порядку.
Автобус с туристами находился в пути уже часа полтора, как вдруг водитель решил сделать остановку в очередном населенном пункте. Опытные «челноки» остались сидеть на своих местах, а вот тех, кто вышел из автобуса, тут же окружили невесть откуда взявшиеся многочисленные вьетнамские дети, требовавшие дать им хоть что-нибудь. Жвачка, конфеты, какая-то мелочь – все это быстро исчезало в грязных ручонках наследников дядюшки Хо. С трудом вырвавшись из объятий местного подрастающего поколения, наши граждане забрались обратно в автобус, а детишки стучали в окна, подпрыгивали – в общем, всячески напоминали о своем существовании. Для одного из них это существование закончилось через пару минут. Когда автобус тронулся, малец лет пяти упал под заднее колесо и тут же был раздавлен. Самое интересное, что вся процедура расследования продолжалась не более четверти часа. Вьетнамцы довольно тихо стояли вокруг покойного, не оказывая ему никакого уважения. Они деловито о чем-то говорили, но похоже, без особых эмоций. Один из них пнул большим пальцем босой ноги растекшиеся по асфальту мозги. Другой за ногу оттащил маленький трупик на обочину. Пришла мама ребенка, немного поплакала, но без особого энтузиазма. Затем явился товарищ в форме военного образца, который сделал запись в ученической тетради в клеточку, похоже, советского производства, и махнул водителю: «Езжай, мол». Россияне в автобусе всю дорогу до Вунгтау молчали, изредка высказывая удивление странной реакцией вьетнамцев на событие. Только потом русскоязычный гид с собачьим именем Лай объяснил, что один из основных религиозных принципов у вьетнамцев – это «бог дал, бог взял», и что они искренне верят в то, что когда тебя «возьмут», то тебе будет гораздо лучше. Потому и не убиваются понапрасну, коль такая или какая иная трагедия случится.
Расселили народ во вполне приличной, особенно по тем временам, гостинице «Палас», состоявшей из двух корпусов: жилого и административно-развлекательного. Корпуса эти соединялись переходом, который одной стороной был обращен к улице, а другой – ко внутреннему дворику с окультуренной растительностью. От улицы, понятное дело, переход отделяла мощная решетка из металлических прутьев с заостренными концами. Номера оказались большими и удобными, с телевизорами (японскими), показывавшими пару-тройку программ на непонятных языках, а также кондиционерами. У Алексеича в номере стоял «кондишн» американской фирмы White Westinghouse 1968 года выпуска. Скорее всего, он достался вьетнамцам как трофей при отступлении американцев. Но работал исправно. Еще из техники в номере были японский холодильник, в который каждый день горничная ставила две бутылки кипяченой воды. Другую пить не рекомендовалось.
Прикольно то, что май во Вьетнаме – самое жаркое время года, и температура в тени зашкаливает серьезно за сорок. Так что бедным «челнокам» таскаться по рынкам с огромными баулами было очень тяжело. А проводили они там практически все время, приезжая в отель лишь для принятия пищи. Кстати, пища оказалась вполне здоровой: овощные супчики, морская живность, что-то вроде курицы и разные фрукты. Последние стоили крайне дешево, впрочем, как и почти все остальное. На доллар можно было приобрести штук пять ананасов. Если платить не хотелось, отойди от пляжа на сотню метров, туда, где начинались джунгли, – и вот они, халявные плоды... Кстати, загорать и купаться нормальным образом в такую погоду оказалось невозможно. Представьте себе океанскую воду, нагретую градусов до сорока, и подумайте, хотелось бы вам в ней плескаться... Поэтому все сидели под специальными здоровенными зонтиками в шезлонгах или лежали под ними на песке. Торговцы это делали только в выходной, а мы с Алексеичем – по мере желания. Даже на мелководье купаться было не очень приятно. Я-то хоть пытался какое-то время проводить в воде, а Алексеич сидел себе в шезлонге (тогда он в него еще помещался), попивал холодный напиток «7 Up», о котором россияне в то время и не слышали, время от времени плескал на себя из стоявшего рядом тазика, наполненного водой со льдом, – вот и все удовольствие. Еще можно было подозвать вьетнамца с лотком, на котором (тоже во льду) шевелилась разная морская живность, указать на понравившийся тебе моллюск или ракообразное и минут через десять получить его в только что изжаренном виде. Любопытно, что все банки с напитками были, судя по маркировке, изготовлены в Сингапуре, причем на каком-то древнем заводе, поскольку при дергании за колечко вместе с ним отрывался и треугольничек с острыми краями. Поэтому на пляже всегда приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступить на такую железку и не порезаться. В Штатах, если мне не изменяет память, банки с «неотрываемой» крышечкой появились где-то в середине шестидесятых.
