помнит один разговор, подслушанный в тюремном дворе во время прогулки. Заключенные, как обычно, были на взводе и, как обычно, из кожи вон лезли, чтобы доказать что-то друг другу. Они болтали между собой. Громко. И конечно, сильно преувеличивали. Но маленький человек все же вынес из услышанного урок. Еще один.
Парни говорили, что в случае передряги:
— Вовсе не эти ублюдки флики решают наши проблемы. Поскольку мы улаживаем их сами, а придурков, пожелающих промышлять на нашей территории, мы в порошок сотрем.
Поэтому Лекюийе благоразумно избегает опасных для себя кварталов. И демоны молча одобряют его поведение.
Его любимое время для выслеживания добычи — среда, первая половина дня, а в другие дни недели — либо позднее утро, либо ранний вечер, когда дети возвращаются из школы, идут в спортивные секции или на какие-то другие занятия. Выбрав жертву, он приходит на то же место еще раз. Можно сказать, проводит рекогносцировку на местности. А потом плетет свою паутину и терпеливо выжидает, надеясь, что ребенок в нее в конце концов попадется. Запутается в нитях. Еще он имеет обыкновение подкарауливать неподалеку от бассейнов. В пору своих прошлых подвигов одного он поймал как раз у бассейна. Воспоминание об этом вызывает в нем дрожь. В его нынешней работе есть свои достоинства и недостатки. Достоинства: машина обеспечивает мобильность, простоту перемещения, автономность, анонимность (пока еще она сохраняется). Зарплата его вполне устраивает. Недостатки: он не может постоянно вести свою охоту в нужном месте и в нужное время. Но это неудобство щедро компенсируется машиной. А еще он увеличивает площадь своих охотничьих угодий.
От только что наступившей ночи веет холодом. Лекюийе надоело охотиться, он решает вернуться домой. Но прежде останавливается на заправке, заливает полный бак и покупает себе что-то на ужин. Двадцать минут уходит на поиск подходящего места для парковки. Пешком добираясь до своего дома, он проходит по улице Жерар, совершенно пустынной. Машины стоят с правой стороны. Он идет по левой. Вдоль водосточного желоба. Ему весело так идти. В детстве ему хорошенько влетало, когда он возвращался домой в промокших ботинках. Но сейчас водосточный желоб сух. Он продолжает так идти еще метров тридцать. Потом резко останавливается. И тогда в памяти его возникают — сначала смутные, размытые, потом все более четкие — образы и звуки.
Битва среди ночи — это случилось в далеком прошлом. Он не помнит, когда именно, — может быть, тринадцать лет назад.
Лекюийе стоит, прислонившись к стене, и старается запомнить эту сцену. Сначала обстоятельства.
Это случилось под вечер, давно-давно. Ему попался мальчик лет десяти, возвращавшийся домой; он развлекался тем, что одной ногой шел по тротуару, другой — по водосточному желобу. Фокусы Лекюийе заставили ребенка остановиться. Через три минуты он уже завоевал его доверие; через пять — повел его за собой в помещение для мусорных контейнеров, якобы чтобы поменять лампочку. Оглушил его и положил в нужную позу, подготовил к жертвоприношению. Все прошло довольно хорошо. И тогда в помещении появилась собака. Огромная. Он не слышал, как она вошла, и заметил ее, лишь когда, встав на колени возле ребенка, ощутил у себя над ухом тяжелое, горячее дыхание, а потом раздалось рычание. От страха он вскочил на ноги и отпрыгнул. Собака стояла там, в полумраке. Порода? Не имеет значения, он все равно в них ничего не понимал. Собака казалась ему огромной. А значит, злой. Она глухо рычала. Лекюийе видел ее раздвинутые челюсти и торчащие клыки.
Маленький человек держал в правой руке свое любимое оружие, отвертку примерно тридцати сантиметров длиной, переделанную в заточку. Он крепко сжимал ее тонкую рукоять в правой руке, до хруста в суставах. И тогда собака сделала прыжок. Арно Лекюийе тут же несколько раз наугад сделал выпад. Первый раз попал собаке в глаз, потом несколько раз лихорадочно ударил зверя в левый бок. Собака с воем убежала — вне всякого сомнения, удалилась умирать в какое-нибудь укромное местечко. Арно Лекюийе тоже решил убраться восвояси. Он уходил пошатываясь; ноги дрожали так, что в какое-то мгновение ему показалось: он и идти не сможет. На куртке осталась кровь животного. Он бросил одежду в мусорный бак, вытер отвертку и убрал ее в правый рукав рубашки. А потом целую ночь бродил по улицам, пытаясь успокоиться. Ему это почти удалось к тому моменту, когда в два часа ночи он вернулся к себе домой.
