросив через конторку кусок материи, рвет его. Очевидно, лошади бежали очень резво; экипаж быстро приближался. Мы с Романом смотрели между занавесями, как по легкому покатому подъему двигались фонари экипажа.
— Эх, — сказал адвокат, отодвигая полотнище занавески, чтобы лучше видеть. — Это он; по езде заметно. Этот человек сорит деньгами. Идиот, он готов осыпать золотом каждого встречного, ради удовольствия очутиться… Где? Где же, как не в долговом карцере, если не в уголовной тюрьме.
— Он такого рода человек? — спросил я, впившись глазами в экипажные фонари, будто в них можно было прочесть тайну характера моего двоюродного брата.
— Вы увидите, что он человек опасный, — проговорил Ромэн. — Для вас эти фонари — маяки на подветренном берегу! Глядя на виконта, я всегда задумываюсь: каким грозным, сильным существом был он когда-то, каким представительным. И как близко мгновение, которое совершенно сломит его. Никто здесь не любит вашего двоюродного брата; мы все скорее ненавидим его; между тем при виде этого человека я испытываю странное чувство — не жалость (в мои лета ее не ощущают), скорее отвращение, что приходится разбить нечто крупное, большое, значительное; точно то же испытывал бы я, если бы дело шло о прекрасной фарфоровой вазе или громадной дорогой картине. Ну, вот и то, чего я ждал, — заметил Ромэн, когда показались фонари второй кареты. — Нельзя сомневаться — это он! Первый экипаж служил вестником, второй — следствием! Две кареты! Во второй — багаж, множество дорогих, роскошных вещей и один из его слуг. Он не может шагу ступить без лакея.
— Вы несколько раз, говоря о виконте, повторили слово «большой»! — сказал я. — Но он ведь не может быть необыкновенного роста?
— Нет, — ответил адвокат, — приблизительно вашего роста, как я сказал, давая указания портным и, по-видимому, не ошибся. Но в нем есть что-то повелительное, значительное; у него размашистые манеры; своими колясками, каретами, скаковыми лошадьми, игрой в кости… и уж не знаю еще чем он постоянно привлекал к себе всеобщее внимание и волей-неволей до известной степени внушает к себе уважение. На мысль приходит, что, когда фарс окончится, когда Алена запрут во Флитскую тюрьму, и все дело останется только в руках Бонапарта, лорда Веллингтона и атамана Платова — мир погрузится в сравнительное спокойствие. Но это не относится к делу, — прибавил Ромэн и с усилием отошел от окна. — Теперь, мистер Анн, мы под огнем, как сказали бы ваши солдаты, и нам давно пора приготовиться действовать. Он не должен вас видеть, это было бы гибельно. Теперь виконт знает только, что вы на него похожи, и этого с него более чем достаточно. Хорошо было бы устроить так, чтобы он не подозревал, что вы находились здесь.
— Это невозможно, уверяю вас, — ответил я, — некоторые слуги положительно за него, может быть, даже у него на жалованье, например, Даусон.
— Я тоже так думал! — воскликнул Ромэн.
Когда к подъезду с грохотом подкатила первая карета, адвокат прибавил:
— Во всяком случае, теперь поздно — вот он.
Мы со странной тревогой прислушивались к различным звукам, проносившимся теперь в недавно еще молчаливом доме, к стуку отпиравшихся и запиравшихся дверей, к шагам, проходившим мимо моей комнаты и замиравшим в отдалении. Очевидно, приезд виконта составлял нечто важное, почти торжественное для всей прислуги. Вдруг среди смутного и неясного гула раздался звук быстрых, легких шагов. Мы слышали, что кто-то поднимается по лестнице, идет по коридору, останавливается у моей двери… Вот украдкой и поспешно постучались ко мне.
— Мистер Анн, сэр, впустите меня, — сказал голос Роулея.
Мы с адвокатом позволили мальчику войти и снова заперли за ним дверь на замок.
— Это он, — задыхаясь, пролепетал Роулей, — он приехал.
— Вы говорите о виконте? — сказал я. — Мы так и предполагали. Но договаривайте же, Роулей. Вы хотите сообщить еще что-то, это видно по вашему лицу.
— Мистер Анн, вы правы, — проговорил мальчик. — Мистер Ромэн, сэр, вы друг мистера Анна?
— Да, Джордж, — ответил адвокат и, к моему великому удивлению, положил руку мне на плечо.
— Так вот что, — говорил Роулей, — у меня был мистер Поуль, чтобы сыграть роль шпиона! Я с самого начала так и думал! С самого начала я видел, что он ходит вокруг да около, делая разные намеки. Но сегодня он высказался. Я, дескать, должен говорить ему все, что вы будете делать, и он дал мне вот это, — Роулей показал нам монету в полгинеи, — и я взял деньги… Бейте меня до синяков, — произнес юноша, повторяя слова шуточной клятвы и искоса поглядывая при этом на меня.
Я видел, что он потерялся и сознавал это. Почти в течение одного мгновения выражение глаз Роулея изменилось: многозначительный взгляд превратился в умоляющий, лицо, бывшее лицом сообщника, сменилось физиономией виновного; с этой минуты он сделался образцом хорошо вышколенного лакея.
— Бейте до синяков? — повторил адвокат. — Что с этим безумцем, бредит он?
— Нет, — ответил я, — он просто напоминает мне кое о чем.
— Ну, хорошо, и я полагаю, что он окажется верным малым, — сказал Ромэн. — Итак, вы тоже друг мистера Анна? — прибавил он, обращаясь к Роулею.
— Точно так, — ответил мой слуга.
— Это что-то чересчур внезапное, — сказал адвокат, — но, пожалуй, чувство ваше — искреннее расположение. Я, мистер Анн, верю, что малый честен; он из честной семьи! Ну, Джордж Роулей, вы можете за эту монету при первом же удобном случае сказать мистеру Поулю, что ваш господин не уедет раньше полудня завтрашнего дня, а, может быть, пробудет в Амершеме и дольше. Скажите ему, что у нас