Кстати, со льдом у вьетнамцев никогда проблем не было. Даже в деревушках по пути следования автобуса находились какие-нибудь точки общепита, в которых стояли древние генераторы для производства льда. Вьетнамцы замораживали огромные «шпалы», весом килограммов по пятьдесят, от которых специальной пикой, вроде той, которую использовала Шарон Стоун в «Основном инстинкте», откалывали куски нужного объема. В городах генераторы стояли повсюду, в любом продовольственном магазине, кафе и даже уличных киосках. Некоторые были французские, времен Второй мировой войны, другие – американские, а наиболее «свежие» – японские. Япония вообще, пользуясь своей географической близостью, проводила во Вьетнаме активную экспансию. Например, многочисленные мопеды, которыми пользовалось местное население, носили название «Хонда», несмотря на то, что на них зачастую было написано «Ямаха» или «Кавасаки». Спрашиваешь, например, вьетнамца, разъезжающего на «Ямахе», как его транспорт называется, а он тебе и говорит: «Хонда». Прямо как у Козьмы Пруткова: «Если на клетке слона написано „буйвол», не верь глазам своим». Даже на обочинах дорог, где продавали канистры, канистрочки и банки с бензином, у каждой «точки» висел от руки написанный плакат «Хонда». Это слово так же прочно вошло в жизнь вьетнамцев как определение мопеда, как у нас «ксерокс» – как определение копировального аппарата, а у чехов «рифлы» – как определение джинсов.
В те времена во Вьетнаме автомобильный транспорт был редкостью. Основу, как мы уже упоминали, составляли мопеды, затем шли велосипеды и велотележки разных модификаций, грузовые и легковые. И при всей кажущейся хрупкости эти тележки выдерживали стопятидесятикилограммового Алексеича. Более того, его вез вьетнамец-рикша, который и сам-то весил раза в четыре меньше. И вез без малого километров пять до хорошего пляжа, а потом и обратно. Между прочим, всего за доллар.
Провинциальный вьетнамский рынок начала девяностых годов выглядел очень похожим на начавшие появляться тогда российские вещевые рынки. Вот только товары там были в несколько раз дешевле. Дороже, чем в России, там оказалась только аудио-, видеотехника. Тот тверской «челнок», купивший в Шереметьевском дьюти фри недорогой видеомагнитофон «Панасоник», успешно сбыл его на вьетнамском рынке, получив примерно 30 процентов навара. А закупались там для продажи в основном тряпки: от нижнего белья до зимних курток. Платья стоили по 20 долларов за десяток, мужские летние брюки примерно столько же, джинсы – по 5-10 долларов, в зависимости от качества. Всякие полудрагоценные камни шли чуть ли не на вес. Интересно было изучать огромный развал наручных часов. Там присутствовало все: от явных подделок за 5-10 долларов до абсолютно идентичных натуральным «Сейко» и «Ориентов». Не знаю, каким образом они попадали во Вьетнам, может, это была какая-то «некондиция» из Японии, но часы, имевшие в большинстве случаев какой-то маленький, почти не видимый дефект – царапинку на краю стекла, плохо застегивающийся браслет... – оказывались вполне приличного качества. Алексеич купил себе «Ориент Колледж» – огромную «гайку» с вишневым циферблатом, светящимися цифрами и стрелками и надежной механикой за 45 долларов. Носил он часы лет десять, причем неоднократно они падали, в том числе и в воду, но механизм работал исправно.
Зная Алексеича, скажу, что он терпеть не может торговаться, поэтому «челнока» из него никогда бы не получилось. Хотя для того чтобы купить всем родственникам обоего пола многочисленные обновки, он просто подходил к прилавку, спрашивал, сколько стоит, скажем, пять пар джинсов разного размера, а затем на предложение заплатить 50 долларов, говорил: «Тридцать». И обычно вьетнамцы сразу соглашались, что было удивительно, поскольку наши «челноки» для того, чтобы скинуть «двадцатку», уговаривали их часа два. Правда, удивление прошло довольно быстро, и вот почему.
Расхаживая по дикой жаре в толпе мелких вьетнамцев, наш большой друг выглядел примерно как Гулливер в стране лилипутов. Через некоторое время он заметил, что пользуется каким-то странным вниманием. Приближавшиеся к Алексеичу на расстояние вытянутой руки местные жители норовили коснуться его, после чего стыдливо отдергивали руку и улыбались. Сначала он думал, что стал мишенью для какого-то неведомого общества гомосексуалистов-вьетнамцев, но потом заметил, что и женщины, причем совершенно разного возраста, тоже стремятся до него дотронуться. После этого они, хихикая, отскакивали в сторону. Вечером гид объяснил Алексеичу, что в стремлении местного населения прикоснуться к прекрасному
