У стойки пили матросы. Девочка двенадцати лет присматривала за пианолой, которую она время от времени выключала и опускала туда монеты в два су.
Все ожило мгновенно. Едва сойдя с шарабанов, сразу пустились в пляс, принялись отодвигать столы, потребовали напитки. Мегрэ потерял было Джеймса из виду, но потом обнаружил его у стойки. Он задумчиво стоял с рюмкой перно.
В саду под деревьями парень накрывал столы. Кучер одного из шарабанов вздохнул:
— Только бы не продержали нас слишком долго. Суббота все-таки.
Мегрэ остался один. Он медленно огляделся вокруг. Увидел домик, из трубы которого выходил дым, шарабаны, навес, влюбленную парочку, толпу ряженых.
— Так, так, — пробурчал он.
Двухгрошовый кабачок! Намек на бедность его или на то, что надо два су опустить в пианолу, чтобы услышать музыку?
И вот здесь находится убийца! Может, кто-нибудь из тех, кто явился на свадьбу. Может, молодой рабочий. Может, моряк.
Или Джеймс! Или Бассо?..
Электричества не было. Навес освещался двумя керосиновыми лампами. Такие же лампы и на столах в саду, поэтому все вокруг, казалось, состоит из пятен света и тени.
— К столу! Сейчас есть будем!
Публика продолжала танцевать. Пили. Глаза оживились. Некоторые уже успели, наверно, выпить несколько аперитивов подряд, потому что буквально через четверть часа в воздухе запахло алкоголем.
Старуха из бистро сама прислуживала за столом, волновалась, все ли удалось — колбаса, омлет и кролик! Но никто не обращал на нее внимания. Ели, даже не замечая что. И все требовали вино.
Общий гам, перекрывающий музыку. Матросы у стойки наблюдали за происходящим, неторопливо обсуждая электродвигатели и каналы севера.
Молодые влюбленные танцевали, прижавшись щекой друг к другу, но взгляд их не покидал столы, за которыми развлекались.
Мегрэ не знал никого. Рядом с ним сидела женщина, соорудившая себе дурацкую усатую физиономию, усыпанную родинками; она все время называла его «дядя Артур».
— Дай мне соль, дядя Артур.
Все были на «ты». Подталкивали друг друга локтями. Неужели они так хорошо знакомы? Разве они не были просто случайными собутыльниками?
Интересно, что мог делать в обычной жизни ну хоть вот тот седой тип, переодетый старухой?
А та дама, нарядившаяся, точно девочка, и разговаривающая фальцетом?
Буржуа, как Бассо? Марсель Бассо сидел рядом с невестой. Он не заигрывал с ней. Только время от времени многозначительно поглядывал на нее, что должно было означать: «Хорошо же нам было днем!».
Авеню Нил, в меблированной комнате! А муж тоже здесь?
Кто-то пустил ракеты. В саду зажгли бенгальские огни, и державшаяся за руки молодая парочка стала умиленно следить за ними.
— Прямо, как декорация в театре, — прощебетала красавица в розовом.
И где-то здесь находится убийца!
— Речь! Речь! Речь!
Восхищенно улыбающийся Бассо поднялся, кашлянул, изобразив смущение, и начал дурашливую речь, вызвавшую аплодисменты.
На мгновение взгляд его остановился на Мегрэ. Это было единственное серьезное лицо за столом. Комиссар почувствовал, что тому немного не по себе.
Несколько раз взгляд Бассо возвращался к нему, вопрошающий, обеспокоенный: «…а вы повторяйте все со мной: „Да здравствует невеста!..“.
— Да здравствует невеста!
Все поднялись. Стали обнимать невесту. Начали танцевать. Чокались стаканами. Мегрэ увидел, как Бассо подошел к Джеймсу и спросил его что-то, наверняка:
— Кто это?
Он услышал ответ:
— Не знаю… Свой!.. Шикарный тип!..
Столы опустели. Танцевали под навесом; неизвестно откуда набрались люди, едва отличимые от стволов деревьев. Держались они в темноте, наблюдая за веселящимися.
Раздалось хлопанье пробок открываемого шипучего.
— Пойдем выпьем стаканчик! — сказал Джеймс. — Полагаю, ты не танцуешь?
Ну и парень! Он выпил уже столько, что вполне хватило бы на четверых, если не на пятерых. А пьяным его не назовешь. Поплелся ленивой походкой, слегка навеселе. Затащил Мегрэ в дом. Уселся в вольтеровское кресло хозяина.
Старуха, согнувшись в три погибели, мыла посуду. А хозяйка, лет под пятьдесят, видимо, ее дочь, хлопотала вокруг гостей.
— Эжен! Еще шесть бутылок искристого… Пожалуй, попросил бы кучера съездить за ним в Корбей.
Маленькая деревенская таверна, очень бедная внутри. На стене часы с маятником в резном корпусе. Джеймс вытянул ноги, взял заказанную бутылку, налил два полных стакана.
— Твое здоровье!
Отсюда свадьба не была видна. Слышен был только шум, заглушавший музыку. Через открытую дверь проглядывала убегающая поверхность Сены.
— Предлог, чтобы потискаться в закоулках и все прочее, — презрительно буркнул Джеймс.
Ему было тридцать, но чувствовалось, что он не из тех, кто станет обнимать дамочек по углам.
— Держу пари, что их уже достаточно в саду.
Он смотрел на старуху, склонившуюся над лоханкой с посудой.
— Послушай, дай-ка мне тряпку! — сказал он.
И он принялся вытирать стаканы и тарелки, время от времени отхлебывая глоток вина.
Иногда кто-нибудь проходил мимо двери. Мегрэ воспользовался моментом, пока Джеймс говорил со старухой, чтобы исчезнуть. Он и двух шагов не сделал, как кто-то остановил его, попросив огня. Человек с седыми волосами, одетый в женское платье.
— Спасибо! Вы тоже не танцуете?
— Вообще не танцую.
— Не то что моя жена. Она не пропустила ни танца. — Мегрэ осенило.
— Это кто, невеста?
— Да… А когда утихомирится, схватит простуду.
Он вздохнул. Выглядел он карикатурно — серьезное лицо пятидесятилетнего человека и платье старухи.
Комиссар попытался представить себе, чем он занимается в нормальной обстановке, как он обычно выглядит.
— Мне кажется, я уже где-то встречал вас, — проговорил он наугад.
— Мне тоже так кажется… Где-то мы уже виделись… Но где? Разве что вы покупали у меня рубашки.
— Вы торгуете рубашками?
— На Больших Бульварах.
От жены его больше всего было шуму. Она явно была пьяна, что сказывалось в крайнем возбуждении. Танцуя, она так прижималась к Бассо, что Мегрэ отвернулся.
— Забавная девчонка, — вздохнул муж.
Девчонка! Тридцатилетняя женщина, изрядно полная, с чувственным ртом и горящими глазами, которые, казалось, предлагали себя целиком кавалеру!
— Когда она веселится, то вовсе теряет голову.
Комиссар смотрел на своего собеседника и не понимал, сердится он или растроган.