Он пошел тогда по улице Жерар: левой ногой по тротуару, правой — по водосточному желобу, как в детстве. Как тот мальчик, оглушенный им несколькими часами ранее. Именно так он его и поймал. Заметил скучающего ребенка, шедшего вдоль водосточного желоба, и двинулся ему навстречу, подражая его движениям. А фокусы стали лишь эффектной концовкой. Мальчик был поражен его выходкой, а манипуляции с игральными костями окончательно его заворожили. Если бы не эта чертова собака…
А потом, когда он был уже всего в нескольких десятках метров от дома, сзади появилась машина. Водитель сильно разогнался.
Лекюийе стоит, прислонившись к стене, и отчетливо видит все, что тогда произошло. У него такое впечатление, будто он смотрит фильм, в котором сам снимался.
Он продолжал идти одной ногой по водостоку, другой — по тротуару, так, словно вокруг никого не было, не обращая внимания на машину, все еще захваченный тем, что он только что совершил. Нет, этот болван не задавит его — особенно сейчас, когда он вновь переживает сцену знакомства с мальчиком. Машина пронеслась мимо, сильно ударив зеркалом его правую руку. С его стороны никакой реакции не последовало. Оно и понятно: эта боль, по сравнению с только что испытанным шоком, казалась сущим пустяком. В автомобиле сидели четверо: два молодых человека и две девушки. Водитель остановился в нескольких метрах впереди и, выйдя из машины, решительно направился к нему. Лекюийе почувствовал сильный удар в челюсть и навзничь свалился на землю. Парень со всей силы засветил ему кулаком, он даже ничего не успел заметить. Нападавший стоял над ним и оскорблял его. Пассажиры звали его. Теперь этот болван смеялся. Лекюийе встал. Противник не мешал ему, так ему удобнее было нанести второй удар. А маленький человек, никем не воспринимаемый всерьез, держал в правой руке свою отвертку, незадолго до этого использованную при убийстве собаки. Парень, уверенный в своей силе, ничего не заметил и приблизился, чтобы уничтожить какую-то тварь дрожащую перед ним. Лекюийе позволил ему подойти. Сам он почти не двигался, только выбросил вперед руку и ударил противника снизу вверх. В самое сердце. Остальные, разумеется, ничего не поняли. Просто они увидели, как их приятель рухнул на землю, словно в замедленной съемке. Когда они подошли ближе, он уже испускал дух.
Арно Лекюийе воспользовался всеобщим замешательством и сбежал. Быстро. Очень быстро. Он сразу свернул налево, на улицу Жан-Мари-Жего, — во весь опор, не дыша, а потом влетел на улицу Бют-о- Кай. Не размышляя, не останавливаясь, он пересек ее и понесся вдоль городского парка. Спустя некоторое время встал в тени ограды, чтобы отдышаться и подумать. Его сердце сильно билось. По улице Бобийо нельзя двигаться ни в коем случае. Она выходит на площадь Италии. Полицейский патруль непременно проедет именно там, и его остановят. Совершенно точно. Он сам не знал, куда идет. Вой полицейской сирены, в ночной тишине звучащий громче, чем днем, решил все за него. Он одним махом перепрыгнул ограду и побрел по парку.
Табличка цвета зеленой листвы с белой каймой сообщила ему, что он находится в сквере Анри Русселя, годы жизни: 1866–1925, председателя Генерального совета департамента. Лекюийе, впрочем, это совершенно не волновало. Оказавшись в парке, он прилег на траву под деревьями, в кустах, и не двигался. Здесь его совсем не было видно. Он никак не мог успокоиться. Минут через двадцать он услышал медленно проезжавшие мимо машины. Не было необходимости вставать, чтобы понять, в чем дело. Он видел в небе над собой голубые огни их мигалок, потом слышал громкие разговоры фликов, делающих обход. Время от времени один из них освещал фонариком территорию парка. Лекюийе лежал в кустах ничком, закрыв голову руками, и ждал, что его вот-вот обнаружат. Потом, на протяжении следующих двух-трех часов, звуки, всполошившие всех жителей окрестных домов, стихли. Лекюийе рассудил, что это уже слишком: сначала мальчик, потом собака и вот в придачу этот парень, — он чувствовал себя гранатой с выдернутым кольцом, то есть вот-вот готовой взорваться.
Он все так же стоит у стены и вновь видит перед собой эту сцену. Как вышел из парка около семи часов утра, соблюдая все возможные предосторожности. За всю ночь он не сомкнул глаз. Не зная, куда идти, он все утро бродил по городу, не отваживаясь пробраться в свой квартал. И лишь после, днем,
